Кронштадтский мятеж

Наряду с клятвами верности Советской власти кронштадтские идеологи в первых своих заявлениях столь же настойчиво распинались в своем миролюбии. В уже цитированном выше обращении «К населению крепости и города Кронштадта» говорилось: «Временный комитет озабочен, чтобы не было пролито ни одной капли крови». Накануне ночью радиостанция мятежников впервые подала в эфир свой голос. И первая фраза также звучала подчеркнуто миролюбиво:

«Всем! По воле кронштадтских матросов, красноармейцев и рабочих власть в Кронштадте без единого выстрела перешла в руки Временного революционного комитета». [347]

347

349. «Последние известия», 7 марта 1921 г.

«Без единого выстрела» — эта формула настойчиво повторялась в течение всей недолгой истории мятежа.

Но это была в значительной степени пропаганда, так сказать, «на экспорт». Сами мятежники вовсю готовились к вооруженной борьбе.

Прежде всего были смещены с постов и в значительном большинстве арестованы командиры-коммунисты и те из беспартийных, которые остались верны Советскому государству и своему гражданскому долгу. Из среды мятежников на эти многочисленные вакансии выдвигались новые «кадры». Сохранились показания одного из таких мятежных «выдвиженцев» после пленения его Красной Армией: он был застрельщиком мятежа в отряде главного минера крепости и в период контрреволюционного переворота в Кронштадте производил аресты командиров. Из его показаний ясно видно, что уже 4 и 5 марта было практически осуществлено решение офицерского «военного совета» разбить крепость на «боевые участки». Во главе каждого из них назначались верные «ревкому» люди; коммунисты, а также командиры, оставшиеся преданными своему долгу, разоружались и арестовывались. [348] Всеми этими действиями руководил вновь созданный штаб обороны крепости, сплошь состоявший из контрреволюционного офицерства во главе с Е. Соловьяновым.

348

350. ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 5, д. 214, л. 272.

Предвидя неизбежность вооруженных действий, мятежники сразу же начали исподволь готовить гарнизон крепости и ее население к будущим боям. Уже 4 марта в «Известиях ВРК Кронштадта» появилось следующее обращение:

«Граждане! Кронштадт сейчас переживает напряженный момент борьбы за свободу. Каждую минуту можно ожидать наступления коммунистов с целью овладеть Кронштадтом и навязать нам свою власть… Поэтому Временный революционный комитет предупреждает граждан не поддаваться панике и страху, если придется услышать стрельбу». [349]

349

351. «Известия ВРК Кронштадта», 4 марта 1921 г.

Итак, «ревком» обещал населению Кронштадта, что «придется услышать стрельбу». Организовать должным образом эту «стрельбу», разумеется, не могли писарь Петриченко, телефонист Яковенко и др. Подняв оружие против Советской власти, главари мятежа сразу же попали в зависимость от офицерства. Вот почему советская пропаганда, делавшая упор именно на это обстоятельство, так задевала и нервировала их. Кронштадтское радио обращалось в эфир с «опровержениями» по этому поводу. «В Кронштадте вся полнота власти, — говорилось в одном из них, — в руках только вооруженных мастросов, красноармейцев и рабочих, а не белогвардейцев с каким-то генералом Козловским во главе». [350] Однако в те самые дни, когда эфир над островом Котлин разносил подобные «опровержения», «какой-то генерал Козловский» вместе с Петриченко и другими заправилами «ревкома» разрабатывал планы обстрела Ораниенбаума и Петергофа.

350

352. «Известия ВРК Кронштадта», 6 марта 1921 г.

Руководители мятежа, впрочем, отлично знали стихийное недоверие массы матросов и солдат к бывшим офицерам. Анархиствующим «клешникам» это чувство, кстати говоря, было присуще особо сильно. Вот почему «ревком», демонстрируя свою «революционность», назначил своего члена Яковенко (заместителя «самого» Петриченко) в качестве своеобразного «комиссара» при штабе обороны крепости. Характерная деталь: объявляя себя борцами против «комиссародержавия», главари мятежа на практике пытались использовать методы политической работы большевиков! Однако этот «комиссар» сразу же подпал под влияние штабного офицерства. [351]

351

353. «Красная летопись», 1931, № 1 (40), стр. 60.

12 марта тот же Петриченко дал в Кронштадте интервью корреспонденту эсеровской газеты «Воля России». В ходе интервью, в частности, был затронут вопрос о роли офицерства в «третьей революции». Петриченко поспешил успокоить «левую» эмигрантскую общественность: «Офицеры ничем не проявляют себя. Они только «военспецы». О них в Кронштадте даже не говорят». Однако дальше неопытный политикан высказался уже совсем иначе на ту же тему: «Наметили план совместной борьбы. Офицеры и инженеры молодцы — дружно работают». [352] Этому авторитетному признанию нельзя не поверить: источников, рисующих внутреннюю обстановку в мятежной крепости, сохранилось крайне мало, но все они согласно свидетельствуют, что контрреволюционные офицеры действительно «дружно работали» в пользу «третьей революции». И, напротив, нет ни одного конкретного известия о том, чтобы между «ревкомом» и этими самыми «военспецами» случались конфликты.

352

354. «Воля России» (Прага), 15 марта 1921 г.

Вечером 4 марта в гарнизонном клубе вновь состоялось заседание «делегатского собрания». На этот раз на нем присутствовало всего 202 делегата [353] — значительно меньше, чем в роковой день 2 марта. Вне всякого сомнения, это сокращение числа присутствующих объясняется, во-первых, арестом или отступлением из Кронштадта многих коммунистов и советских работников, а во-вторых, отрезвлением некоторых лиц из числа депутатов, которые поняли, что события зашли уже слишком далеко.

353

355. «Известия ВРК Кронштадта», 5 марта 1921 г.

«Официоз» мятежников дал информацию об этом заседании под крикливым заголовком: «Победить или умереть». Дела, о которых вели речь мятежные депутаты, очевидно показывали, что уже и тогда вторая половина этого заголовка была для них гораздо более очевидна, чем первая. Например, сообщалось, что «город и гарнизон вполне обеспечены как топливом, так и продовольствием». На самом деле все обстояло не так, и кронштадтцы об этом прекрасно знали.

Мятежная газета утешала себя и своих читателей тем, будто «восстание» в поддержку кронштадтцев задерживается лишь потому, что «население и рабочие этих городов держатся коммунистами в полном неведении о том, что делается в Кронштадте». Однако из сообщений немногочисленных перебежчиков из Ораниенбаума, Петергофа и Сестрорецка, а также со слов нескольких агитаторов, сумевших как-то вернуться из Петрограда в Кронштадт, было ясно — вопреки всем звонким фразам, — что надежд на «третью революцию» очень немного.

Продолжались гонения на коммунистов: было предписано «в трехдневный срок переизбрать правления» всех профессиональных союзов — с какой целью декретировались эти перевыборы, понимали все.

Петриченко, ссылаясь на то, что «ревком», по его словам, «переобременен работой», предложил расширить его состав до 15 членов. В дополнение к пяти, уже известным, на том же заседании было избрано еще десять человек. Среди новых членов «ревкома», как и в числе пяти прежних, не было ни одного офицера. Впоследствии «Известия ВРК Кронштадта», как бы оправдываясь, поместили статью с нарочитым названием «Наши генералы». [354] Действительно, род занятий мятежных вождей был таков: Романенко — «содержатель аварийных доков», Тукин — «мастеровой электромеханического завода», Банков — «заведующий обозом управления строительства крепости», Павлов — «рабочий минных мастерских» и т. д. Выше уже говорилось, что в период разрухи и голода, вызванных гражданской войной, среди мелких служащих, мастеровых и даже рабочих оказалось известное число «бывших». Газета «Красный Балтийский флот» дала существенное дополнение к социальным характеристикам кронштадтских «ревкомовцев». Подробности, даваемые советской флотской газетой, представляются довольно достоверными. И вот оказывается, что Тукин (секретарь «ревкома») до революции был владельцем нескольких домов и, кроме того, имел три магазина, домовладельцем был и Байков, а Павлов в прошлом служил в сыскном отделении уголовной полиции. [355] Характерно, что мятежники никак не оспаривали этих сообщений, хотя их газета очень любила заниматься «опровержениями» сообщений советской печати.

354

356. «Известия ВРК Кронштадта», 12 марта 1921 г.

355

357. «Красный Балтийский флот», 12 марта 1921 г.

Среди 15 членов «ревкома» ровно 1/3 — пять человек — были из команд линкоров «Петропавловск» и «Севастополь», что является прямым доказательством того, что именно на этих двух кораблях сложилось основное руководящее ядро мятежников. С. Петриченко, Ф. Патрушев (гальванер, год призыва — 1912) были с «Петропавловска», а трое других — Г. Ососов (машинист, год призыва — 1914), П. Перепелкин (гальванер, год призыва — 1912), С. Вершинин (матрос, год призыва — 1916) с «Севастополя». [356] Как видно, все они являлись старослужащими. О партийной принадлежности членов «ревкома» известно очень немного. Достоверным, безусловно, является факт, что В. Вальк — мастер Кронштадтского лесопильного завода — был членом меньшевистской партии с 1905 г. и со своей партийной организацией не порывал. [357] Об остальных членах «ревкома», равно как и о других активистах антисоветского мятежа в Кронштадте, источники сохранили крайне скудные сведения. Вполне вероятно, что политическая позиция большинства их была аморфной, зыбкой, нечеткой, и это ясно отражало всю анархическую мелкобуржуазную природу мятежа. Это был классический пример того, что В. И. Ленин назвал колеблющейся меньшевистски-эсеровски-беспартийной массой. [358] «Беспартийный» кронштадтский «ревком» с каждым днем своего существования все более и более склонялся вправо.

356

358. Установлено по спискам личного состава 1-й бригады линейных кораблей (ЦГАВМФ, ф. р-304, оп. 1, д. 41, 43).

357

359. ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 5, д. 1, л. 81 об.

358

360. См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, стр. 238.

«Идеологические», так сказать, деятели мятежников отличались такой же политической аморфностью, как и члены «ревкома». Таков был А. Ламанов — фактический руководитель «Известий ВРК Кронштадта». До начала мятежа он в течение года числился в РКП, но как только в Кронштадте установилась власть «ревкома», он в числе первых подал заявление о выходе из партии. Уже 5 марта Ламанов опубликовал в своей газете комически напыщенное заявление, в котором говорил, что он всегда был эсером-максималистом, но потом его, дескать, обманули и он подался к коммунистам; теперь-де он опять просит считать себя максималистом… [359] Позже, взятый в плен советскими войсками, он охотно давал показания о мятежных «вождях», которых еще недавно прославлял в своей газете. [360]

359

361. «Известия ВРК Кронштадта», 5 марта 1921 г.

360

362. ЛГАОРСС, ф. 1000, оп. 5, д. 1, л. 82.