Кровь моего монстра

— Теперь мне нужно, чтобы ты вела себя естественно. Никаких подергиваний или действий, вызывающих дискомфорт. Вспомни свою любимую супружескую пару и веди себя как они.

Она делает паузу на мгновение, затем кивает один раз.

— Я серьезно, Саша. Если нас вышвырнут отсюда, я, возможно, смогу пережить шторм самостоятельно, но ты не выживешь.

— Поняла. Конечно.

Это далеко не хороший признак того, что ей вообще нужно говорить об этом вслух, если и есть что-то, чему я доверяю в ней, так это ее твердая решимость выжить. Кто-то другой проиграл бы битву за то время, которое потребовалось мне, чтобы добраться сюда.

Она этого не сделала.

Несмотря на лихорадку, она изо всех сил цеплялась за жизнь.

Мы выходим из комнаты бок о бок, и хотя она пытается казаться сильной, Саша идет медленно.

Я хватаю ее за локоть для поддержки, и она начинает вырываться, но я качаю головой.

Ее борьба ослабевает, и она прерывает зрительный контакт. Как будто она избегает меня.

Так, так, так.

Как только мы входим в гостиную, Саша останавливается, чтобы осмотреть обстановку.

Пространство небольшое, но имеет характер. Старинный зеленый диван и стулья в тон образуют круг. Растение с маленькими белыми цветками стоит в центре стеклянного журнального столика. Там же есть темно-зеленый старинный чайник и две чашки.

Пара, очевидно, любит зеленый цвет, потому что их ковры и обои тоже окрашены в зеленый цвет. Даже на каминной полке, пылающей дровами, которые я вчера нарубил для Николай, сидят русские куклы, одетые в зеленое.

Увидев нас, доктор Николай прекращает смотреть повтор старого шоу.

Он старше Нади, у него морщинистое лицо, но удивительно прямая осанка для человека его возраста. У него нет лишнего веса, как у моего отца, который хрипит и синеет, пройдя несколько шагов.

— Ты чувствуешь себя лучше, дитя мое? — он спрашивает Сашу.

Выражение ее лица смягчается, когда она кивает.

— Я знаю. Еще раз большое вам спасибо. Я позабочусь о том, чтобы однажды вернуть вам долг.

Он пренебрежительно вскидывает руку.

—Есть одна поговорка, в которую я верю: «Сделал добро-забудь!”.

— Мы все равно благодарны, доктор — говорю я.

— Говорю тебе, Николай. Иди, иди, посиди у огня.

— Я пойду посмотрю, не нужна ли Наде какая-нибудь помощь. — Саша начинает идти, но в дверях кухни появляется женщина, о которой идет речь.

— Чепуха. Мне не нужна помощь. И что ты делаешь не в постели? — она пристально смотрит на Сашу с суровым материнским выражением лица.

— Я могу двигаться. — Саша отстраняется от меня и делает небольшой поворот. — Лучше прогуляться, а не валяться весь день в постели, верно?

— Нет, если ты будешь напрягаться.

Саша полностью игнорирует ее и направляется на кухню с легкой улыбкой на губах. Эта девушка, очевидно, не знает страха, или, может быть, он был вытеснен из нее.

Дело не в том, что я не хочу быть женщиной, а в том, что я не могу.

Это слова, которые она сказала, и хотя я уже определил ситуацию как не мое дело, я ловлю себя на том, что думаю об этом.

Вначале я предположил, что она прошла через все трудности с маскировкой, потому что хотела быть мужчиной, и именно поэтому я уважал ее желания и даже обращался к ней как к мужчине. Оказывается, она должна быть мужчиной, потому что быть женщиной опасно. У нее естественная женская аура, так значит ли это, что она не очень долго притворялась мужчиной?

Кроме того, как бы она ни пыталась это скрыть, у нее очень хорошая речь. Я знаю, потому что это напоминает манеру речи Юлии, которая каким-то образом повлияла на мой собственный русский. Так не говорят, если только они не были воспитаны определенным образом, который включает в себя частных репетиторов и высокое положение в российском обществе.

В ее движениях также есть изящество, несмотря на мужественный образ, который она пытается создать. Это смешано с наивной мягкостью человека, которого одновременно приютили и ничему не научили в этом мире. Иногда, когда Максим болтает о повседневных вещах, она слушает с острым любопытством, как будто впервые об этом слышит.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что она была принцессой до армии.

Как кто-то вроде нее оказался в самом низшем звании армии, остается загадкой.

— Не волнуйся. Надя позаботится о ней.

Голос Николая предупреждает меня о том, что я продолжаю пялиться на вход в кухню еще долго после того, как две женщины исчезли внутри.

Я мысленно качаю головой и сажусь напротив него. Он наливает мне чашку чая и я благодарю его, а затем делаю глоток, хотя я не его поклонник.

— Она сильная молодая леди. — голос Николая перекрывает звук телевизора, громкость которого и так невелика. В отличие от своей жены, он говорит спокойным тоном, успокаивающим и приветливым.

— Сильная? — спрашиваю я.

— Да. Сейчас она вне опасности. Но, когда я впервые увидел ее, я подумал, что она не переживет эту ночь.

На самом деле я тоже так думал. Она все еще немного бледна, но это не идет ни в какое сравнение с бледным цветом лица и синими губами, которые были у нее, когда мы приехали.

— Требуется большая сила воли, чтобы цепляться за такую жизнь. — Николай теребит пальцами край своей чашки. — Это может быть вызвано сильной любовью, либо сильной ненавистью.

— Почему ты думаешь, что это может быть одно из двух?

— Интуиция — он улыбается. — Я предполагаю, что это часть любви, которая поддерживала ее.

Не-а. Это определенно ненависть.

С первого дня, как я встретил ее, Саша боролась и пыталась быть сильной, и это только потому, что ей нужна была эта сила, чтобы бороться с тем, кто представляет опасность для ее женской версии.

Мне потребовалось некоторое время, но я начинаю складывать кусочки пазла, которым является Саша, на свои места.

— Тебе повезло, что ты стал объектом такой любви, сынок — говорит Николай. —Поверь мне, это благословение и если ты не защитишь его, даже используя собственную жизнь, если это необходимо, то ты можешь сожалеть об этом до конца своих дней.

Я вежливо улыбаюсь, кивая в знак согласия. Затем он продолжает рассказывать мне о своей жене и о том, как он однажды чуть не потерял ее, и как они сбежали, потеряли одного сына, женили другого и отправили третьего за границу.

Это интересная история, которая отвлекает мою голову от мучительных сомнений по поводу операции.