Кровь вторая. Орда

Она спрыгнула с коня и похлопав его по шее, направилась к валяющимся в «умат» пьяницам. Кайсай посторонился, пропуская золотую деву, посмотрел ей в след, зачем-то опустив взгляд ниже спины и ничего нового там не обнаружив, отправился своего Васа заводить внутрь, уже на ходу услышав разговор Золотца с ни кем, так, сама с собой:

— Так, что мы здесь пьём, — и после небольшой паузы, — м-м, смотри-ка медовуха, — когда рыжий, уже выходил в проход, она, видно оторвавшись от меха, произнесла удовлетворённо, — вкусно.

Его, как будто по затылку кто врезал. Он дёрнулся, остановился, сам не понимая в чём дело. На душе стало мерзко и тревожно. Рыжий тут же прижался к земле, схватившись за рукоять меча, настороженно озираясь по сторонам, переводя все органы чувств в боевое состояние.

Сигнал тревоги пульсом застучал в голове, но тщательно осмотрев поле, реку и прилегающий лесок, никого не обнаружил и не почувствовал. Прислушавшись к себе, Кайсай отчётливо понял, что причина тревоги в неправильности происходящего вокруг.

Это умение чувствовать несуразность, у него было выработано с детства и всегда срабатывало независимо от его желания и готовности, это воспринимать. Ощущение, какой-то неправильности, возникло у рыжего ещё на том берегу, откуда он наблюдал за заимкой, усилилось, когда он увидел дедов, а вдарила по голове, когда заговорила Золотце… Тут она, похоже, ещё раз, оторвавшись от меха, обратилась к Калли:

— Калли, медовуху будешь? Свежая. Вкусная. Ядрёная, язычок пощипывает, — довольно причмокивая, рекламировала она найденное пойло, — всё равно сегодня уже никуда не поедем.

— Фу, — тут же брезгливо ответила вторая Матёрая, — как ты можешь пить эту дрянь?

И тут до него дошло. Он понял в чём вся неправильность! Какая к драным собакам, может быть медовуха в это время? Из какого мёда? С мать-и-мачехи что ли? Расплываясь в кривой ухмылке, он хотел было крикнуть Золотцу, чтоб та не смела пить эту отраву, если рядом с дедами лечь не хочет, но тут же передумал. Ну, а что? Будет очень любопытно на неё полудохлую, да не шевелящуюся посмотреть. Интересно, что из себя обездвиженная и беспомощная стерва представляет.

Когда он завёл коня во двор, Золотце уже устроившись рядом с Дедом и Олкабой, сидела на охапке сена, пьяно улыбаясь, сама себе довольная, расфокусированным и мутным взглядом осматривая, мельтешащих перед ней, туда-сюда, подчинённых. Калли во дворе не было.

Пока Кайсай распрягал Васа и отводил его к стойлу, Золотце уже дошла до кондиции, приняв положение лёжа и смотря в вечернее небо, вполне мило улыбалась. Рыжий подошёл к ней, забрал из обессиленных рук мех, на что она даже не отреагировала, понюхал содержимое и стал с улыбкой разглядывать пьяную красавицу.

Такой он её, ещё, действительно, не видел. Странно, но беззащитная и обессиленная, она ему нравилась больше, и он с удивлением отметил, что в штанах даже зашевелилось. Пьяная Золотце его возбуждала, и он не противился этому! Сзади неслышно подошла Калли и задала самый глупый вопрос, который можно было только задать в данной ситуации:

— Что это с ней?

Кайсай вздрогнул слегка, от неожиданности, ибо, увлёкшись любопытным зрелищем, не услышал, как чернявая подкралась, и ничего не отвечая, лишь протянул второй сестрице мех, продолжая давить лыбу.

— Медовуха отравлена? — ужаснулась Калли.

— Нет, — утешил её рыжий, демонстративно глотнув, чуть-чуть и протягивая вновь мех Калли, — будешь?

Та отпрянула, как от отравы, выставив даже руку вперёд, защищаясь.

— Я такую дрянь не пью, — и тут же с удивлением, как будто до неё только что дошло, поинтересовалась, — так что, она уже такая пьяная, что ли?

— Ну, видать хорошо приложилась, да, на голодное пузо, почитай почти весь день не ела — ответил рыжий, взвешивая мех в руке, в котором, в самом деле, оставалось не так много.

— Позор, — прошипела смуглая «мужеприбивалка» и резко развернувшись, ушла в сторону дома.

Кайсай бросил мех с пойлом на солому и пошёл осматривать свои бывшие владения. Зайдя в дом, он поразился, в первую очередь, тому бардаку, что творился внутри. И тут осознал, что мужики пьянку, затеяли давно. Видать, поначалу, приговорили все запасы Деда, а когда не хватило, то от безысходности сварили эту медовуху из первосбора, прекрасно понимая последствия.

Тут, на заваленном и ещё неочищенном от остатков еды столе, он неожиданно обнаружил четыре искусно выточенных игральных кости, как специально положенных для него. «Вот и подарок для лешего», подумал Кайсай. Только таких у деда не было. Вероятней всего, это Олкабы.

Он сгрёб их в кулак и задумался, на что бы обменять или как бы выпросить их у хозяина, но тут, откуда-то из глубины тёмного дома, выплыла Калли и выражение её лица, да, и недвусмысленные телодвижения, ему очень не понравились.

Двигалась она грациозно, вызывающе обольстительно, улыбка девы, была сама обворожительность, а всё это вместе, просто кричало, что «я сегодня ночью буду твоя», вернее, наоборот, «ты, пацан, влип по самые яйца, которые я тебе ночью, отгрызу и ты, не только не пикнешь, а реветь будешь, умоляя и упрашивая меня это сделать». Кайсая аж передёрнуло от таких мыслей. Смуглянка подплыла к столу и елейно зажурчала:

— Кайсай, и ты здесь жил?

— Жил, — буркнул рыжий, испугано поглядывая на вход, в надежде, чтоб хоть кто-нибудь из дев прислуги, случайно, за чем-нибудь зашёл и разрушил эту липкую паутину, которую чернявая сучка-паучиха, принялась плести вокруг него.

— А где спал? — гипнотизируя жертву нежным ангельским голоском, пропела Калли и при этом, хищница мягко и гибко продолжала подкрадываться.

— Здесь, — махнул он рукой, в направлении лежака за столом.

— Да, не хоромы, — констатировала она факт некомфортабельного жилища, грациозно при этом усаживаясь на лежак, продолжая загадочно смотреть на него и даже чуть сдвинулась, как бы приглашая присоединиться.

Кайсай, очень постарался сделать вид, что не заметил приглашения и по-хозяйски осмотрев засранный стол, удручённо проговорил:

— Да, уж, хоромами здесь не пахнет, здесь помойкой воняет.

Он со светлой надеждой, вновь посмотрел в открытый проход во двор, куда желание убежать, было выше всех его сил, деловито пробурчал, что-то по поводу уборки в доме, мол, спать будет невозможно, коль всё тут не очистить и не выветрить, и уверенной походкой, направился, наконец, во двор, как будто именно там и следовало производить все те действия, которые, он только что перечислил.