Кровь и туман
Шрифт:
Свежий разрез зелёного полотна быстро становится тёмным от крови. Я охаю и разжимаю пальцы, роняя оба кинжала и предупреждая любое своё следующее движение.
Антон шипит от боли.
– Извините! – восклицаю я. – Я хотела только… извините!
– Всё нормально, – отвечает Антон спокойно.
– Нет, не нормально. Я вас ранила!
– Я же сказал, всё нормально, – повторяет Антон чуть громче. – Кажется, сегодня один из миротворцев оставил у нас обеззараживающее средство, которым обрабатывал ссадины Кали. Я сейчас вернусь.
Антон уходит, не забывая поднять с пола мои ножи. У меня дрожат руки, и я крепко прижимаю
Ну почему я такая дура?
Легко хлопаю себя по щекам. Нужно исправлять ситуацию. Двух извинений явно недостаточно, чтобы хоть немного загладить вину, и я следую в оружейный сектор, куда ушёл Антон. Осторожно, на носочках, приближаюсь к входному проёму. Собираюсь с мыслями, искренне надеясь на то, что куратор получал ранения гораздо сильнее, чем порез кинжалом, делаю шаг, вступая в просвет, образованный стеллажами, и…
Не могу ни вдохнуть, ни шевельнуться, ни уж тем более произнести что-либо.
Антону пришлось снять футболку, чтобы обработать порез. Я ранила его аккурат поперёк лопатки, но в этом месте у Антона и до меня было нечто неестественное для физиологии человека. С каждым его вдохом это нечто расходится, словно шов. В конце концов, когда “карман” становится достаточно широким, рваная линия пускается вниз, к бёдрам, пересекая спину Антона двумя параллельными линиями от каждой из лопаток.
Когда передо мной раскрываются широкие чёрные крылья, приходится прижать ладонь ко рту, чтобы не закричать.
Мужчин-сирен в природе не бывает, но передо мной сейчас именно оно – редчайшее из чудес.
И невозможное. Если только не…
На дрожащих ногах я вылетаю из тренировочного зала, не без дополнительных усилий преодолевая подъём по лестнице и коридор штаба. На улице продолжаю бежать, беря направление в первую же попавшуюся сторону и не определяя какую-либо конкретную конечную точку.
Одна задача: убежать как можно дальше от Антона.
Шаг. Шаг. Шаг.
Я осознаю, что нахожусь у своего дома, только когда останавливаюсь перед металлической кодовой дверью. Какие цифры? Все мысли в голове превратились в кашу. Я бью себя кулаком по лбу несколько раз, прежде чем понимаю, что это совсем не помогает.
– Триста пятьдесят восемь, – произносит знакомый голос.
Я ставлю пальцы на нужные цифры, но дверь не поддаётся. Снова и снова я жму на треклятые кнопки и дёргаю чёртову металлическую ручку, но ничего не происходит. Чужая рука тянется вперёд. Когда она касается кнопок, я понимаю, что всё это время пыталась выжать не ту комбинацию.
Дверь издаёт характерный звук открытия. Я опускаю руки вдоль тела, позволяя чужим рукам открыть её за меня. Для этого человеку нужно выйти вперёд и показаться мне на глаза. Я узнаю в нём Ваню.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
Ваня открывает рот. Его губы шевелятся, но я ничего не слышу. Я думаю о том, что оглохла, но мимо нас вдоль дома проезжает машина, и до меня отчётливо доносится урчание её работающего мотора.
– Ваня? – осторожно зову я.
Короткий рваный выдох, который я хорошо знаю.
Так звучит отчаяние.
– Лена умирает, – говорит Ваня.
Его голос дрожит сильнее, чем мои колени.
Критический рубеж. Глава 8
До
рассвета ещё как минимум часа три. Мои пальцы совсем окоченели. Я растираю ладони, пока слежу за тем, что делает Эдзе. На крыше самого высокого здания в Дуброве – единственного двенадцатиэтажного элитного жилого дома, – нас только двое, и это напоминает мне Огненные земли, где я тоже была свидетелем приготовлений Эдзе к ритуалу.Только в этот раз с того самого момента, как мы встретились, молчит не он, а я.
– Я обеспокоен, – говорит Эдзе.
От неожиданности услышать его голос я вздрагиваю.
– Чего? – переспрашиваю, нахмуриваясь.
Вести диалог в такую несусветную рань – это прям не моё. Особенно при нулевой температуре. И тем более с кем-то вроде Эдзе.
– Ты не задала ни одного вопроса за всё время, что мы здесь находимся. Хорошо себя чувствуешь?
Я качаю головой и лишь гляжу на Эдзе устало. Если это не объяснит лучше слов, куда ему сейчас следовало бы идти, то уже ничто не сможет.
– Понял, – Эдзе поднимает руку в примирительном жесте. Большим и указательным пальцем он при этом держит перо ворона. – Принцесса встала не с той ноги.
– Зато она с лёгкостью поднимет её, чтобы дать вам пинка, – произношу я еле слышно.
– Чего говоришь?
– Можем мы поскорее со всем этим закончить, спрашиваю?
– Будешь торопить меня, я ошибусь. Если я ошибусь, возникнут проблемы. Возникшие проблемы решать будешь сама.
Я лишь фыркаю.
– Вот и славно, – Эдзе подпаливает перо зажигалкой в форме распятия. Оно сгорает неестественно быстро, но ведьмак всё же успевает скинуть получившийся пепельный столб в ритуальную чашу раньше, чем его подхватывает ветер. – Мне нужно ещё буквально пятнадцать минут.
– У вас есть десять, – я подхожу ближе к чаше. Сейчас в ней густая жидкость тёмно-зелёного цвета. Добавленный пепел на её поверхности тает серыми бликами. – Когда Нина будет в порядке?
– Магию такого типа не провести за пару часов. – Я чувствую на себе взгляд Эдзе, но сама глаз не поднимаю. – Потребуется день как минимум, а ещё мне придётся забрать вашу подругу из штаба, потому что я не могу торчать у вас под присмотром всё это время.
Жидкость начинает бурлить. Я чуть наклоняюсь к чаше, чтобы уловить запах, но не чувствую ничего, кроме жара.
– Вы что-то скрывать от нас собрались? – спрашиваю, уже выпрямляясь.
Эдзе отталкивает меня в сторону. Достаёт из своей сумки несколько чёрных баночек одинакового цвета, откупоривает их по очереди. Из каждой несколько щепоток содержимого оказывается в чаше.
– Если бы, – Эдзе тяжело вздыхает. – От вас и не скроешь, и не скроешься. Липнете, как банный лист к одному месту. Просто из-за ваших дурацких правил я не могу находиться в штабе дольше четверти часа. А мне, я повторюсь, потребуется пара суток.
– Ладно, – протягиваю я недовольно. – Но при одном условии.
– Никаких условий, милочка. Это в ваших интересах.
– Пусть Шиго присутствует при всём процессе, – всё-таки прошу я. – Вы ей обещали.
Эдзе отрывается от своих дел, чтобы подарить мне полный удивления взгляд.
– А почему, позволь поинтересоваться, ты доверяешь моей дочери больше, чем мне?
– Они с Ниной нашли общий язык в том прошлом, в этом же они и вовсе были влюблены. Нина ей небезразлична, и она не позволит вам причинить ей вред.