Кроваво-красная текила

Зик Кембридж нахмурился, и его огромные серые брови сошлись на переносице.

— О чем, черт подери, ты говоришь, мальчишка?

— Пожалуйста, Трес, — сказала мать Лилиан.

Дверь у меня за спиной распахнулась, и в кабинет ворвалась Кэнди в сопровождении моего друга шофера. Келлин почти улыбался. Не думаю, что он стал бы ждать разрешения и наверняка сразу прикончил бы меня, если бы Зик Кембридж не поднял руку.

— Зик, Анжела, — заворковала Кэнди. — Я так сожалею. Келлин, выведи отсюда этого человека — немедленно.

— Подожди минутку, — сказал мистер Кембридж. — Пусть он сначала даст объяснения.

— Трес, — мать Лилиан почти умоляла. — Произошло несколько убийств. Мистер Карнау, партнер Лилиан. Полиция опасается, что…

— Полиция, — презрительно бросил Зик Кембридж. — Если бы полиция работала как полагается, этот сукин сын уже давно сидел бы за решеткой.

Лишь фотография Дэна-старшего в серебряной рамке осталась на письменном столе после вспышки Зика Кембриджа, и он смахнул ее на пол резким движением ладони.

Все молчали. Потом мать Лилиан попыталась что-то сказать, но Кэнди заставила ее замолчать, решительно тряхнув головой.

— Мистер Наварр, — заговорила она, тщательно выговаривая слова, — я уже просила вас держаться подальше от моего дома. Мне не нравится, что вы вторглись на мою вечеринку, вошли без приглашения в мой дом и беспокоите моих друзей. В особенности сейчас. Если вы не уйдете немедленно, я вызову полицию.

Я взглянул на нее. Глаза у Кэнди были такими же, как у сына, только заметно меньше и в тысячи раз более жесткие. Она смотрела мимо меня, словно десятилетия назад увидела что-то важное где-то очень далеко, и с тех пор не могла оторваться от этой картины — все остальное, находившееся рядом, ее не волновало.

— Вы боитесь, что я могу слегка изменить ситуацию? — спросил я.

Теперь Зик Кембридж не спускал глаз с миссис Шефф, и его гнев сменился недоумением.

— Проклятье, о чем говорит этот сукин сын, Кэнди? — спросил он.

Из большой гостиной до нас доносились громкие звуки музыки — оркестр заиграл весьма резвую аранжировку «Розы Сан-Антонио». Кто-то пьяным голосом кричал в микрофон: «Йа-хо!», а я вдруг потерял ориентировку, словно меня закружили в игре «прикнопь хвост ослику». [179]

179

Детская игра. На стене вешают картинку с изображением ослика без хвоста. Детям поочередно завязывают глаза, крутят на месте, а потом дают в руки бумажный хвост с булавкой — ребенок должен воткнуть булавку с хвостом в правильное место. Побеждает тот, кто сумеет сделать это ближе к крупу ослика.

Миссис Кембридж вновь взяла меня за руку и заговорила все тем же мягким голосом, которым призывала к миру на множестве обедов во время Дня Благодарения.

— Трес, ты ничего не можешь сделать. Пожалуйста, не начинай.

Ее лицо расплывалось у меня перед глазами. Она плакала.

— Что сказал Ривас относительно исчезновения Лилиан? — спросил я у нее. — Или Шеффы не позволили вам с ним поговорить?

Кэнди вздохнула.

— Все, достаточно.

Теперь Келлин знал, что лучше меня не трогать. Он просто подошел и встал рядом, но находился в состоянии полной боевой готовности. Я не стал обращать на него внимания, сосредоточившись на Кэнди.

— Где будущий зять? — спросил я. — Мы с ним только что выпили немного пива и имели очень интересный разговор про Рэндалла Холкомба.

— Ты уходишь? — спросил Келлин.

Его вопрос прозвучал вежливо, однако у меня возникло ощущение, что ему очень хочется, чтобы я сказал «нет».

— Зик, Анжела, — сказала Кэнди. — Вам не о чем тревожиться, мистер Наварр сейчас не в состоянии рассуждать трезво. Позвольте мне поговорить с ним пару минут наедине.

Казалось, прозвучал приказ гипнотизера: Зик Кембридж встал, взял жену за руку, и они, словно сомнамбулы, вышли из кабинета. Миссис Кембридж продолжала беззвучно плакать. Кэнди села за письменный стол Дэна-старшего и с выражением легкого неудовольствия указала мне на стул напротив. Келлин и я обменялись взглядами, полными взаимного разочарования.

— А теперь… — сказала Кэнди, и ее голос обещал мне множество запретов: отсутствие карманных денег, отказ от телевизора на неделю и много чего еще. — Пришла пора нам поговорить.

Глава 54

— Келлин, я бы хотела бокал красного вина. Не думаю, что мистеру Наварру что-то нужно.

Келлин колебался. Кэнди бросила на него холодный выжидающий взгляд, и он исчез.

— Прежде чем я вышвырну вас вон, мистер Наварр, возможно, вы сумеете объяснить свое поведение. Потом мне нужно будет вернуться к гостям.

И, словно по команде, из-за стены донеслось соло скрипки. Гости начали хлопать.

— Где Дэн? — спросил я.

— Мой сын плохо себя чувствует.

— Не сомневаюсь.

Кэнди не привыкла, чтобы ей перечили, и короткое мгновение смотрела на меня так, словно я того стоил.

— Вы не сможете меня понять, — сказала она. — Вам никогда не быть матерью, мистер Наварр, и вы не в состоянии оценить…

— А вы попробуйте, — сказал я, — расскажите про больного мужа и годы, когда вам пришлось в одиночку воспитывать Дэна. И вот он достиг нежного возраста двадцати восьми лет, но по-прежнему еще не готов покинуть родное гнездо. Однако, несмотря на все ваши усилия, сумел вляпаться в глубокое семейное дерьмо. Где вы совершили ошибку?

Кэнди собралась было призвать на помощь гнев, но следует отдать ей должное, сумела взять его под контроль и посмотрела на висящую на стене фотографию мужа — Дэн Шефф в военной форме во время войны в Корее.

— Я не понимаю, к чему относятся ваши грубые намеки, мистер Наварр, но вот что я вам скажу: моя семья значит для меня больше, чем… — Тут она запнулась. — Я не позволю вам…

Я прервал ее совершенные по форме упреки, вытащил из заднего кармана потускневший розовый конверт, аккуратно вынул письмо и развернул его.

— Так что вы говорили? — подсказал я. — Ваша семья значит для вас больше, чем старый любовник, который стал слишком любопытным? И больше бремени предательства — вы же рассказали о нем своему мужу? А также вины, ведь именно по этой причине погиб мой отец?

Кэнди смотрела на письмо в моих руках, и суровое выражение на ее лице стало не таким всеобъемлющим. Мне кажется, что под толстым слоем косметики она покраснела, и я вдруг увидел следы прежней молодой привлекательной женщины, позволявшей себе и другие чувства, кроме презрения. Женщины, которая стала вызовом для моего отца.

Однако ей почти сразу удалось вновь обратить свой взгляд на далекие, невидимые мне миры. Она выпрямила спину.

— Как — вы — смеете.

Тонкая полоска черной туши появилась у нее под глазами, когда Кэнди моргнула. Если бы не это, я бы не поверил, что в ней есть хоть капелька влаги. Ее холодный взор и тон были сухими, точно пустыня Сахара.

— Я не собираюсь тут сидеть и слушать обвинения юнца, который ничего не понимает в моей жизни, — продолжала Кэнди.

Я сложил и убрал в карман письмо.