Кровавые тени

— Кто такая Кейша? — тихо спросил он.

— Моя младшая сестра. — Я осознала, что сболтнула лишнего. — Не бери в голову, я не хочу говорить о ней.

— Хорошо. Мы не будем, если ты не хочешь, — сказал он. — То есть ты стараешься не допускать сексуальные мысли и чувства. Даже когда пытаешься удовлетворить себя?

Я грустно засмеялась.

— Ха, это очень деликатно сказано. Но да, всё верно. — Я вздохнула. — Я просто не могу… Не могу понять, что правильно. Знаю, звучит смешно. Я, блин, взрослая женщина и должна знать, как позаботиться о своих потребностях. Но ничего не получается.

— И ты говорила с кем-нибудь об этом?

Я пожала плечами, избегая его взгляд.

— С некоторыми друзьями, которые посчитали меня странной. Я имею в виду, об этом неловко говорить в первую очередь, да ещё и признаться, что я не могу…иЧто я никогда… — Я покачала головой. — В любом случае, это не помогло. Я даже взяла курс сексологии в институте и набралась смелости поговорить об этом с преподавателем.

Я вздохнула, вспомнив ужасную неловкость, что испытала, когда задала свой вопрос.

— Она должна была быть профи, — сказала я. — Она написала около двадцати книг на тему сексуального самовыражения и женской сексуальности.

— И что же она тебе посоветовала? — поинтересовался Лаиш.

Я скрестила руки на груди и покачала головой.

— Она сказала купить вибратор. То же советовали другие источники. Но у меня уже был один. — Я хорошо помню, как нервничала, когда пронесла секс игрушку в дом бабули и спрятала её под матрасом, словно контрабандистка.

— И он помог? — Лаиш действительно разбирался в этом вопросе. Я не могла поверить, что легче обсудить проблему с ним, чем с близкими друзьями и с квалифицированными профессионалами.

— Нет, — со вздохом призналась я. — Во-первых, я постоянно думала, что меня могут застукать. И он был таким громким. Мне казалось, что меня слышали все в радиусе трех кварталов.

Мои щеки горели от признания, и я больше не могла смотреть на Лаиша.

Тот же вообще не выглядел обеспокоенным.

— Но тебе было приятно? Или ты так старалась действовать незаметно, что не смогла настроиться?

— Ощущения были чересчур интенсивным, — призналась я. — Слишком. В меня будто заряжали шокером между ног. Будто кто-то прикладывал оголенный провод к моему влагалищу.

— Не очень-то хороший проводник удовольствия, — ответил он, в его голосе слышалось удивление.

— Ты смеешься надо мной! — обвинила я его. — Наверно, тебе это кажется забавным и жалким, что женщина моего возраста не может помочь себе… Помочь себе кончить. — Когда я выговорилась, мои щеки горели. Но это правда, и мне было плохо из-за нее. Признавшись, я снова почувствовала себя дефектной.

— Напротив, mon ange, я отнюдь не нахожу эту ситуацию смешной. Но также думаю, что ты делаешь из мухи слона.

— Из мухи? — вспылила я. — Это большая проблема и точка! Я хочу ощутить то же, что и каждая женщина в мире! Я хочу почувствовать сексуальное удовлетворение!

— Только вот ты не хочешь, — мягко заметил он. — Ты на самом деле не хочешь почувствовать это, потому что боишься. Ты боишься, что это приведет к последствиям, например, утрате половины силы. Или что твоя бабушка станет плохо думать о тебе.

Он попал прямо в цель, и я не могла отрицать этого.

— Возможно, — пробубнила я, снова отведя взгляд.

— Гвендолин… — Он обхватил мою щеку и повернул мое лицо, мне пришлось посмотреть на него. — Я полагаю, твоя проблема скорее идет из головы, нежели чем физический недостаток.

— То есть? — спросила я, нахмурившись.

— Подумай над этим. Ты боишься своей сексуальности, потому что тебя так воспитали. Твоя сестра осмелилась пойти против учений семьи и столкнулась с ужасными последствиями, которые только укрепили твой страх.

— Но я пыталась, — честно сказала я. — Я правда пыталась, и ничего не вышло. И не только вибратором… но и… пальцами. — Мне казалось, что мое лицо вот-вот вспыхнет от признания, но я должна была выговориться, должна была донести до него, что всё перепробовала и сдалась. Я решила, что проще поставить крест на сексуальной жизни.

— Пыталась, говоришь? — удивился Лаиш. — Но я уверен, тебе казалось, что за тобой постоянно наблюдают… Ты боялась, кто-то войдет и застанет тебя за «постыдным» занятием.

— Ну да. — Я неохотно кивнула.

Его слова очень точно подвели итог каждой моей попытке самоудовлетвориться. Просто я чувствовала себя такой виноватой… Так как могла попасть в большие неприятности, всё это казалось грязным и неправильным.

— И ты решила не думать об этом… Попыталась забыть об этом… Отвергнуть, — сказал Лаиш.

Я снова кивнула.

— Бабуля всегда говорила, что мысли ведут к словам, а слова — к действиям, а действия — к неприятностям, — тихо сказала я. — Поэтому я попыталась не думать об этом. Но порой я становлюсь такой… Такой…

— Такой голодной, — закончила за меня Лаиш. Его голос был таким нежным, что я снова посмотрела на него. Его глаза горели в то время, как он гладил мою щеку. — Нет ничего неправильного в том, чтобы время от времени наслаждаться удовольствием, Гвендолин. Но думаю, тебе это будет трудно принять с таким воспитанием.

— Бабушка замечательно воспитала меня, — резко ответила я. — Она проделала прекрасную работу, хотя ей и было тяжело после смерти моей мамы.

— Никто и не отрицает это, — тихо сказал Лаиш. — Но давай не будем говорить о ней, а вернемся к обсуждению твоей проблемы.

Я прикусила губу.

— Хорошо, возвращайся, если хочешь. Делай, что хочешь. Но не думаю, что в этом будет толк.

Он нахмурился.

— Конечно, не будет, если ты так настроена. Я всего лишь прошу тебя, Гвендолин, попробовать и открыться… Открыться наслаждению, всего чуть-чуть. Позволь себе удовольствие от прикосновений к себе и к партнеру. Позволь себе отдаться близости со мной.

Он обнял меня, прижав к большому, мускулистому телу. Сначала я напряглась, неуверенная, что последует дальше. Но Лаиш просто обнимал меня, нежно поглаживая спину, пока я наконец не расслабилась.

Я подумала, что мне очень приятно находиться в его объятиях, и устроилась поудобнее. Да, неловко лежать голой, но ему вроде нравилось. Также меня успокаивал его аромат корицы и специй. Его грудные мышцы оказались на удивление удобными, и я чувствовала себя более непринужденной, чем когда-либо, несмотря на наготу и предстоящий «грех» этой ночью.