Кровь и Огонь

— Мне спеть или станцевать в вашем музее, чтобы вы поняли, что я жив?

— Прошу тебя не делай ничего подобного.

— Нет? Отлично. Значит, я вычеркну своё имя сам. И тогда может быть мне снова начнут платить жалование, а? Вы знали, что после того как вас вносят в списки убитых, то прекращают выдавать зарплату? Теперь у меня имя героя, но нет денег. Ваш брат Кинерик привёл меня к вам. Он сказал мне, что вы всё исправите.

Вокруг нас задрожал корабль.

Глаза Андрея расширились от изумления.

— Нет, — произнёс он, как если бы человек мог сказать всего одно слово и остановить неизбежное. — Нет, нет, нет. Корабль движется. Это неприемлемо. Если я улечу от войны, то меня расстреляют за дезертирство, и я на самом деле умру. И, — продолжил он глядя мимо меня на планету внизу, — мне так и не заплатят.

Как его могут расстрелять за дезертирство, если поблизости нет его полка? Я не понимал ход его мыслей и не знал, что сказать. Поэтому молчал.

— Остановите корабль, хорошо? — Он потянулся за защитными очками на шлеме. — Да. Сделайте это, пожалуйста. Я извиняюсь за свои сердитые слова.

«Крестоносец» снова задрожал. В десятках палубах от нас тысячи рабов загружали топки, запуская огромные приводы двигателей. Мы уже покинули высокую орбиту. Звёзды начали двигаться.

— Если ты побежишь, — предложил я, — то можешь успеть в ангар с шаттлами. Я распоряжусь по воксу, чтобы тебя пропустили.

Андрей кивнул, его глаза заблестели, и он начал пятиться к выходу.

— Да. Пропустили. Это будет хорошо, а? Где ближайшие шаттлы?

— Примерно в двух километрах отсюда, если двигаться по главной магистрали вдоль центрального хребта корабля.

Он остановился и побледнел:

— Пожалуйста, скажите, что вы шутите.

— Можешь начинать бежать, капитан.

Он посмотрел на меня, покачал головой в едва уловимом человеческом изумлении, которое я не смог до конца понять, и бросился бежать.