Кровь и честь

— Сыграть? — Драгун смотрел на купюры, как кот на сметану. — Это пожалуйста! Это завсегда пожалуйста, мой друг!..

* * *

В гробовой тишине Александр вскрыл карты и буднично, словно салфетку за обедом, придвинул к себе ворох разноцветных купюр, среди которых поблескивало несколько золотых. Морошевич проводил их тоскливым взглядом.

— Вы обязаны дать мне отыграться, — каким-то неживым, картонным голосом пробормотал он, не отрывая глаз от того места на столе, где только что растаяли, как дым, все его надежды.

— Охотно. — Саша лениво сортировал деньги по номиналам. — Делайте ставку.

— Вы же видите, что я проиграл все! — взорвался штаб-ротмистр, грохнув кулаками по столу. — Давайте я напишу расписку!

— На нет и суда нет. Что я буду делать с вашей распиской?

— Прекратите, Морошевич, — прогудел из-за Сашиной спины артиллерийский капитан с пышными «бисмарковскими» усами. — Сегодня не ваш день. Видите ведь, что карта прет не вам!

— Я бы пасанул давно. — Изящный гусарский поручик брезгливо скривил губы.

— Так то вы, Клепачев…

— Прошу вас, Бежецкий. — Глаза у штаб-ротмистра были, как у больной собаки. — Я проиграл казенные суммы… С меня и так за прошлый конфуз сняли звездочку… Побойтесь Бога, Бежецкий!

— Извините, я благотворительностью не занимаюсь, — отрезал Александр, пряча деньги. — Желаете играть — займите у кого-нибудь.

Он сам не понимал, отчего ему сегодня везло. В карты он, вообще-то, играл весьма посредственно, да и азартным игроком себя не считал. Ну да, проиграть пару червонцев — еще куда ни шло. А уж выиграть… Но сегодня откуда что взялось. Карта сама шла ему в руки, и многочисленные поначалу партнеры один за другим прекращали игру, переходя в стан болельщиков. Ко второму часу игры они с Морошевичем остались один на один, а ставки возросли до «катеньки» на кон. И вот теперь игра завершилась сама собой.

— У вас сердца нет, штаб-ротмистр! — Морошевич оттолкнулся от стола и, тяжело покачнувшись, поднялся на ноги. — Я к вам во сне буду являться.

Александр не ответил, и его соперник, помолчав немного, громко скрипнул зубами и вышел из превращенного в казино буфета.

— Стреляться пошел, — равнодушно бросил артиллерист, присаживаясь на его место и жестом подзывая полового, забывшего о своих прямых обязанностях. — А вы молодец, штаб-ротмистр. Я уж было думал, что сдадитесь и позволите ему играть в долг. Хвалю. Где служили?

— Далеко, — ответил Бежецкий, тоже поднимаясь из-за стола. — Угощаю всех! — бросил он на стол пятьдесят рублей.

— Вот это по-нашему! — Гусар потер небольшие жилистые руки. — По-гусарски!

— Я улан. — Штаб-ротмистр вышел из помещения, не обращая внимания на звонко хлопающие за его спиной пробки.

Морошевича он нашел в туалете.

Штаб-ротмистр, застегнутый на все пуговицы, сидел на стульчаке, сжимая в руке табельный «Федоров» и опустив голову. Сначала Саше даже показалось, что он опоздал, но крови нигде не было, а пистолет мелко подрагивал в руке потенциального самоубийцы.

— Так слово «честь» и вам знакомо, штаб-ротмистр? — Александр открыл воду и принялся мыть руки. — Не ожидал.

— Что вы знаете о чести, мальчишка? — буркнул офицер, не поднимая головы.

— Да слышал кое-что. А вы?

— Зачем вы вообще сюда пришли, Бежецкий? Желаете насладиться унижением русского офицера?

— Разве не вы сами в этом виноваты?

— Виноват, не виноват… Какая разница? Ну не шла мне сегодня в руки карта, и все!

— Кто же вас принуждал ставить казенные деньги?

— Кто, кто… Вам этого не понять.

Штаб-ротмистр посмотрел на пистолет, зажатый в руке, так, будто видел его впервые, и нерешительно поднес ствол к виску.

— Вы бы вышли, Бежецкий, — тоскливо произнес он, глядя мимо Александра. — Или полюбоваться невтерпеж, как я мозгами кафель измажу? Ни разу не видали? Насмотритесь еще…

— Не валяйте дурака, Морошевич. — Александр подошел к сидящему и без труда отобрал пистолет. — Сколько казенных денег вы проиграли?

— Двенадцать тысяч рублей, — глухо ответил тот.

— И ради этого вы готовы вышибить себе мозги?

— Вам не понять. — Морошевич по-прежнему не смотрел на удачливого соперника. — Я и без того у начальства на карандаше за прошлые грешки. Если я не верну эти деньги, меня отдадут под суд, и спрос будет не только за эти двенадцать тысяч. Верните пистолет, Бежецкий.

— Я его у вас покупаю, — ответил штаб-ротмистр и вынул разбухший донельзя бумажник. — Двенадцати тысяч будет достаточно?

— Вы мне вернете эти деньги? — Во взгляде офицера сквозило недоверие. — Вы что — ангел небесный?

— Ну да, — пожал плечами Саша. — Выходит, что ангел… Только поклянитесь мне, Морошевич, что бросите играть. До добра это не доведет…

Он вышел из туалета и вернулся в буфет, где вовсю разворачивалось веселье.

— Вам можно доверять, капитан? — обратился он к «Бисмарку».

— Обижаете, штаб-ротмистр!

— Вот, — протянул Саша ему пистолет Морошевича. — Отдадите штаб-ротмистру, когда очухается.

— Нет, — покачал головой артиллерист. — Он все равно застрелится. Приперло его, штаб-ротмистр, понимаете? Я в такой ситуации тоже бывал, да Господь миловал… А Морошевич точно пулю в лоб пустит.

— Не пустит. Его тоже сегодня Господь миловал. — Александр положил оружие на стол и вышел.

Как раз объявили посадку, а солнце вовсю заливало здание аэропорта сквозь вымытые дождем окна…

* * *

— Не желаете свежую газету? — У Сашиного кресла остановила тележку симпатичная бортпроводница.

— Охотно. — Штаб-ротмистр взял несколько газет и углубился в чтение.

Сюрприз ждал его уже на второй странице.

«Из Парижа сообщают, — прочел он под большой, чуть ли не на всю полосу статьей о положении в Запамирском крае, с которой ознакомился с большим интересом. — Вчера, в своем особняке на рю де Винагриер, убит экс-король Афганистана Махмуд-Шах, проживавший там под именем Мухаммеда Кабули. Вместе с бывшим монархом погибли его гражданская супруга баронесса Дювильи и дитя мужеска полу, полагаемое незаконнорожденным отпрыском Махмуд-Шаха. Полиция подозревает бывших подданных экс-короля, наводнивших Париж после его свержения. Уже арестовано несколько десятков афганских эмигрантов, и аресты продолжаются. Мы будем держать наших читателей в курсе этой криминальной истории с политическим подтекстом».