Кровь времени
Шрифт:
— Внизу, на почте, — отправляет нашу корреспонденцию.
Марион попрощалась с монахиней и в течение пяти минут бродила по коридорам здания в поисках выхода. Затем спустилась по Гранд-рю до отделения почты, где действительно увидела брата Дамьена. Тот отказался выполнить ее просьбу, но сделал это мягко, со свойственным ему добродушием. Объяснил, что в эту пятницу церковь празднует день Страстей Господних, поэтому соблюдается строжайший пост и монахам следует проводить время в бдении, молитвах и благочестивых размышлениях. Марион настаивала, ссылаясь на становящуюся все более нестерпимой скуку, и пообещала, что в распоряжении монаха будет сколько угодно времени для духовной жизни и к вечеру они обязательно вернутся. Наконец он уступил, тяжело вздохнув. Уже сидя за рулем «симки», брат Дамьен хмыкнул:
— Везу вас в Авранш, но даже не знаю, что мы будем
Именно в этом заключалась суть проблемы Марион: не сказать ему правды и притом добиться, чтобы он открыл перед ней двери в запасники библиотеки. А попав в хранилище, еще и придумать, как отослать монаха подальше.
— У меня есть там одно дело, — наконец пояснила она.
— Это я понял, но какое?
Теперь, когда Марион знала, что брат Дамьен каждое или почти каждое утро любит бегать трусцой, его внешний вид внушал ей беспокойство. У монаха было округлое лицо и при этом атлетическое сложение. В результате возникало несоответствие: он был одним из склонных к полноте людей, у которых после интенсивных занятий спортом жир уступил место мускулам, однако лицо осталось таким, как раньше.
— Скажите, не будете ли вы возражать, если я присоединюсь к вашим утренним пробежкам? — сменила Марион тему разговора.
Тот явно удивился — разжал кисти рук, держащие руль, и несколько раз пошевелил пальцами, как кот, который выпускает когти, когда его гладят.
— Присоединитесь ко мне? А… ладно, почему бы и нет. Просто обычно я бегаю один.
— Ну, если это вам помешает, не настаиваю.
— Нет-нет… — ответил он, впрочем без особого энтузиазма, — разве что… должен вас все-таки предупредить: я бегаю много…
— Понимаю. Буду присоединяться к вам в самом начале пробежки и не стану замедлять привычный для вас темп. Мне нужно начать двигаться: мне легче втянуться, если на первых порах я не одна.
Брат Дамьен покачался взад-вперед на водительском сиденье, не спуская глаз с дороги.
— Верно, так и вправду легче начать.
— Тогда в понедельник я приступаю?
— Ах нет, только не в понедельник. Это день молитвы, и на сей раз никаких послаблений не будет. Зайду за вами во вторник утром.
Марион согласилась.
— Итак, что же все-таки мы будем делать в Авранше? — продолжал настаивать на своем монах.
— Проводить изыскания.
— Отлично! Снова в библиотеку… Знаете, я обожаю интеллектуальные игры, особенно кроссворды, хотя из-за недостатка времени вынужден ограничиваться небольшими сетками. Ну, чем же я смогу быть вам полезен в Авранше?
Марион очень хотелось ответить: «Тем, что позволишь запереть себя в какой-нибудь дальней комнате до самого вечера», но она удержалась. Не стала признаваться, что тоже является поклонницей кроссвордов: ей вовсе не хотелось ввязываться в профессиональный разговор о маленьких хитростях, используемых для успешного заполнения всех клеток.
— Раз уж мне предстоит провести здесь определенное время, а я уже осведомлена в общих чертах об истории этого места, — наконец нашлась она с ответом, — то хотела бы познакомиться с подлинными документами об этом районе, живших здесь людях, связанных с ними анекдотах…
— В этом случае вам следует посетить не библиотеку, а муз…
— Нет, — перебила она монаха, — я видела в запасниках газеты первой половины двадцатого века — предпочла бы почитать именно их.
По выражению лица брата Дамьена Марион стало ясно — он не согласен с ее мнением; но, видя ее решимость, монах сдался. Они вновь очутились в плохо освещенном зале со стеллажами книг, правда, теперь уже внесенных в каталог. Вспомнив, как она приводила в порядок газеты в левой половине комнаты, в самой нижней части стеллажей, Марион отослала брата Дамьена подальше, попросив:
— Не могли бы вы найти для меня какой-нибудь журнал или альманах… вышедший где-то в пятидесятых годах? Любое издание, откуда я могла бы узнать о жизни в этих местах в то время.
Брат Дамьен не скрывал своего несогласия с тем, что для получения информации об окрестностях необходимо идти в библиотеку и тем более действовать подобным образом, но все же отправился выполнять поручение Марион.
А она без труда нашла издания с обзором новостей: «Газетт де Ла-Манш», [55] «Пти журналь» [56] и «Эксельсиор». [57] Отложила подшивку «Газетт де Ла-Манш», потому что это издание освещало в основном местные
события. Поднимала тяжелые груды газет, перебирала их и вытаскивала маленькие стопки оттисков, имевшие отношение к интересующему ее времени — первой трети 1928 года: складывала рядом с собой все номера с января по апрель этого года. Сидела, поджав ноги, между двумя высокими книжными стеллажами и отбирала газеты, которые затем планировала тщательно просмотреть. И вот настало время для изысканий в прямом смысле этого слова: страница за страницей она пробегала глазами все экземпляры, сложенные стопками у ее ног. Время от времени брат Дамьен приносил очередную статью, спрашивал, интересует ли она ее и нужно ли отложить эту газету. Женщина вежливо качала головой и вновь погружалась в чтение.55
«Газетт де Ла-Манш» («Gazette de la Manche») — еженедельная региональная газета.
56
«Пти журналь» («Petit Journal») — дешевая ежедневная газета, издававшаяся в Париже в 1863–1944 гг.; с 1984 г. стало выходить популярное еженедельное иллюстрированное приложение к этой газете.
57
«Эксельсиор» («L'Excelsior») — ежедневная газета, издававшаяся в Париже в 1910–1940 гг.; одно из первых периодических изданий, которое стало иллюстрировать статьи фотографиями с места событий.
Полосы, посвященные международным событиям, в основном ориентировались на обсуждение политики; иногда их оживляли заметки о забавных происшествиях или о великих научных открытиях. Время до полудня прошло за чтением текстов, напечатанных с более или менее одинаковой четкостью на пожелтевших от времени листках бумаги. Спустя три часа после начала поисков Марион на секунду подняла голову — и вдруг обнаружила, что находится прямо возле полки для книг на иностранных языках. Именно здесь она нашла личный дневник Джереми Мэтсона… Женщина тут же проверила, по-прежнему ли книга лежит в кармане плаща; на лице ее при этом была написана такая же тревога, как у матери, которая наблюдает за ребенком, играющим в парке далеко от нее. Прикосновение к шероховатой обложке ее успокоило.
В половине первого Марион покинула брата Дамьена, повторившего ей, что соблюдает пост, и отправилась в кафе напротив здания мэрии. Здесь она съела салат из морепродуктов и прочла свежий номер «Уэст-Франс»: передовица газеты была посвящена ее делу — этой безумной истории, из-за которой она вынуждена скрываться здесь, вдали от дома, семьи и немногочисленных друзей. С момента ее прибытия в Мон-Сен-Мишель прошло девять дней. По большому счету она ни по кому, кроме матери, не скучала. А ведь по-прежнему достаточно короткого телефонного звонка: узнать новости о ее жизни, рассказать о своей, обменяться мнениями о текущих событиях, наконец, просто услышать родной голос. С сослуживцами для сохранения душевного равновесия общаться необязательно — она никогда не испытывала к ним особенной привязанности. Одни казались чересчур педантичными, другие — слишком легковесными, остальные очень уж любили умничать. Нет, среди них она никогда не чувствовала себя в своей тарелке. Друзья детства по большей части остались в Лионе, ее родном городе; с годами они постепенно пропали из виду.
Марион слегка коснулась верхней губы: рубец почти рассосался, скоро от него останется лишь воспоминание — о неоновых светильниках цвета морской волны на парковке в подвале ее дома. Тем вечером она возвращалась из кино одна. Незнакомец на мотоцикле затормозил прямо перед ней: мотор взревел несколько раз — нечто вроде предупреждения. Скрытый за черным стеклом шлема мужчина смотрел на нее в упор, между ними меньше метра. Правой рукой он постоянно нажимал на рукоять газа, чтобы мотор ревел не переставая. Марион увидела, как рука его стала подниматься — очень медленно, почти незаметно… Убежать не успела — упала навзничь; чувствовала скорее шок, чем настоящую боль.
А мотоцикл стал ездить вокруг нее… с каждым витком все ближе, почти касаясь рубчатыми шинами ее лодыжек и пальцев… Марион не могла встать, лежала, скрючившись от ужаса. Двигатель ревел ей прямо в уши, рычал, оскорблял, угрожал, обещал еще худшие муки… Колесо неожиданно поднялось в воздух — и опустилось всего в десяти сантиметрах от ее головы… Она рыдала, не в силах встать на ноги, и эта слабость казалась ей худшим из всех ощущений — ужас в чистом виде, ужас, которому невозможно сопротивляться…