Кровь-камень

– Не думаю, – ответил Савл. – Взыскующий Иерусалима и сам стал частью мифа. Люди пожелали бы увидеть нимб над его головой. Нет, это только часть проблемы. Во-первых, мы не хотим, чтобы Диакон был дискредитирован, поскольку я его наследник. И мне надо, чтобы страна сплотилась вокруг меня, как сплотилась вокруг него. А во-вторых, Бет Мак-Адам одно время была его любовницей. Вполне вероятно, что между ними сохранились дружеские отношения. Когда она будет согнана со своей земли или убита, я не хочу, чтобы на меня начал охоту такой вот Йон Шэнноу.

– Ну а тот человек, который знает правду?

– Он другое дело. Сейчас он мне полезен, но он обещал Бет Мак-Адам быть поручителем в Клятве через десять дней. Накануне принесения Клятвы ты его убьешь.

– А жена у него смазливенькая? Савл расхохотался.

– Смазливенькая? Эльза Брум! Она смахивает на раскормленную свинью, которую втиснули в женское платье.

– Толстуха, а? Я люблю толстых, – сказал Иаков Мун.

* * *

Неизвестный старик раздражал доктора Мередита сверх всякой меры. Но Иеремия только посмеивался. Впрочем, все знали, что Иеремия любит отвлеченные споры. Даже Исида слушала как завороженная.

– Как вы можете возражать против развития разума и науки? – стоял на своем доктор.

– Без всякого труда, – ответил Джейк. – Много веков тому назад некий человек в Древней Греции создал теорию, что все материальные предметы, как бы ни были они велики – от планеты до камешка, – состоят из крохотных составных частей. Мельчайшую частичку он назвал атомом, что по-гречески значит «неделимый». Поскольку человек таков, каков он есть, он во что бы то ни стало захотел разделить неделимое. И посмотрите, к чему это привело! Человек по натуре охотник, плотоядное животное. Хищник. Любое его продвижение вперед неминуемо сопряжено с разрушением – либо физическим, либо нравственным.

– Ну а медицина? – не отступал доктор Мередит. – Мир до Падения достиг изумительных успехов в победе над болезнями.

– Бесспорно, – согласился Джейк. – А следствием была генная инженерия, позволившая использовать органы животных для пересадки людям. Результатом явились волчецы и другие несчастные мутанты, обитающие на этой планете. Результатом стало накопление химического оружия, бактериологических и вирусных смертоносных культур, которые сбрасывались в тогдашний Атлантический океан, а теперь отравляют большие области нашей суши.

Джейк встал и, направившись к бочонку с питьевой водой, налил себе кружку.

– Все это можно свести к одному примеру, – сказал он. – Христос повелел людям любить друг друга и благотворить ненавидящим их. Он сказал, что все люди братья и что мы должны любить ближних, как самих себя. Не прошло и нескольких сотен лет, как люди уже вступили в ожесточенные споры о том, как это следует понимать. Затем начали воевать, утверждая свою точку зрения, и убивать друг друга, доказывая, что их толкование завета любить ближнего своего самое наилучшее.

Иеремия расхохотался.

– Ну, Джейк, – сказал он, – ты за словом в карман не лезешь. У вас с Диаконом есть много общего.

– Угу, – согласился Джейк. – Он в своей башне из слоновой кости, а я на моем муле. Мы-то знаем пути мира, Диакон и я.

– Диакон – носитель зла, – сказал Мередит. – Тут все ясно и просто. Джейк покачал головой.

– В этом Богом забытом мире, малый, ничто не бывает ясным и простым. Кроме смерти. Единственное, что остается вне сомнений: мы все умрем. Прочее же – моря всяких сложностей. Но относительно Диакона я позволю себе не согласиться с вами. Он просто человек, который предпочитает строгие разграничения. Я жил в Единстве, когда он был старшим магистратом; на мой взгляд, он мог кое-чем похвастать.

– О да, – съязвил Мередит. – Например, публичным убийством. Человека волокли по улицам, чтобы казнить на глазах его семьи.

– Вы чуточку передергиваете, – сказал Джейк. – Вы говорите о злодее, понесшем кару на месте своего преступления. По-моему, ничего дурного в этом нет: пусть люди видят, как вершится правосудие.

– Это не правосудие! – вспылил Мередит. – Это варварство.

– Мы живем в варварские времена, доктор. Но вы можете возразить, что в конечном счете речь идет о нравственных ценностях. Какую ценность в ваших глазах имеет человеческая жизнь? Диакон говорит, что в его время убийца мог свободно разгуливать по улицам уже через два года после суда над ним или даже раньше. Даже массовые убийцы со временем выходили на свободу. В те дни жизнь была до ужаса дешева. А с Диаконом убийца хотя бы знает, что получит то же, что получила его жертва. Не больше и не меньше.

– А что, если суд ошибется? – спросил Мередит. – Если невиновный будет признан виновным?

– И что? – ответил Джейк. – Да, очень прискорбно, но ведь ошибки неизбежны, не так ли? Из этого не следует, что система неверна. Врач сказал одному моему знакомому, что он слишком толст и ему показаны физические упражнения. Он сел на диету и в одночасье умер. Так что нам делать? Плодить толстяков из опасения, что у еще одной жирной туши окажется слабое сердце?

– Такая точка зрения возмутительна! Джейк ухмыльнулся. И тут Иеремия счел нужным вмешаться.

– Ну а прощение, Джейк? Ведь Христос призвал и к нему?

– Ну, можно простить человека и все-таки его повесить.

– Это уж слишком! – прошипел доктор Мередит, вскочил и ушел в фургон.

– Вы правда видите все так просто, Джейк? – спросила Исида. – Для вас существует только черное и белое?

Старик внимательно посмотрел на нее, и улыбка исчезла с его губ.

– Ничто не бывает простым, Исида, как бы мы ни упрощали. Если бы! Юный доктор Мередит прав: жизнь – величайший дар, и каждый мужчина, каждая женщина обладает безграничными возможностями для добра или зла. А иногда для того и для другого. – Ночной ветер усиливался, раздувал пламя костра. Джейк зябко поежился и крепче закутался в старую куртку из овчины. – Но мне кажется, вопрос поставлен неверно. Чтобы общество процветало, оно должно иметь действенные правила, которые защищали бы слабых и поощряли бы сильных. Вы согласны?

– Конечно, – сказала Исида.

– А! Но тут сразу возникают сложности. В природе слабые погибают, сильные выживают. Следовательно, если мы будем защищать слабых, они будут процветать, разрастаться в обществе подобно сорнякам, нуждаясь во все большей и большей защите, так что в конце концов превзойдут численностью сильных и – при демократии – придут к власти и начнут вводить законы, способствующие росту слабости. Такое общество разложится и погибнет, медленно распадаясь по мере того, как оно сеет семена собственной гибели.

– Как ты определишь слабость, Джейк? – спросил Иеремия. – Ты подразумеваешь больных и увечных? Джейк засмеялся:

– Как я и сказал, тут-то и возникают сложности. Есть слабые телом, но сильные разумом и сердцем. Есть обладающие физической силой льва, но трусливые и слабые духом. В конечном счете любое общество судит своих членов по их способности обеспечивать его тем, что ему необходимо для того, чтобы быть сильным и процветающим.

– А-а! – сказал Иеремия. – Но это подводит нас к старым людям, которые уже поработали на общество, но более не могут. Они становятся слабыми и, согласно вашей логике, бесполезными. Ты рубишь сук, на котором сидишь, старик. В сильном обществе тебе не будет места.