Кровь богов

Солнце достигло зенита, и по всему городу – в храмах, на рынках, в мастерских – зазвонили полуденные колокола, отмечая конец смены. Агриппа посмотрел на десять тысяч легионеров и четыре тысячи солдат вспомогательных войск. Великие воины великой страны. Не так уж часто Виспансию Агриппе приходило в голову, что момент, который он сейчас переживает, – один из важнейших в его жизни. Как правило, свои решения он оценивал через месяцы, а то и годы. Но сейчас он знал, что наступил исторический час, и медленно вдохнул, наслаждаясь тем, что видел перед собой. Имя Цезаря само по себе значило не так и много. Но Гай Октавиан нашел слова, которые позвали всех этих солдат. Агриппа надел шлем и завязал ремешки под подбородком.

Октавиан посмотрел налево, направо, а потом на своих друзей. Его глаза сверкали юмором и надеждой.

– Вы едете со мной? – спросил он.

– Почему бы нет, Цезарь? – Меценат в изумлении покачал головой. – Как можно такое пропустить?

Октавиан улыбнулся.

– Подавай сигнал к маршу, легат Силва, – приказал он. – Напомним сенаторам, что они не единственная сила в Риме.

Трубы взревели по всему Марсову полю, и два легиона маршем двинулись в город.

Глава 11

Рим встретил легионы, идущие с Марсова поля, открытыми воротами. В тени стен собирались горожане – новости распространялись по городу быстрее, чем маршировали военные. Имя Цезаря летело впереди, и люди сбегались толпами, чтобы посмотреть на наследника Рима и всего мира.

Поначалу Октавиан и легаты ехали с напряженными спинами, изо всех сил сжав руками поводья, но люди, запрудившие боковые улицы, приветствовали их все громче. Марий в свое время потребовал от Сената устроить ему триумфальный въезд в город, а Юлий Цезарь насладился четырьмя такими триумфами, празднуя свои победы и разбрасывая монеты.

Те, кто видел, что творилось в Риме несколько дней назад, заметили, что горожан на улицах стало меньше, чем до погромов. Немалая часть Рима лежала в руинах или выгорела, но они все равно гордились своим городом и вопили от восторга. Их крики пьянили, как хорошее вино, и настроение у Октавиана стремительно поднималось – не хватало только раба, который шептал бы ему на ухо: «Помни, что ты смертный».

Все прежние триумфы заканчивались на Форуме, и толпа, похоже, это понимала, потому что бежала впереди легионов, и народу все прибавлялось. Граждане и рабы принялись скандировать имя Цезаря, и Октавиан чувствовал, как краснеет его лицо: всеобщая любовь сокрушала его. Сидя на лошади, он, как и его друзья, находился на уровне нижних окон, выходивших на улицу, и видел мужчин и женщин, которые высовывались из них как можно дальше, чуть ли не дотягиваясь до него руками.

На трех перекрестках какие-то люди принимались выкрикивать проклятья, но с ними каждый раз разбирались стоявшие рядом. Один так и остался лежать после того, как его огрел по голове пожилой торговец. Легионы продвигались к Форуму, и Октавиан знал, что никогда не забудет этого похода. Сенат мог отыграться на его семье, но люди не стеснялись выказывать свою любовь.

Они поднялись на Капитолийский холм тем же путем, что и убийцы. Октавиан скрипнул зубами, подумав, как те, кто называл себя Освободителями, гордо демонстрировали народу окровавленные руки. Он почувствовал, как в нем опять закипает ярость. Убийства в Республике случались, но никто никогда ими не гордился. За это молодой человек ненавидел Освободителей не меньше, чем за их зависть и жадность.

Он не сомневался, что в дома сенаторов отправлены посыльные с сообщениями о чрезвычайной ситуации. Октавиан горько улыбнулся при этой мысли. Без мощи легионов Сенат – несколько сотен стареющих мужчин. Он ясно это показал, отбросив занавес, скрывавший их слабость, и теперь надеялся, что голосовавшие за амнистию слышат рев толпы, приветствующей Цезаря. Он надеялся, что звук этот вселит в них ужас.

Даже просторный Форум не мог вместить два легиона. Первые несколько тысяч прошли дальше, позволив остальным войти в сердце Рима. Легаты Силва и Паулиний отправили гонцов в хвост колонны с приказом занимать боковые улицы, а не продвигаться на Форум. В каждом храме могло поместиться по несколько сотен легионеров, в каждый патрицианский особняк – примерно столько же. Остальным предстояло встать лагерем прямо на улицах, блокируя все подходы к Форуму. Костры для приготовления пищи пришлось бы разжигать в выложенных камнем ливневых канавах. Впервые центр города принадлежал легионам.

Потребовалось время, чтобы организовать и разместить людей. Легаты и их офицеры трудились в поте лица, но справились с поставленной задачей. Легионеры заполнили Форум и блокировали все подходы к нему, но горожане могли свободно проходить на Форум и обратно. Только в Дом девственниц не ступила нога посторонних, как и приказал Октавиан. Помимо долга перед Квинтиной, он понимал – как, пожалуй, и все, что пребывание легионеров среди молодых женщин могло привести к бесчестию и трагедии. Он начал осознавать, какие проблемы возникали у Цезаря при передвижениях большого количества солдат, но структура легиона создавалась с тем, чтобы реагировать на команду одного человека, и ему не приходилось думать обо всем сразу. Он доверял офицерам, которые знали свое дело и делали все, что могли.

Вечерние сумерки еще только сгущались, когда на Форуме зазвучали трубы. Легионеры не могли поставить палатки на камнях, даже если бы хватило места. Им предстояло жить под открытым небом в дождь и под солнцем, замерзать и потеть. Но эти солдаты приветствовали нового Юлия Цезаря на Марсовом поле и не собирались жаловаться из-за того, что Цезарь привел их в Рим.

Место, где находилось старое здание Сената, уже расчистили, подготовив к строительству. Торчал только фундамент из камня и кирпича, опаленных жаром, темно-желтым в сравнении с серой брусчаткой. Именно здесь легаты приказали построить некое подобие дома, и теперь легионеры заколачивали последние гвозди, соединяющие стойки и стропила, и натягивали на них широкие кожаные полотнища, которые вполне заменяли крышу. Еще до наступления темноты временное строение полностью подготовили к проживанию, поставив внутри стулья, скамьи, столы и низкие койки, так что оно превратилось в полевой командный пункт. И словно в доказательство того, что они спешили не зря, на самом заходе солнца небо начали затягивать тяжелые облака. Мелкий дождь испортил праздничное настроение легионов, когда они готовили пищу, заставив солдат думать, где найти укрытие.

Октавиан стоял, глядя на уходящий в темноту Форум, привалившись плечом к дубовой стойке, которую, судя по дырам и затесам, не раз и не два использовали в строительстве. Легионеры приносили все новые лампы, наполняли их маслом и подрезали фитили, чтобы легатам хватало света. Наследник Цезаря поставил на кон все и выиграл эту партию: он стал главной силой Рима как минимум на эту ночь. Оставалось только удержать завоеванные позиции.

Молодой человек зевнул, прикрыв рот рукой.

– Тебе надо поесть, Цезарь, – услышал он голос Гракха. Легионер принес деревянную тарелку с нарезанными ломтиками мяса и ветчины. Октавиан устало улыбнулся.

– Я поем, скоро, – кивнул он и тут же перевел разговор на другую тему, коснувшись проблемы, которую в последние дни игнорировал. – Я удивлен, что ты все еще здесь, Гракх. Разве тебе не пора вернуться к трибуну Либурнию?

Легионер молча смотрел на него.

– Ты вообще на моей стороне? – спросил Октавиан. – Откуда мне это знать? Не так уж и давно ты намеревался отхлестать меня плетью на улице, потому что я потревожил твоего трибуна.

Гракх отвернулся. Его лицо темным силуэтом выделялось на фоне мягкого света масляных ламп.

– Ты тогда не был Цезарем, – смущенно ответил он.

– Отправь его в Брундизий, – подал голос Меценат. Он, Агриппа и легаты уже сидели за столом и ели холодное мясо, запивая его теплым вином.

– Ты не мой клиент, Гракх, твоя семья тоже. Списки я уже просмотрел. Ты ничего мне не должен, так почему ты здесь? – новый Цезарь вздохнул. – Ради золота?

Легионер на мгновение задумался.

– В основном, да.

Его честность так удивила Гая Октавиана, что он рассмеялся.

– Ты никогда не был бедным, Цезарь, иначе не смеялся бы. – Губы легионера сжались в тонкую полоску.