Кровь пьют руками

От дальнего конца фойе вверх поднимается широкая мраморная лестница, и правая ее половина опять же превращена в пандус для въезда кентавров. Нет, они все-таки молодцы! Небось в мэрии, к примеру, до такого бы в жизни не додумались! Просто в голову не пришло бы.

— Предлагаю пока подняться наверх, в комнату для совещаний. Там я вам кратко обрисую рабочую ситуацию, а вы сами решите, с чего начать.

Возражений не поступает, и мы поднимаемся на второй этаж. В глубь коридора уходят два ряда одинаковых строгих дверей с табличками: «Зам. нач. по науке»; «Бухгалтерия»; «Отдел планирования экспериментов»; «Зав. экспериментальной частью»; а вот и «Комната совещаний».

Заходим.

Н-да, не комната, а средних размеров зал. Монументальный дубовый стол в форме буквы "Т", мягкие кресла с подголовниками, в углу — два журнальных столика, пушистые коврики на полу (явно для кентавров; и это предусмотрели!); на стене — плоский японский телевизор.

Мы еще только начинаем рассаживаться, когда в кармане у Леля пищит голодный птенец, и наш гид поспешно извлекает на свет Божий миниатюрную трубку сотового.

— …Да, приехали… нет, но собирались… да, понял, сейчас буду.

Немой вопрос в наших глазах. В ответ Лель виновато разводит руками:

— Извините, начальство срочно вызывает.

— Магистр? — интересуюсь я. — Он тут?

— Нет, магистр… не здесь. У него других дел хватает. Я ненадолго, минут через десять вернусь. Вы пока располагайтесь…

Мы располагаемся. От нечего делать я подхожу к телевизору, обнаруживаю на журнальном столике дистанционку и наугад жму кнопку первого попавшегося канала.

— …блокировали все подступы к столице КНР, — ударяет из динамиков голос диктора. В голосе звучат тщательно выверенные трагические нотки. — Возбудитель эпидемии пока не выявлен. Пекин объявлен карантинной зоной. Готовится эвакуация еще не подвергшейся заражению части населения. Специализированные медицинские бригады совместно с армейскими подразделениями осуществляют контроль…

На экране мелькают узкоглазые лица, наполовину скрытые марлевыми повязками. Куда-то гуськом бегут люди в военной форме с кургузыми автоматами на груди, кого-то на носилках загружают в санитарную машину с красным крестом…

Вот это да! Это же столичный канал, международные новости! Ни у меня, ни у моих знакомых этот канал не ловится, его транслируют только по спутниковому телевидению. А здесь, выходит, ловится! Небось и своя «тарелка» на крыше имеется. А на нее, между прочим, разрешение требуется, и получить его ой как непросто! Фима в свое время пробовал. Не дали. Славно они тут устроились!..

— Правительство Бразилии приняло решение о вводе войск в Манаус, где в течение последних месяцев наблюдались массовые волнения и беспорядки. В городе введено чрезвычайное военное положение и комендантский час. Создана специальная правительственная комиссия по чрезвычайному положению, в которую вошли представители министерств обороны, внутренних дел, здравоохранения, начальник комитета национальной безопасности и другие лица. Возглавил комиссию лично президент Бразилии Хуан-Карлос де Сомарильо.

Танковая колонна пылит на марше. Пронзительно-голубое небо над головой, внизу — буйная тропическая зелень, которую разрезает уходящая к горизонту асфальтовая стрела шоссе; и там, на том конце этой стрелы, медленно поднимается к равнодушному небу зловеще-черное облако дыма…

— Во дают!.. — изумляется за моей спиной Фол.

Конечно, все прилипли глазами к экрану. У нас такого не показывают. Если и употянут — то лишь в какой-нибудь газете, парой строчек мелкого шрифта на последней странице. Вроде бы все к этому давно привыкли — а вот поди ж ты! Дорвались, теперь и за уши не оттащишь!

Вот так мир накроется медным тазиком, и мы об этом через неделю узнаем из газет — мелким шрифтом на последней странице.

Почешем в затылке и спать пойдем.

— Трагедией закончились плановые маневры 6-го флота ВМС США у побережья Южной Каролины… — Знакомое название гулко отзывается в голове. Южная Каролина… Да ведь там Пашка! Который уже не совсем Пашка или совсем не Пашка, но все равно — он мой брат!

С этого момента мне плевать на тон диктора, на эпидемию в Пекине, на волнения в бразильском Манаусе: экран разом надвигается на меня, заполнив все вокруг, заслоняя комнату для совещаний, и голос диктора набатом звучит в ушах:

— …Гигантская волна-цунами, достигшая шестидесяти метров в высоту, внезапно возникла у Атлантического побережья США. В результате катастрофы пошли ко дну одиннадцать военных транспортов, шесть кораблей сопровождения и авианосец «Либерти». Имеются серьезные разрушения на побережье. Число жертв уточняется, но уже сейчас количество погибших оценивается десятками тысяч. В США объявлен трехдневный национальный траур.

Диктор выдерживает скорбную паузу.

— По непонятным причинам уцелел ряд рыбацких судов и лодок, находившихся в море на момент катастрофы. Эпицентром землетрясения, вызвавшего цунами, по предварительным данным, является Стрим-Айленд — небольшой остров у побережья Южной Каролины. Однако сам остров совершенно не пострадал. Ученые пока не могут объяснить этот феномен. А сейчас предлагаем вашему вниманию любительский видеоматериал, в котором запечатлен фрагмент катастрофы.

Стена воды до самого неба. Кажется, она застыла на месте, но это лишь обманчивая иллюзия. Стена не движется — она растет, словно подтягивая к себе берег и человека с камерой. Как ему удалось уцелеть?

Камера скользит вниз, и становится видно, как волна одну за другой поглощает утлые скорлупки мечущихся в панике судов; мне кажется, я отчетливо слышу, как рвет уши треск разламывающихся на части кораблей, предсмертные крики ужаса обреченных…

А потом на миг камера взлетает вверх — и на самом гребне волны я вижу…

Да, это он!

Ндаку-ванга!

Огромная акула смотрится отсюда лишь маленьким червячком на вздыбленной спине гиганта, но сегодня мне дано видеть! И я вижу: чуждый океанский бог завис над полем своей битвы, своего, личного Армагеддона, где лишь он волен карать и миловать, дарить или отнимать жизнь, — а из лоснящейся спины, прямо из чешуи, страшным наростом торчит голый человеческий торс со скрещенными на груди руками. Человек и акула, апокалиптический кентавр, восставший из морских глубин. В глазах человека мне чудится боль и в то же время — понимание; боль — ему приходится творить кошмар; и понимание — по-другому нельзя!

Лучше так, чем…

— А, вы тут новости смотрите? Что это там?

Цунами? Впечатляет!

Но я уже не слышу вернувшегося Леля, не слышу диктора, вещающего о возможном применении сейсмического оружия…

Пашка! Что случилось там, в твоей Южной Каролине, что ты был вынужден пойти на такое?! Еще тогда, на Выворотке, я понял: человеческие души равной мерою не мерьте! — а нечеловеческие… Верю: иначе было нельзя. Верю: тот, частью кого ты сейчас являешься, ведал, что творит… Пашка, Пол Рыборукий, несчастный мальчишка! — что случилось на просторах твоего океана, против чего тебе пришлось восстать во всей мощи акульего бога?!