Кровь в моих жилах

Громов вновь напомнил очевидное:

— Змей тот не тут землю делил — он утонул в Каспийском море.

Синица фыркнул:

— Да мало ль на Руси змиев было. Одного могли и тут запрячь. Я вот слышал, что видали тут огненного змея в небесах.

Светлана повернулась к Синице, забывая о виде в окне:

— Это маниака? Не слышала, чтобы он тут обитал.

Синица, довольный тем, что ему удалось перещеголять в знаниях мага, принялся пояснять:

— Не, не маньяка, маньяков у нас тут нету. Волкодлак был, так его Александр Еремеевич лично пристрелил, подлеца. Огненный змей, в Идольмень падает звездой, там и живет.

Громов вновь вмешался, менторским тоном поправляя Синицу:

— Маниак, а не маньяк. Маниак, чтобы ты знал, Синица, по вдовам ходит да прелюбодействует, мужем умершим прикидываясь. Инкуб по-научному называется. — Он поправил фуражку, которая лежала у него на колене, и пробормотал: — холера, не приличный провинциальный город, а заповедник сказок какой-то.

Петров остановил магомобиль у ворот парка, где в ожидании пристава стояли околоточный собственной персоной, молодой парень-городовой еще в летнем белом кителе, какой-то непонятный старик в меховой жилетке поверх косоворотки — сторож, наверное, — и мужчина в цивильном прогулочном костюме со спаниелем на поводке.

— Приехали, вашбродь, — сказал очевидное Синица. — И сказки у нас хорошие. И места хорошие. И нечисть хорошая.

Петров, выходя первым, заметил:

— Это потому, что кромешники почти все подчистую погибли при Бешеной Катьке. Некому теперь нечисть истреблять.

Синица передернул плечами и крамольно сказал, открывая дверцу:

— Туда им и дорога! Кромешникам, конечно.

Светлана была с ним согласна, а вот Громов нет — он в упор посмотрел на Синицу, а потом перевел тяжелый, исподлобья взгляд на Светлану:

— Опричники честно выполняли свой долг.

Она не удержалась от замечания, тоже открывая дверь магомобиля:

— Так выполняли, что их со времен Ивана Грозного пуще смерти боятся.

Она спешно вышла из магомобиля, не позволив Синице предложить помощь — не хотела слышать ответ Громова. Этот явно был на стороне кромешников. Впрочем, его «холера» до неё все же донеслась.

Громов вышел из магомобиля, тут же надевая на голову свою фуражку. Он снова оглянулся на черную сплошную стену воды, скрывавшую город, притулившийся на краешке Идольменя. Тут, в бывшем Сосновском было хорошо. Ярко светило уже поднявшееся над лесом солнце, обещая днем жару. Пролетали мимо паутинки, неся прочь своих хозяев. Мимо, хлопая крыльями и ища последние цветы, промчалась бабочка. Шуршали золотые листья по дороге. Поднималась под легкими порывами ветра пыль. Блеяла привязанная на веревку коза, звеня боталом. Лепота!

Завидев начальство, околоточный тут же деловито направился к магомобилю и взял под козырек. Городовой от него не отставал. Господин Зверев, а судя по жмущейся к его ноге собаке, именно он это и был, остался возле сторожа. Громов на ходу представил Светлане полицейских и принялся выслушивать немного сбивчивый доклад, суть которого сводилась к одному: получив сведения от господина Зверева о трупе, к оному трупу не ходили, чтобы не испортить улики и не затоптать следы. Удобная позиция, однако! Не прикопаешься к такому служебному «рвению» — они же старательно охраняли единственные ворота от посторонних.

Колокольный звон плыл над землей, напитывая воздух благостью. Вечером можно будет попробовать намагичить что-нибудь из недоступного третьего ранга: и сил хватит, и ни один магдетектор не заловит. Светлана блаженно закрыла глаза, наслаждаясь золотой, как и положено по календарю, осенью. Теплое солнце согревало спину, уговаривая снять ненужный плащ. Где-то деловито загоготали гуси, и с детства их боявшаяся Светлана подошла ближе к Громову, стараясь чтобы он стеной стоял между ней и гуляющей беспризорно по дороге стаей. Громов сей маневр заметил, но вслух ничего не высказал. Синица с земли превентивно поднял хворостину — тоже, наверное, не раз страдал от гусиных укусов в детстве.

Сторож к словам околоточного ничего нового добавить не смог — тоже не ходил и не смотрел на «трупу», а окромя господина Зверева никто и не совершает променад в столь неподобающий час.

Господин Зверев пояснил, что выгуливал Тоби как обычно — тот сам выбирал себе дорожку для прогулки, носясь без спроса везде. Только в этот раз в середине прогулки Тоби стал сам не свой: вернулся, поджав хвост, и отказался дальше прогуливаться, бьясь в крупной дрожи, так что пришлось нести его на руках. Тело на поляне Зверев заметил издалека, оно лежало приметно, крестом. С раскинутыми руками, стало быть. К самому телу Зверев не подходил во избежание, так сказать. Дело же такое, привычное: подойдешь к трупу — сам и окажешься первым подозреваемым в убийстве.

Светлана только поморщилась вместе с Громовым — никому из мужчин не приходила в голову очевидная мысль: вдруг женщина на тот момент еще была жива… Теперь, конечно, шансов, что она могла выжить, почти не было.

Гуси совсем обнаглели и, расщеперив крылья, окружили полицейских. Даже хворостина в руках Синицы их не пугала, а скорее раззадоривала. Светлана не стала мешать Громову, игнорировавшему птиц, раздавать указания. Околоточному он приказал оформить показания Зверева и сторожа, а потом заверить их, сторожу велел указать дорогу товарищу прокурора и судебному следователю, когда те подъедут, и еще что-то. Светлана же пошла в парк, магией поймав для себя дорожку, по которой сегодня гуляли Тоби и господин Зверев — взять след она умела. Тащивший в руках фотографический аппарат Петров нервно пошел за ней, признаваясь, что тоже до смерти не любит гусей.

Громов догнал их через пару минут, пристраиваясь рядом со Светланой и предлагая свою руку — идти по обычной лесной тропинке, а парк не был облагорожен, в туфлях на каблуках было неудобно. Светлана не стала отказываться от помощи — оперлась на его локоть. Рука оказалась крепкой — видать, пристав посещает гимнастический зал или еще как-то занимается спортом. От пристава тянуло ваксой, оружейной смазкой и совсем малость бергамотом.

Хотелось молчать, наслаждаясь прогулкой и неожиданным подарком от хвостомоек — золотой осенью, но Громов не дал. Он спросил, чуть надсадным кашлем прочистив горло:

— Светлана Алексеевна, что вы думаете по поводу сегодняшней даты?

Она глянула на него — он уже привычно хмурился:

— А что сегодня не так?

— Вы знаете, что сегодня за дата? Выбор прескверный для убийства.

Она принялась перечислять:

— Рождество Пресвятой Богородицы и победа в Куликовской битве.

Громов пытливо продолжал на неё смотреть, и Светлане пришлось сказать то, что не хотелось бы упоминать:

— И день призвания Рюрика на княжение. День российской государственности.

Ходили упорные слухи, что языческое жертвоприношение цесаревича Дмитрия и великой княжны Елизаветы, которому помешали в Санкт-Петербурге десять лет назад кромешники, было запланировано императрицей Екатериной Третьей аккурат к этой дате. Только по непонятной причине жертвоприношение чуть сдвинули на праздничной неделе. Кромешники попытались спасти цесаревича, и привело все это к «Катькиной истерике», когда императрица, оказавшаяся язычницей, призвала себе на помощь духов земли, воды, воздуха и огня. Тогда полыхала почти вся страна: от восточных границ до западных. На Камчатке проснулись вулканы. Путорана приподняло на десяток саженей, по аллее между Уралом и Кавказом гуляли торнадо, сам Урал вымахал ввысь не меньше, чем на версту, а где и больше. Торфяные болота горели, леса тем более, даже Черное море зашлось в пламени. А Санкт-Петербург просто смыло волной-убийцей.