Кровавая пасть Югры (сборник)
Шрифт:
Храм с колокольней стоял посреди широкого церковного двора. Раньше Павлу креститься не сподобилось. но богобоязненный Макар упредил внука: «На храм божий осенись крестом: вот так!» И на подходе к паперти перекрестились оба.
Внутри отец Тихон обогнул алтарь и вошёл в ризницу. Оттуда он вынес большой лист картона.
– Вот, гляди! Это я видел в обители на горе Афон в святой обители. Роспись скопировал православный монах. Душевно сделал инок. Прочтя молитву, приступай. Никодим поможет. А взор твой чист, аки душа!» И ушёл обратно в церковь.
А молодой резчик стоял, поражённый увиденным. На твёрдом картоне, угольно чёрным грифелем был начертан скорее некий ангелоподобный дух тьмы с распластанными крыльями. Откуда навеян сюжет, трудно определить, не зная досконально Библию и другие конфессионные
В этот вечер Павел остался в «кабинете» – сторожке. Макар пошёл за ужином сам. Парень все три дня, отведённые на работу, почти не спал и резал, резал, резал. Перья, волосы, глаза – всё поражало скрупулёзностью исполнения. Здесь было даже не мастерство маститого резчика, а его душа, вложенная в каждый штрих. Никодим лишь изредка заходил к юному ваятелю, но мешать ему советами не посмел. Его ученик творил ЧУДО.
На последнюю, третью ночь Паша перенёс свою поделку в мастерскую. Там мастера придавали барельефам оттенки цвета, а то и делали их в чёрнобелом, коричневом исполнении. Была у них для этого некая волшебная «лампа Алладина». С обеда до вечера Павел жадно впитывал от учителя секреты «оживления» фигур и поделок с её помощью. В эту ночь мастерскую снаружи не закрывали: внутри остался на ночь подмастерье Никодима.
Утром резчики у двери своей мастерской увидели деда, крепко спящего на скамеечке, опершись на стену. Разбудили его и тихо вошли. У верстака, что определили Павлу, в ворохе духмяной липовой стружки спал новоявленный МАСТЕР. Никто не заметил, как сюда же вошёл святой отец Тихон. И он, слегка расталкивая стоящих, переместился прямо к верстаку. А на нём стояли рядышком его картонка и… О боже, так это тот самый «ангел в ночи» со стены монастыря в Афоне! Ведь мальчик воплотил ЧУДО! И священнослужитель произнес, чётко расставляя слова: «Это…мне зело…по нраву! Не будите его, пусть выспится. А деда ко мне подошлите!»
А позвал он Макара, чтобы сказать, что берёт парня в мастерскую. И назначает ему… Тут батюшка назвал сумму, почти вдвое превышающую жалованье взрослых мастеров.
Уже с первой получки купили Павлу костюм, а Леночке пальтишко. Из старого она давно выросла. Уже много позже Мария, теребя платок, спросила: «Сынок, а может учиться пойдёшь? Хотя бы в вечернюю?» На что тот баском ответил:
– Ленке ещё три года учиться. Вот поставим её на ноги. Да и дедушке пора отдохнуть. Замаялся он!
Заводь лешего
Сибирь полна загадок, причём таящих истинное волшебство едва не столетиями. В одном из таких чудес мы убедились, побывав по случаю на одном из многочисленных озёр Томской области. Можно бы всё нами увиденное и услышанное отнести к таёжной скептике: «Эка невидаль! А вот мы в прошлой экспедиции…» Но тут сразу же оговоримся, что в тайге не новички и повидали немало, но тут…
Приехали к брату жены в один из тогда богатых совхозов. Как водится – сибирское застолье, охотничьи байки за полночь и обещание свозить нас, если Леший пустит, на одно озерцо необычное. «А сколько твой «Леший» на лапу берёт за охоту летом?», – спросил я шурина. Но от такого вопроса за столом затихли. А шурин Коля, переглянувшись со взрослым сыном Саней и женой Евгенией, чуть ли не прошептал, поперхнувшись: «Ты, Валера, так не шуткуй! Здесь не город, тайга кругом, а Леший, он везде бывает в наших местах. Сам видел его штучки. Вблизи-то он не показывается, но и издаля шуганёт, подштанники не удержишь. Прости, Галя, перегнул малость.» Моя супруга лишь пожала плечами: «А мне-то что! Хотя одним глазком посмотрела бы. А?! Мужики! Заодно и рыбки половим. Есть хоть чего ловить в твоём расчудесном озере?»
– А ты, сестрёнка, не подначивай! Рыбой нас моя Евгения накормит наивкуснейшей. А вот ловить её вы втроём будете. Ты с мужем, да вот, Санёк ещё. Он там с Лешим в дружбе. Старик мало кого жалует, а то и обидеть крепко может, бывало – до смерти.
– Ну уж, прямо-таки до смерти?! Давно ли заливать выучился, а? Коль, скажи честно: спьяну болтанул.
– А вот и неправда твоя, Галя. А чтобы не трёпа ради, то завтра же и поедем. Мне как раз на дальние дойки заглянуть надобно, коровок попользовать
от слепней. А там и до Лешевой заводи на Чудо-озере рукой подать. Только чур, ни на дойке, ни по дороге, а тем паче на заводи Лешего не поминайте: не то быть беде. А уж страху натерпитесь вдосталь. А что до рыбы, так её там прорва. Не больно-то туда рыбачки захаживают, а уж охотников Леший и подавно не жалует: либо в болоте утопит, а то загонит так, что неделю, не-то и боле плутать будешь. Так-вот…Под впечатлением разговора молча разошлись по спальням. Благо, у главного ветврача, кем работал в совхозе Николай, хоромы были далеко не тесные. «На вырост», как шутил он сам, кивая на сына: «Вот, ужо, поженим…»
А Коля ещё долго возился в чулане с корчагами и удилищами. Договорились выехать в пять утра. Сосны в необъятном дворе Николая ещё полностью были окутаны утренним туманом, как с улицы въехал «газик» – ветеринарка. В минуту загрузились, за рулём шурин сидел сам: не любил по выходным беспокоить своего водителя. Приехали к загону, когда доярки закончили дойку. Так что пока шёл осмотр коров, мы с Саней лакомились парным молоком. Жена и дома, в городе из молочного потребляла творог, да сметану в борще. Да разве что ряженку в охотку.
– Вот и управились с бурёнками! – весело сказал Коля, садясь в кресло далеко не нового «козлика», как именовали в селе его транспорт мальчишки.
Минут через десять неожиданно выехали из лесной чащи на бережок заводи. Она ещё была покрыта лёгким испарением и исчезала в нём метрах в двадцати. Вдоль берега ощущалось неспешное течение. Создавалось впечатление речного пейзажа.
– Коля, а течение-то откуда? Озеро ведь?
– Да, честно говоря, сам удивляюсь. Причем к вечеру оно развернётся наоборот. А пополудни, часа в два-три увидишь нескучную картину: вода в заводи будто разом вскипит. Потом всё утихнет и потечёт наша аква вспять. Ты им, сынок порассказывай маленько, а я поехал на другие дойки. Заеду завтра об это время. Ну, бывайте! Ни хвоста, ни чешуи!
С тем и уехал. А мы «рассупонили» снасти, Саша по огромному кедру-топляку отнёс обе корчаги, где внутри привязал марлевые мешочки комбикорма: «Чтобы не вымывало» – пояснил он. Верёвки от корчаг привязал к сучьям топляка.
– Дядь Валер, бери снасти и иди вон к тому пню у воды. Там увидишь дырки в нём. Туда и воткни обе удочки. А я пока наживку спроворю. А вот тут, смотри, – после обеда, как утихнет вода и сядешь, как в кресло. Тут и кукан приладишь. А я пока для ночлежки и обеда все сготовлю. Да на ушицу во-он у тех кустов рыбки надёргаю!
И пошёл в тайгу рубить сушняк, да лапник. Благо, кострище, скорее всего его же, было готово и даже окопано. Массивные рогатки под котелок даже не обуглились. Дрова частью разложил меж них. Сухой лапник сложил на лысом от травы кусочке отлогого бережка. Тут же неподалёку заготовил свежие духмяные ветви сосны. Ясное дело – ночлежка почти готова. Разжёг костерок и поставил объёмистый котелок на рогатки. Мимоходом сунул мне коробок с невесть когда пойманными кузнечиками и свежими алыми червями: «Вот, бери, дядь Валер. На кузнеца с утра, прям сейчас спробуй. А потом на червя.» И пошёл к тем заветным кустикам. Там уже минут через пяток на траве трепыхались штуки три увесистые рыбки. А не успела вскипеть вода в котелке, как трава рядом с ним шевелилась вся от обилия копошащейся в ней рыбы. Жена начистила взятую с собой картошку и приготовила специи, частью прямо здесь и собранные: рыбачила со мной и раньше. Вскоре над озером потянулся душистый запах ухи.
Вставало солнце, обозначая себя в таёжном мареве золотистыми лучами, заскользило по заводи, разгоняя остатки тумана. В чаще поднялся чудный птичий распев. Даже кукушка начала отсчёт неизвестно чьих лет. Застучал дятел «тр-р-ток!» и чистейшим свистом отозвалась иволга «фью-фью-фить!». У меня начался клёв и даже пара лещей и золотистый карасик. Именно золотистый, А не серебристый, как обычно в озёрах. «Тоже недурственно!», – пробормотал я себе под нос.
– Валер, иди посоли! – окликнула жена, зная мой «талант» к посолке. И дома мне доверялись все соления. И сыпал я «на глаз», не обращаясь к рецептам. При этом удавалось угодить всем. А пока готовилось варево, Галя по-хозяйски раскладывала на клеёнке домашние снеди и конечно же, флягу со спиртом.