Кровь
Шрифт:
– - Историк.
Почему-то мне в голову опять влез сегодняшний сон, и я поинтересовался:
– - Уж не Древняя ли Америка наша специальность?
Она остановилась. Как вкопанная остановилась. Я люблю, когда люди так останавливаются. Бежит человек, бежит, потом -- стоп! Кирпич! Вот и взгляд стал более осмысленным. До сих пор меня можно было не замечать, хоть я и был рядом. Теперь же где-то там, в подсознании, поселился я собственной персоной. И с этим приходилось считаться.
– - Ты следил за мной!
– - нашла она простое решение.
– - Следил? Хм.
– -
– - А это здесь при чем?
– - удивилась она.
– - При том, -- занялся я демагогией, -- что на свете не так уж много людей, за которыми следят или которых хотят убить. Но каждый человек в глубине души считает, что он пуп Земли и потому ему угрожает опасность или... слава. Но, как правило, это заблуждение.
– - У меня перед глазами встали три черных джипа, и я уже не так уверенно повторил: -- М-да, как правило.
Она снова посмотрела на меня изучающим взглядом, но, не говоря ни слова, пошла вперед. Через несколько секунд спросила:
– - Что еще интересного тебе снилось?
– - Странный город из пирамид.
– - Уж не в Египте ли?
– - Она была полностью уверена, что я использую современную экзотику, чтобы заморочить ей голову.
– - Нет, Империя называлась Легенда.
Теперь ее взгляд приобрел характер оценки: вру я или нет. Интересно, что решила?
– - Странное название.
– - Да, а на сензаре оно звучит так, -- и я произношу трудно передаваемые сочетания звуков из шипящих, свистящих и почти без гласных, отчего мой язык без привычки сворачивается в трубочку.
Теперь она действительно смеется.
– - А ты большой выдумщик.
Я почти обижен:
– - Может, у меня не совсем хорошо с произношением, но звучит примерно так.
– - Если это действительно сензар, то тебе можно писать диссертацию. Этот язык неизвестен науке, кроме упоминания о нем несколькими мистиками вроде Блаватской.
– - Я подумаю об этом.
В этот момент я понимаю, что мы пришли. И еще я понимаю, что если она сейчас попрощается, то я уже не смогу ее удержать, а удержать можно только одним способом, если не применять силу, конечно. И я применяю... первый способ.
– - Вот вы сейчас уйдете, и мы больше никогда не увидимся. А ведь и у вас, и у меня останутся вопросы, на которые только мы можем ответить друг другу.
Она внимательно смотрит на меня, обдумывая мои слова, и все же произносит:
– - Например?
– - Например, мой сон.
– - Но ведь это твой сон.
Я не знаю, что ей сказать. Она мысленно удаляется, а я не нахожу слов. Белая ночь заканчивается быстро, и в голубых радужках глаз стоящей передо мной девушки я вижу синие стрелки, подсвеченные чистым утренним небом. Будто сомнамбула, монотонно вспоминаю слова художника: "Огромные голубые глаза с синими стрелками в радужке, пшеничный стог на голове, взбитый как львиная грива, рост... едва ли Ветер был на пять сантиметров выше -- все это в отдельности было любопытным и необычным для его мест, где черные волосы, невысокая фигура и темные глаза служили генетической основой. Поражало другое -- пропорции.
Мера была во всем: овал лица компенсировал величину глаз, носа и рта. Брови стремились к еле заметным под волосами ушам. Нос и губы уравновешивали друг друга, как горы и озеро".Она молчала. Трудно, ох, как трудно, вот так сразу, пустить к себе в жизнь еще полчаса назад незнакомого тебе человека. Я ждал ее выбора, и она его сделала.
– - Как вас зовут?
– - Любопытно, что обычно люди переходят от "вы" к "ты", тут же все было наоборот. Я понадеялся, что она решила начать наши отношения с белого листа.
– - Алексей.
– - А я думала Ветер, -- она улыбнулась.
– - Ветер -- это тот самый Императорский художник, а полное его имя Ветер Небес.
– - Поэтично, хотя для индейцев в порядке вещей.
– - Да, наверно. Никогда не был индейцем, -- сострил я и полез с дальнейшими расспросами: -- А как зовут вас?
Она стушевалась. И я подумал, что зовут ее, что-нибудь вроде Фроси. Оказалось еще интересней.
– - У меня странное имя для девушки. Вася.
Я мог бы посмеяться, но меня ведь учили не только хорошим манерам. Поэтому я ответил:
– - Почему-то в жизни все парадоксально. Красивое ходит об руку с уродливым, смешное -- с возвышенным. Ведь Василиса -- удивительное имя, но оно же и Вася. Поэтому вы вмещаете в себя два полюса этого мира, а значит, саму жизнь.
Она снова рассмеялась.
– - Боже, какая сложная философия. Но вы первый, кто так быстро сообразил. Мое имя -- своеобразный тест на глупость. Вы получили пять из пяти. Поздравляю!
– - У нас все ходы просчитаны и записаны, -- буркнул я и поинтересовался: -- А многие получали пятерки?
– - А вот это уже вторжение в частную жизнь, -- поставила она меня на место.
– - Виноват, исправлюсь!
– - по-военному отчеканил я, вызвав снова ее улыбку.
– - Хотя я только тем и занимаюсь последний час, что вторгаюсь в вашу жизнь.
– - Ладно, лучше скажите мне, что вы-то делаете на улице ночью?
Надо сказать, что я совершенно забыл о своем положении, и вопрос девушки заставил меня не только вспомнить о Косте и черных джипах, но и лихорадочно выдумывать что-нибудь правдоподобное. Однако мимика моего лица уже сделала свое дело, и я увидел, что в глазах Василисы усилился бриз.
– - Надеюсь, вы не совершили какого-нибудь преступления?
– - Пока нет. Врать я не хочу, а история моего бомжевания довольно длинна и не очень интересна.
– - Мне кажется, что вы все-таки врете, -- она была бескомпромиссна, -а мы вроде бы говорим сегодня только правду. Или нет?
Я посмотрел ей в глаза, думая одновременно, что втягивать ее в игру, где правила неизвестны даже мне, а людей уже убивают, опасно.
Но она, словно прочитав мое самое сокровенное желание, сказала:
– - Хорошо. Может, я и ошибаюсь в очередной раз в жизни, но... идемте ко мне пить кофе. Там все и расскажете.
– - Повернулась и пошла к подъезду. Я не шевелился. Ответственность перед ней не позволяла мне идти, хотя я безумно хотел этого. На пороге подъезда она удивленно обернулась.