Кровь и туман

Я буду оберегать его. Если надо, сделаю всё, чтобы он ни на секунду не почувствовал себя зря оставленным в живых.

Я стану ему сестрой, которой должна была стать бесконечное количество фатальных решений назад.

***

Боунс говорит, нужно некоторое время, чтобы клетки перестроились: для каждого уникальное, и конкретно Ване он даёт не больше получаса. Бен провожает Боунса через портал туда, откуда мы его забрали, а я остаюсь с Ваней. Присаживаюсь на край его койки. Хочу взять его за руку, но что-то останавливает меня. Тогда я просто поправляю его простынь и перевожу взгляд на окно, которое уже успела открыть.

Близится зима. Она ещё не в воздухе, но уже в мыслях. Я думаю о празднике, который принесёт её первый месяц. День собственного рождения кажется мне чем-то тёмно-серым, тягучим и вязким, словно мазут, и я очень не хочу в это вляпаться.

Есть ли вероятность, что никто, кроме родителей, о нём не вспомнит? Знает ли Влас?

– Кто закрылся? – доносится женский голос из коридора.

Точно! Бен же запер нас изнутри на замок! Я подскакиваю словно ошпаренная. У того, кто увидит полностью выздоровевшего Ваню без сознания и меня с ним в одной комнате, явно возникнут вопросы.

Ручка двери ходит ходуном. Её с силой дёргают во все стороны в попытке открыть. Я пытаюсь лихорадочно придумать, как действовать дальше. Первое, что приходит в голову, тут же воплощаю в жизнь – хватаюсь за край хлопчатобумажной ткани и накрываю Ваню простынёй с головой.

Так, это явно не вариант. Подумают ещё, что я его хоронить собралась.

Раскрываю обратно. Что-то поблёскивает на Ванином лице в белом свете ламп, и я замечаю лёгкий пушок – зачаток звериной шерсти.

Этого ещё не хватало!

– Эй! – голос настойчив. Его хозяйка явно не собирается никуда уходить. – Есть там кто? Ау? Сергей? Это Лена Никитина, хранительница. Хочу проведать Ваню Филонова. Можно?

Я бросаюсь к дальней пустующей койке, возле которой стоит перегородка. Звук, который издают её колёсики, кажется мне оглушающе скрипучим и выдающим моё присутствие с потрохами. Я качу её со сжатой челюстью. Размещаю так, чтобы Ваня был скрыт со стороны входа.

К входной двери подхожу максимально спокойно, старательно выравнивая и дыхание, и походку. Пальцы хватаются за ключ. Брелок, состоящий из трёх маленьких флакончиков, в каждом из которых есть крошки неизвестного мне цветного вещества, легко бремчит.

Я поворачиваю ключ, и дверь сразу же толкают на меня. Едва успеваю отойти и выпустить ключ; чуть не получаю в лоб дверью и не лишаюсь пальцев.

– Слава? – на лице Лены злость сменяется удивлением. – Что ты здесь делаешь?

Её взгляд кидается к Ване. Не находя его лица и натыкаясь на непрозрачную ширму, Лена озадачено сводит брови.

– Что происходит?

Я открываю рот, но вместо слов из горла вырывается лишь полный безнадёги выдох. Я не знаю, что сказать Лене, чтобы она мне поверила, решив не проверять всё своими глазами.

– У тебя тоже астма, как у Дани? – спрашивает Лена, но я вижу по её взгляду, что она и без меня прекрасно знает ответ на свой вопрос, а это всего лишь сарказм.

– Нет, – сипло произношу я.

Ладони сильно потеют. Я завожу обе руки за спину, сцепляю их в замок. Не сейчас. Слишком быстро. Я надеялась выкроить хотя бы полчаса, прежде чем придётся выдвинуть правду на всеобщий суд.

– Что с Ваней? – так и не дождавшись моего ответа, Лена уверенным шагом направляется к Ваниной койке.

Я хватаю Лену за руку, останавливая. Взгляд, которым она одаривает, когда сначала глядит на своё запястье в моих пальцах, а потом на меня, не говорит ни о чём хорошем.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, прежде чем ты его увидишь, – тихо произношу я.

Нас в помещении только двое. Единственный источник звука – аппарат искусственной вентиляции лёгких Нины, но даже его писк не способен перекрыть звук моего голоса.

– Что?

– Это… это будет звучать, как полнейшее сумасшествие, но ты должна меня понять, – я трясу головой. – Другого выбора у меня не было.

Лена сужает глаза.

– Ты пугаешь меня, – произносит она тихо. Оборачивается на Ваню. Снова на меня. – Слава. – Мою короткую форму имени давно не произносили с таким нажимом. – Что ты сделала?

Ответить на её вопрос мне не даёт громкий стон. Мы с Леной одновременно поворачиваемся в его сторону; тень за ширмой поднимается с постели, кажется, обхватывает голову руками.

– Мы что, вчера что-то отмечали? – спрашивает хриплый, неприятный голос, напоминающий скрежет ногтей по металлу. – Голова раскалывается…

Я не понимаю, кто первой срывается с места: я или Лена. Но возле Вани, живого, сознательного и, главное, абсолютно здорового (и похожего на человека!) мы оказываемся одновременно.

– Как?… – только и вырывается у растерянной Лены.

Пока она стоит столбом, я времени зря не теряю и набрасываюсь на Ваню с объятьями.

– Я тоже рад тебя видеть, Слав, – смеясь, сообщает Ваня.

Для него это – якобы шутка. Он почему-то совершенно не беспокоится ни о чём, словно… Каждая клеточка моего тела превращается в бетон.

Ваня не помнит, что с ним произошло.

– Как я очутился в медкорпусе? – Ваня спускает ноги с кровати и лишь теперь обращает внимание на свою одежду.

На нём медицинский халат. Сергей выгнал всех, кроме миротворцев, когда после проведённого Власом ритуала решил привести Ваню в относительно нормальный вид. Миротворцы переодели его, смыли песок, каменную крошку и кровь с его кожи. Залатали открытые раны, зафиксировали закрытые. В общем, сделали всё, чтобы приходящих проститься с ним больше не тошнило.

– А что ты помнишь? – спрашивает Лена.

Она наконец отмирает. Её подбородок поджат, пальцы лихорадочно перебирают пуговицы на платье. Она не верит собственным глазам. Ваня для неё – оживший мертвец.

– Мало, – Ваня чешет затылок. – Помню, как Славу выгнали из команды, и в эту же ночь мы пошли на задание. Помню, как Даня и Марс ушли осматривать периметр на наличие свидетелей, а я остался сканировать помещение на предмет улик. Помню треск. – Ванины глаза стекленеют. – Помню, как что-то слева от меня посыпалось с потолка. Дальше – сплошная темнота. – Ваня осматривает Лену, потом меня. – Что я здесь делаю?