Кровавые вороны Рима
Шрифт:
– Дай пленному воды, – приказал Катон. – И хлеба.
Децимус с опаской приблизился к силуру и встал на колени рядом. Вынув из фляги пробку, он поднес ее к глазам пленника. Силур мгновение помедлил, потом открыл рот, и Децимус стал его поить. Пленник жадно глотал воду, и она стекала по подбородку на грудь. Утолив жажду, он откинулся назад, а Децимус всунул ему в руку ломоть хлеба. Силур с трудом дотянулся до рта и, оторвав зубами кусок, стал жевать. Некоторое время Катон терпеливо ждал, затем попросил Требеллия перевести очередной вопрос:
– Спроси, как его зовут.
– Зачем тебе знать его имя? – нахмурился Макрон. – Ты же не в друзья к нему набиваешься?
– Погоди, Макрон, не мешай.
Катон подал декуриону знак, вновь предлагая перевести вопрос. Силур
– Говорит, его звать Турр.
– Ясно. А я – префект Катон. – Катон постучал кулаком в грудь. – А этого ворчливого грубияна зовут центурион Макрон.
Принимая во внимание, что Требеллий в течение нескольких часов избивал пленника, Катон решил сохранить его имя в тайне и снова попытался найти слабое место силура. На вид тому было около тридцати, и Катон наугад задал следующий вопрос:
– Скажи, Турр, у тебя есть семья, любимая женщина?
Пленник откусил кусок хлеба и принялся старательно пережевывать, намереваясь выиграть время для размышлений. Катон ему не мешал, а Макрон молча наблюдал за сценой, прислонившись к стене со сложенными на груди руками. Покончив с трапезой, силур кивнул:
– Да, есть.
– И у меня осталась в Риме жена, – улыбнулся Катон. – Очень переживает и ждет не дождется окончания войны. Хочет, чтобы я поскорее вернулся домой. А может, она приедет ко мне в Британию, когда в провинции все успокоится и наступит прочный мир.
Турр внимательно слушал префекта, а потом заговорил сам.
– Он говорит, что все смогут вернуться к семьям только после ухода римлян с острова, – перевел Требеллий.
– К сожалению, все гораздо сложнее, – грустно покачал головой Катон. – Большинство племен уже стали нашими союзниками и признали господство Рима со всеми благами, которые оно несет местным жителям. Разумеется, за блага приходится платить определенную цену. Мы не можем бросить своих друзей на растерзание Каратаку и его войску. Скажу больше: репутация императора зависит от наведения порядка и установления мира в Британии, и неважно, какими жертвами этого достигнут и сколько потребуется времени. А тебе пора понять: если Рим поставил перед собой цель, она непременно будет достигнута, и нет силы, способной ему помешать. Переведи, Требеллий.
Выслушав переводчика, силур кивнул и снова заговорил на своем языке.
– Говорит, у римлян и силуров много общего: ни те, ни другие не подчинятся чужой воле. Впереди долгая война.
– Возможно, – пожал плечами Катон. – Только мне не верится. Римские солдаты – лучшие в мире, и исход войны не вызывает сомнений. Поверь, Турр, если силуры и дальше станут поддерживать Каратака, этот путь погубит их народ и не принесет обеим сторонам ничего, кроме ужасных страданий. Так не лучше ли посмотреть правде в глаза? И не выгоднее ли для силуров попытаться заключить мир с римлянами? И тогда я смогу вернуться к жене, а ты, Турр, воссоединишься с семьей. Разве не к этому мы все стремимся?
– Допустим, я согласен с вами, – печально улыбнулся пленный. – Да только что толку? Наши желания идут вразрез с намерениями вождей. И римский император, и Каратак не остановятся и будут вести войну до последней капли крови. Нашей крови. Так что придется сражаться.
– Ну, тебе, дружок, битвы больше не грозят! – снова встрял Макрон. – В любом случае, война для тебя закончилась.
Катон сделал вид, что не слышит слов друга, и внимательно следил за пленником. Последнее замечание силура внушало надежду. Значит, он разочаровался в своем вожде. Наверняка Турр не одинок, и многие соплеменники его поддерживают. Как и Турр, многие местные жители искренне откликнулись на призыв взяться за оружие, полагая, что борьба с Римом куда более достойное занятие, чем вечная междоусобица и бесконечные стычки с соседними племенами. Каратак знал, как вдохновить воинов, и гордые племена горцев с готовностью его поддержали. Однако вместо сражения на поле боя их впутали в затяжную, изматывающую силы войну, которая с каждым месяцем приносила все более горькие плоды. В отличие от профессиональных солдат римской армии, силуры
были земледельцами и пастухами, и им не терпелось вернуться к семьям и теплу домашнего очага. Им до смерти надоело гоняться за римлянами по горам под ледяным дождем и пронизывающим до костей ветром. Катон решил, что настало время воспользоваться своим преимуществом.– Спроси, почему он так боится центуриона Квертуса? – с натянутой улыбкой обратился он к Требеллию.
Похоже, вопрос удивил декуриона, но высказывать свои соображения он воздержался. При имени Квертуса пленник судорожно сглотнул и уставился в землю.
– Смотри, как подействовало! – Макрон подошел к силуру и пнул сапогом в бок. – Ну, отвечай!
Силур поджал ноги и убрал голову в плечи, как побитая собака, а потом заговорил тихим прерывистым голосом.
– Говорит, Квертус – порождение сил тьмы. Он сжег множество деревень, уничтожая все живое на своем пути. Не щадит даже младенцев, собак и тех истребляет. Жестокость Квертуса не знает границ, он поклоняется темным богам и приносит в их честь кровавые жертвы. Отправляясь в бой, он натягивает на себя кожу, содранную с побежденных могучих воинов. Квертус пьет кровь убитых людей и ест человеческое мясо. Его воины рабски подчиняются воле командира и во всем подражают. Они повсюду сеют смерть и разрушения. Одним словом, ведут себя как…
Требеллий попросил пленного повторить последнее слово и после недолгих колебаний перевел:
– Самое подходящее слово в латыни, которым он называет Квертуса и его людей, «дикари».
– Дикари? – расхохотался Макрон. – Подумать только, дикари! И это про римлян? Вот наглый сукин сын! Требеллий, отойди-ка в сторонку. Сейчас я покажу этому ублюдку дикарей!
– Угомонись, Макрон, – прервал друга Катон. – Оставь его в покое.
Префект в задумчивости разглядывал силура. Квертус, несомненно, наводит ужас на местное население, и это неплохо. Если можешь вселить страх в душу противника до встречи в открытом бою, считай сражение наполовину выиграно. Разумеется, силур преувеличивает жестокость центуриона, и неудивительно. Слухи всегда обрастают самыми невероятными подробностями. Да, центурион Квертус сторонник крутых мер, и использует суровые методы для победы над врагом. Но остальное – полная чушь! Нечто из области ночных кошмаров. Однако теперь Катон знает слабое место пленника.
– Спроси еще раз, где находится его деревня, – обратился он к Требеллию. – Скажи, если не ответит, отвезем его в Брукциум и передадим для допроса Квертусу.
Услышав перевод, силур вздрогнул как от сильного удара, и Катон понял, что перспектива попасть в руки печально известного центуриона приводит пленного в ужас. Всплеснув руками, он подался вперед к Катону и принялся о чем-то умолять.
Декурион с довольным видом перевел его речь:
– Молит вас о пощаде. Просит не отсылать в Брукциум, а отправить в Глевум. Лучше участь раба, чем встреча с Квертусом. Ну, потом стал бормотать молитвы своим богам.
Наклонившись вперед, Катон ткнул пленного в грудь костылем.
– Тогда говори: где находится твоя деревня? Если скажешь, даю слово спасти тебя и всех жителей. Да, вас обратят в рабов, но не сожгут заживо и не зарубят мечом. Ну, говори!
Из груди Турра вырвался хрип, и он покачал головой, разрываясь между страхом перед встречей с лютым врагом, преследующим в кошмарах, и позором предательства. Скрипнув зубами, он склонил голову и снова ушел в себя.
– Ну что, продолжить допрос? – подмигнул Требеллий. – Теперь, когда вы нагнали на негодяя страха, очередная взбучка окончательно его сломит.
Катон на мгновение задумался. Несмотря на страх, силур не выдал семью, вероятно, цепляясь за слабую надежду, что по дороге в Брукциум римляне подвергнутся нападению. Однако, если удастся добраться до форта без приключений, пленнику придется принять выбор, предложенный префектом.
– Нет, подними его, – приказал Катон Требеллию. – Выведи на улицу и как следует свяжи на ночь. Да смотри, чтобы он ничего с собой не сделал. А лучше сходи к опциону и скажи, чтобы велел своим людям время от времени проверять, как пленный себя ведет. Ну ладно, на сегодня все.