Кроваво-красная текила
Шрифт:
Я бы хотел сказать, что сохранял спокойствие, когда вернулся на улицу Куин-Энн. На самом деле, когда я обнаружил, что Роберт Джонсон так и не съел «Фрискис» с тако, я лягнул его со всей дури. Завтрак, естественно, а не Роберта Джонсона.
— Знаешь, всякому терпению приходит конец, — сказал я ему.
— Брр, — ответило нечто из темноты шкафчика с грязным бельем.
И тут зазвонил телефон.
Должно быть, голос у меня был, как у человека, в которого только что стреляли и которого обругал его кот, поэтому Ральф Аргуэлло с секунду помедлил.
— Матерь божья, vato. Какая cavron [66] плюнула сегодня утром на твои huevas? [67]
Я
— У меня сегодня великолепный день, Ральф, — сказал я. — Кто-то только что проделал дырки в моем автомобиле при помощи пуль сорок пятого калибра.
66
Сука (исп.).
67
Яйца (исп.).
68
Музыкальный ансамбль (исп.).
Есть много вариантов реакции на подобные заявления, однако для Ральфа существовал только один — он долго и весело смеялся.
— Тебе нужно выпить пива с настоящей текилой, — заявил он. — Приезжай ко мне сегодня вечером.
— Может быть, в другой раз, Ральф.
Я почти услышал улыбку Чеширского кота по телефону.
— Даже если я предложу тебе встретиться в баре, в котором твоя подружка была в воскресенье вечером?
Молчание.
— Когда? — спросил я.
Глава 27
Красно-коричневый «Линкольн» Ральфа скользил по Саут-Сент-Мэри, точно обитая кожей подводная лодка.
— Ты не возражаешь, если я собью парочку пешеходов? — спросил Ральф и расхохотался.
Я его не поддержал. В эту безлунную ночь, сидя в машине, пропитанной парами рома и дымом марихуаны, я ничего не мог разглядеть сквозь затемненное ветровое стекло. И на мне не было обязательных очков. Ральф лишь улыбнулся и сделал еще одну затяжку сигареты с марихуаной размером с сигару.
Мы свернули на Дуранго и оказались в районе с домами, обшитыми желтой вагонкой. За окном мелькали крошечные дворики размером с заднее сиденье «Линкольна», деревья, украшенные стаканчиками от кока-колы, статуи святых на разноцветном гравии. На тротуарах стояли пластиковые молочные кувшины, наполненные водой. Пожилая женщина в свободном разноцветном платье появилась в квадрате оранжевого света — она сидела на ступеньках крыльца и резала картофель. Женщина посмотрела нам вслед.
Ральф вздохнул, как влюбленный.
— Снова дома.
Я повернулся к нему.
— Ты же вырос в Норт-Сайде, Ральф. Видит бог, ты учился в Аламо-Хайтс.
Его улыбка даже не дрогнула.
— Просто моя мама сумела выйти в люди, vato, — сказал он. — А это не имеет ни малейшего отношения к тому, где у тебя дом.
На углу Дуранго и Буэна-Виста мы заехали на стоянку с покрытием из гравия, где расположился самый маленький в мире открытый бар. На красной бетонной плите стояли три зеленых столика для пикника, позади них — ящики из-под фруктов и старый холодильник для кока-колы, игравшие роль импровизированной стойки. Вокруг шла низкая стена из шлакобетонных блоков, крышей служили провисшие листы рифленой белой жести, на которых болтались рождественские огоньки. Никто не озаботился тем, чтобы сделать вывеску. Естественно, здесь ревела какая-то латиноамериканская музыка, плакат у входа обещал холодное пиво.
Ральф отложил сигарету с марихуаной и взял
«смит энд вессон магнум», почти невидимый в темноте. Впрочем, пистолет тут же исчез в складках оливково-зеленой полотняной гуаяберы огромного размера. Ральф с довольным видом улыбнулся.— Ловко, — заметил я.
— Предлагаю в последний раз, — сказал он. — Возьми пушку, в бардачке лежит отличная маленькая «дельта».
Я покачал головой.
— Проблем больше, чем пользы. От этого дерьма портится карма, — сказал я.
Он рассмеялся:
— Ты лучше подумай о том, друг мой, что кто-то пытался выпустить карму из твоей башки.
Голос Лидии Мендозы, [69] паршиво записанный пятьдесят лет назад, но дьявольски сексуальный, плыл по дворику, окутанный ароматами табака и тмина. Все три столика были заняты мужчинами в грязных синих рабочих рубашках с именами, вышитыми на карманах. Их коричневые лица, высохшие и твердые, напоминали куски плавника. Они сидели и курили, наблюдая, как мы подходим к бару.
69
Мексиканская гитаристка и певица.
— Que pasa? [70] — сказал Ральф, на которого их взгляды не произвели ни малейшего впечатления.
Один из мужчин улыбнулся, как шакал, слегка приподнял бутылку с пивом и отвернулся к друзьям. Кто-то рассмеялся. После этого они перестали обращать на нас внимание.
Ральф подтащил два зеленых металлических стула к ящикам из-под фруктов и кивнул бармену.
— Тито, — сказал Ральф. — Два «Будвайзера».
Целую минуту я считал, что Тито — продукт работы таксидермиста, потому что он будто застыл на своем месте: хмурое выражение лица, глаза, огромное тело, напоминающее лягушачье, покрытые татуировками руки вяло висят вдоль тела. Грудь под желтой шелковой рубашкой не шевелится. У меня возникло искушение позаимствовать у Ральфа ложку для кокаина и подержать ее под носом Тито, чтобы проверить, дышит ли он. Наконец, очень медленно, глаза Тито переместились на меня и вновь замерли. Где-то в глубине его груди послышалось урчание, напоминающее недовольный рокот двигателя застрявшего в грязи автомобиля.
70
Что происходит? (исп.)
— De donde sacaste el gringo? [71] — спросил он.
Ральф глотнул пива и посмотрел на меня так, словно увидел в первый раз в жизни.
— Какой — этот? Хочет заняться закладными. Я учу его всему, что знаю сам, — ответил Ральф.
Тито почти не отреагировал, только его взгляд соскользнул с меня, как птичий помет с ветрового стекла. У нас за спиной один из посетителей закончил рассказывать анекдот про адвоката гринго и ослика. Его друзья рассмеялись.
71
Из какой задницы взялся этот гринго? (исп.)
— Мне тут говорили про белую женщину, заходившую сюда в прошлое воскресенье, — сказал Ральф.
Тито вновь окаменел. Он никак не реагировал, лишь смотрел на Ральфа застывшим взором.
— Твой друг заставляет меня нервничать, Ральф, — сказал я по-английски. — Ты можешь попросить его успокоиться?
Татуировка кобры на предплечье Тито едва заметно дернулась.
— Все возможно, друг, — сказал Тито Ральфу. — Я только что откупорил пиво.
Ральф снял очки, протер их рубашкой и, улыбнувшись, одновременно показал Тито пистолет.