Кровь Достойных

– Твоя жена наверняка обрадуется, услышав это. Или ты и её уже умудрился променять на горстку монет?

Пришедший быстро пересёк помещение, остановившись у прилавка. Тёмный изодранный плащ обдал антиквара адским зловонием, в котором смешалась кровь, пот и фекалии, но тот и носом не повёл, привык за годы работы с охотниками. Вместо этого, он раскинул руки, расхохотавшись:

– Что ты, что ты! Никогда в жизни! Моя София – вечная любовь, да пусть небеса будут мне…

– Прекращай это, Корнел. Даже я переживаю, что однажды они не выдержат твоих клятв и направят чью-то руку с ножом тебе в живот, – посетитель чуть склонился над прилавком и прошептал конец фразы. – Возможно, и не раз…

Торгаш выпучил глаза в притворном удивлении:

– Что ты такое говоришь, Верус? Как же можно? Меня да в живот, – похлопав ладонями по выпирающему мамону, туго обтянутому шёлковым халатом, выпалил Корнелиус. – Это тело священно, как сами небеса!

В ответ пришедший лишь цокнул языком да покачал головой. Ему не хотелось спорить с неисправимым в своём вечном пренебрежении Сущностями и Богами торгашом. Можно подумать ежедневная возня с камнями Фрома и шкурами чудовищ, заставила того поверить в собственную неуязвимость. Конечно, в этом была не только глупая бравада, никто не может отрицать, как важен этот человек. Без малого двадцать лет он единолично управляет потоками большинства ингредиентов для зелий, настоек, мазей и ядов. Но в тоже время с каждым годом увеличивался не только его живот, но и количество мужчин желающих прирезать его во сне. В конце концов, вечная любовь София была седьмой пассией за те два года, что они с Верусом знакомы. А сколько таких девиц было у него всего на одну холодную ночь?

– Ну, ладно. Как бы ты не воротил нос, я знаю, что именно ты будешь первым, кто найдёт подлеца и вспорет ему брюхо от паха до самого рта! Если, конечно, вообще найдётся смельчак, решившийся пырнуть меня ножом!

Весело расхохотавшись, торговец хлопнул по прилавку пухлой ладонью. На пальцах блеснули три кольца. Как знал охотник, по крайней мере, одно из них могло выпустить заклинание на вроде водяного потока. В общем-то жест был не двусмысленный, толстяк явно намекал, что сумеет постоять за себя.

– Не хочется признавать, но, пожалуй, да… – тихо ответил голос из-под капюшона.

– Вот! Видишь, мой живот в безопасности! – окончательно встав из кресла, закончил Корнелиус. Подхватив свиток, до этого отложенный в сторону, аккуратно свернул его, перетянув тоненькой верёвочкой. Пока пальцы ловко вязали узел, глаза неотрывно следили за гостем. – Ну, так что, с чем пожаловал в этот раз, парень? Добыл очередной камушек, а? Ну, давай не томи, выкладывай всё как на духу. Дядя Корнелиус не обидит дорогого друга монетой! И сними ты уже свой дурацкий намордник, хоть в глаза твои бесстыжие посмотрю!

Завязав узелок, торговец быстро наклонился, убрав свиток во внутреннее пространство прилавка. Разогнув спину, он протяжно вздохнул, словно только что самолично прикончил алэнео, и вновь посмотрел на гостя. Тот не торопился снимать капюшон, вместо этого нервно осмотрелся.

– Да брось! Что думаешь, я предложил бы тебе это, будь здесь хоть кто-то, кроме нас двоих? Про моих мальчиков можешь не переживать, сам знаешь, они у меня смирные малые.

– Да уж, смирные… – протянул молодой воин, припомнив пару историй с участием братьев-близнецов, охранников Корнелиуса. Сейчас они наверняка скрываются где-то поблизости, внимательно следя за разговором. Но даже чутья мечника не хватало, чтобы обнаружить их. Ведь оба брата обладали даром крови, как и он сам.

– Видать не так сильно доверяешь мне, а, братец-Верус?

Отмахнувшись от воспоминаний о братьях, гость буркнул что-то себе под нос, от чего улыбка вновь скользнула на толстое лицо торгаша. Медленно, можно сказать, через силу поднял руку, взявшись за край капюшона и резким движение скинул его с головы. Перед антикваром предстало юное лицо парня. Голубые глаза с коричневатыми прожилками смотрели с прищуром. Тонкие губы изогнулись в ухмылке, оголившей краешки зубов. Почти детская щетина окаймляла крупный подбородок, немного заходя на скулы. Широкий нос, придающий лицу чрезмерную для юного возраста тяжесть, был сломан. Заметная неровность на переносице, могла бы привлечь чьё-нибудь внимание на безлюдной дороге, вот только всё внимание перетягивал на себя жуткий шрам. Он пересекал губы и, на самую малость не доходя до правого глаза, продолжался на лбу. Тёмные, коротко остриженные волосы, чуть прикрывали середину лба, ясно давая понять, что на нём нет ни следа морщин. Да и откуда им взяться, если парню от силы лет двадцать.

– Ох, ну и ну! Каждый раз как в первый! Вот хоть убей меня, но забываю, что ты ещё пацан!

– Некоторые и до моих лет не доживают… старик, – сухо бросил в ответ боец, поправив скинутый капюшон и откинув полу плаща. – Но ты-то у нас священен, как чёртовы яйца Бадлинга.

– Ого! Теперь и ты богохульствуешь, парень! Как же так? – вскинув руки к небу, воскликнул антиквар. Но его зоркий прищур не упустил движения собеседника. – Что это ты там достаёшь? – мгновенно сменив шутливую манеру речи на серьезную, закончил он.

– Вот что, – с этими словами Верус выудил из-за пазухи маленький мешочек и вытряхнул содержимое на прилавок. Жёлтый камень с тонким звоном упал на деревянную столешницу. Прокатившись пару сантиметров замер, поблёскивая в свете масляной лампы.

– Ох, ты ж, святые реки Бадлинга! Какой размер! – купец согнулся над камнем. В его руке словно по волшебству возникло тонкое стёклышко в оправе. Нацелив его на жёлтого проказника, мужчина с упоением начал изучать экземпляр. Он то и дело приговаривал, восхваляя всех Богов, которых мог упомнить, пока, наконец, не оторвал взгляд и не спросил у охотника: – Продаёшь сразу, или хочешь, чтобы я попридержал у себя?

По выражению Корнелиуса тот сразу же понял, какого ответа от него ждут. Не став разочаровывать старого знакомого кивнул:

– Сразу.

– Отлично! – ярко вспыхнув румянцем, антиквар смёл камень с прилавка одним движением руки, а в следующую секунду уже укладывал его на весы. – Так, так, так… Посмотрим, посмотрим, что тут у нас? Почти двести грамм, если быть точным одна сотня девять десятков и четыре грамма. Какой прекрасный экземпляр! Просто чудесно, Верус, кого же ты прикончил, а? – радостный взор вернулся к молодому парню.

– Да так, одного живучего засранца, – отмахнулся от расспросов тот.

– Что же, – по лицу было ясно, что торгашу без разницы, кто умер ради камня. – Раз не хочешь рассказывать, не надо. Главное, что ты принёс его сюда, – сделав особый акцент на «его», ответил торговец, закончив взвешивание.

Подхватив Нигматический камень с весов, он перенёс его на небольшой столик в углу. На нём располагался странный механизм, состоящий из десятков тонких железных трубок и креплений. Отогнув четыре из них, антиквар на несколько секунд погрузился в размышления и добавил пятую. Аккуратно закрепив камень на причудливом устройстве, вынул с нижней полки небольшой чан и подставил под устройство. Наконец, выудив из пол халата маленький флакончик, Корнелиус выдернул пробку и почти что трясущимися руками капнул одну единственную каплю на жёлтый камень: густая вязкая жижи едва соприкоснувшись с поверхностью, ярко вспыхнула.

– Да, как и думал. Яркий жёлтый с примесью оранжевого – категория три минус, неплохо, неплохо… – закрыв флакон и убрав обратно в складки халата, антиквар развернулся к любимому клиенту. На толстом оплывшем лице застыло надрывное выражение. Внутри торговца шла ожесточённая борьба.

– Если ты назовёшь меньше двенадцати, я больше и шага в эту халупу не сделаю… – предупреждающе произнёс мечник, облокотившись на прилавок и наблюдая за махинациями старого знакомого.

– Двенадцать?! Да, это же грабеж! Грабёж средь бела дня!