Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным
Шрифт:
В украинских селах «польская операция» была даже более деспотичной и свирепой, чем в Киеве и в городах. По воспоминаниям выжившего поляка, «черные воронки летали» из города в город, от села к селу, принося полякам горе. НКВД привозил бригады в города в надежде выполнить задание по аресту и расстрелу поляков за несколько недель или даже дней. В Жмеринке, которая была важным железнодорожным узлом, представители НКВД появились в марте 1938 года, согнали сотни поляков и пытали их, чтобы выбить признательные показания. В городе Полонное «двойка» из начальника НКВД и прокурора использовала оскверненное здание римо-католической церкви. Поляков из Полонного и соседних сел арестовали и держали взаперти в церковном подвале. Сто шестьдесят восемь человек были убиты в этой церкви [199] .
199
Цит.: Gl'od i represje wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie 1932–1947. – P. 94. Про Жмеринку см.: Stro'nski H. Represje stalinizmu wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie w latach 1929–1939. – P. 225.
В самых маленьких населенных пунктах трудно было узреть соблюдение даже пустейших судебных формальностей. Энкавэдисты появлялись неожиданно, с указанием арестовать и расстрелять определенное количество людей. Они начинали
200
Цит.: Gl'od i represje wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie 1932–1947. – P. 244. См. также: Stro'nski H. Represje stalinizmu wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie w latach 1929–1939. – P. 235; IIwanow Mikolaj. Pierwszy nar'od ukarany: Stalinizm wobec polskiej ludno'sci kresowek 1921–1938. – Warszawa: Omnipress, 1991. – P. 153.
Арестовывали почти всегда мужчин, и после их ареста семьи оставались в отчаянии. Зефирина Кошевич видела своего отца в последний раз, когда его арестовали на заводе, где тот работал, и забрали в Полонное для допросов. Его последними словами, обращенными к ней, были: «Слушайся маму!» Однако большинство мам не были беспомощны. В украинском селе, как и по всему Советскому Союзу, жены навещали мужей в тюрьме ежедневно, приносили еду и чистую одежду. Тюремная охрана выдавала им грязное белье в обмен. Поскольку это был единственный знак того, что мужья все еще живы, они с радостью его забирали. Иногда мужчине удавалось передать записку, как это сделал один муж в белье, переданном жене: «Cтрадаю без вины». Иногда белье было запачкано кровью. А на следующий день белье не выдавали, а потом не было уже и мужа [201] .
201
Про Кошевич, белье и записку см.: Gl'od i represje wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie 1932–1947. – Pp. 90, 101, 148.
В октябре и ноябре 1937 года, до того, как заполнились лагеря и спецпоселения, жен после расстрела мужей высылали в Казахстан. В течение этих недель НКВД часто похищал польских детей в возрасте от десяти лет и старше и отправлял их в сиротские приюты – таким образом они точно не будут воспитываться как поляки. Начиная с декабря 1937 года, когда в ГУЛАГе уже больше не было мест, женщин обычно не высылали, а оставляли вместе с их детьми. Людвика Пивинского, например, арестовали, когда его жена рожала сына. Он не мог сказать жене о своем приговоре, поскольку ему никогда больше не разрешили с ней повидаться и он сам о нем узнал только в поезде: десять лет на лесоповале в Сибири. Он был одним из счастливчиков, одним из тех немногих поляков, кого арестовали, но кто выжил. Элеанора Пашкевич видела, как забирали ее отца 19 декабря 1937 года, а затем видела, как мать рожала в Рождественскую ночь [202] .
202
Про осень 1937 года и сиротские приюты см.: Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937–1938 гг. – С. 26; Kupczak J. Polacy na Ukrainie. – Pp. 327, 329; Jansen M., Petrov N. Stalin’s Loyal Executioner. – P. 97. О Пивинском и Пашкевич см.: Gl'od i represje wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie 1932–1947. – Pp. 151, 168.
«Польская операция» была самой лютой в Советской Украине – именно на тех землях, где намеренная политика голодомора уничтожила миллионы человек всего лишь за несколько лет до этого. Некоторые польские семьи, потерявшие мужчин во время Большого террора в Советской Украине, уже и так ужасно пострадали от голода. Ганна Соболевска, например, стала свидетельницей того, как в 1933 году от голода умерли пять ее братьев и сестер, а также отец. Один из ее младших братьев, Юзеф, был тем самым маленьким мальчиком, который перед смертью от голода повторял: «Теперь будем жить!» В 1938 году «воронок» увез одного из ее выживших братьев и мужа. О периоде Большого террора в польских селах Украины она вспоминала так: «Дети плачут, остались одни женщины».
В сентябре 1938 года методы проведения «польской операции» напоминали методы «кулацкой операции», когда НКВД был уполномочен сажать в тюрьму, убивать и депортировать без формального соблюдения законности. «Альбомный метод», каким бы простым он ни был, стал слишком громоздким. Хотя альбомы подвергались только лишь очень беглой проверке в Москве, они тем не менее прибывали быстрее, чем их можно было просмотреть. К сентябрю 1938 года более ста тысяч дел ожидали рассмотрения. В результате на местном уровне были созданы «специальные тройки» для чтения документов. Они состояли из местного партначальника, местного начальника НКВД и местного прокурора – часто это были те же люди, которые проводили «кулацкую операцию». Теперь их заданием было перечитать собравшиеся альбомы своей области и по каждому делу высказать свои соображения. Поскольку новые «тройки» обычно представляли собой лишь «двойку» плюс коммуниста, они только одобряли свои же собственные предыдущие рекомендации [203] .
203
Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937–1938 гг. – С. 30; Binner R., Junge M. Wie der Terror «Gross» wurde. – P. 591; Werth N. La terreur et le d'esarroi. – Pp. 294, 470.
Рассматривая по нескольку сотен дел в день, разбирая дела, накопившиеся за приблизительно шесть недель, «специальные тройки» приговорили к смерти около семидесяти двух тысяч человек. В украинском селе «тройки» теперь работали, как во время «кулацкой операции», подписывая приговоры и расстреливая людей в огромных количествах и в большой спешке. В Житомирской области, что тогда находилась на западе Советской Украины, и возле Польши, «тройка» приговорила 22 сентября 1938 года
ровно сто человек к расстрелу, на следующий день – сто тридцать восемь человек, а 28 сентября – четыреста восемь человек [204] .204
О приговорах, вынесенных для 100 и 138 человек см.: Stro'nski H. Represje stalinizmu wobec ludno'sci polskiej na Ukrainie w latach 1929–1939. – P. 228.
«Польская операция» в определенном смысле была самой кровавой главой Большого террора в Советском Союзе. Она не была самой массовой, но занимала второе место после «кулацкой операции». Хотя процентное соотношение смертных приговоров к количеству арестованных в ходе этой операции и не было самым высоким, но «польская операция» ненамного отставала от других, а сопоставимые с ней по летальности операции имели гораздо меньший размах.
Из 143 810 человек, арестованных по обвинению в шпионаже в пользу Польши, расстреляно было 111 091. Не все, но подавляющее большинство из них были поляками. Несоразмерно много поляков также пострадали во время «кулацкой операции», особенно в Советской Украине. Если принять во внимание количество смертей, соотношение смертных приговоров к количеству арестов и риск ареста, то этнические поляки пострадали за время Большого террора сильнее, чем какая-либо другая группа Советского Союза. По скромным предположениям, около восьмидесяти пяти тысяч поляков были расстреляны в 1937-м и 1938 годах, а это значит, что поляки составляли восьмую часть от общего количества жертв Большого террора (681 692 человек). Это поразительно высокий процент, учитывая, что поляки были крошечным национальным меньшинством в Советском Союзе и составляли менее 0,4% от общего населения. У советских поляков вероятность погибнуть во время Большого террора была примерно в сорок раз выше, чем у других советских граждан [205] .
205
Про цифру 111 091 см.: Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937–1938 гг. – С. 32. О предполагаемой цифре 85 тысяч расстрелов советских поляков см.: Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937–1938 гг. – С. 171. Похожая цифра озвучена и в: Jansen M., Petrov N. Stalin’s Loyal Executioner. – P. 99. Наумов предполагает, что поляков погибло 95 тысяч, – см.: Наумов Л. Сталин и НКВД. – С. 299. См. также: Schl"ogel K. Terror und Traum. – P. 636.
«Польская операция» стала образцом для серии других национальных операций. Все они были направлены на диаспорные национальности, «вражеские национальности», по новой сталинской терминологии, на группы с реальными или воображаемыми связями с иностранными государствами. В «латвийской операции» было расстреляно около 16 573 человек за шпионаж в пользу Латвии. Еще 7998 советских граждан были расстреляны за шпионаж в пользу Эстонии, а 9078 – в пользу Финляндии. Суммарно в ходе национальных операций (включая и «польскую операцию») было расстреляно 247 157 человек. Эти операции были направлены против этнических групп, которые – вместе взятые – составляли всего лишь 1,6% советского населения, однако составили не менее 36% от общего числа жертв Большого террора. Таким образом, у членов преследуемых национальных меньшинств вероятность быть расстрелянными во время Большого террора была более чем в двадцать раз выше, чем у обычных советских граждан. У арестованных во время национальных операций также был высокий шанс погибнуть: во время «польской операции» вероятность расстрела составляла 78%, а во всех национальных операциях, вместе взятых, эта цифра достигала 74%. Если у советских граждан, арестованных в ходе «кулацкой операции», были равные шансы на расстрел и ссылку в лагерь, то у арестованного в ходе национальной операции шанс быть расстрелянным составлял три из четырех. Пожалуй, это было скорее совпадением во времени, чем знаком особенно летального намерения: основная масса арестов в ходе «кулацкой операции» произошла раньше, чем основная масса арестов в ходе национальных операций. В целом, чем позже был арестован советский гражданин во время Большого террора, тем большей была вероятность его расстрела по той простой причине, что в ГУЛАГе не было мест [206] .
206
Сравните с почти идентичными подсчетами Морриса (Morris J. The Polish Terror. – P. 762).
Хотя Сталин, Ежов, Балицкий, Леплевский, Берман и другие связывали польскую этничность с советской безопасностью, уничтожение поляков не улучшило международного положения Советского государства. За время Большого террора было арестовано больше людей в качестве польских шпионов, чем немецких и японских шпионов вместе взятых, но мало кто из арестованных (а очень возможно, что вообще никто) действительно занимался шпионажем в пользу Польши. В 1937 и 1938 годах Варшава осторожно соблюдала политику равноудаленности от нацистской Германии и Советского Союза. Польша не вынашивала планов наступательной войны на Советский Союз [207] .
207
Про сравнительное число арестов см.: Хаустов В. Деятельность органов государственной безопасности НКВД СССР (1934–1941 гг.). – Дис. на соискание.... докт. истор. н. – М.: Академия Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации, 1997. – С. 316. Здесь и далее замечания о слабом присутствии польской разведки в 1937 и 1938 годах основаны на многонедельных обозрениях соответствующих файлов Второго Департамента Польского генеральского состава в Польских военных архивах (Centralne Archiwum Wojskowe, CAW) – детальнее о спектре архивных цитат см.: Snyder T. Sketches from a Secret War. – Pp. 83–112. Там же я касаюсь вопроса о вреде, нанесенном Большим террором по позициям советской безопасности.
Возможно, Сталин считал, что уничтожение поляков ничему не повредит. Он был прав, думая, что Польша не будет союзницей Советского Союза в войне с Германией. Поскольку Польша простиралась между Германией и Советским Союзом, она не могла быть нейтральной ни в какой войне за Восточную Европу: ей надлежало либо сопротивляться Германии и быть побежденной, либо же стать союзницей Германии и вторгнуться в Советский Союз. При любом варианте массовое уничтожение советских поляков не навредит интересам Советского Союза, пока интересы Советского Союза не имеют ничего общего с жизнью и благополучием его граждан. Даже такие циничные размышления были ошибочны: как отмечали озадаченные дипломаты и шпионы в то время, Большой террор оттянул на себя огромную часть энергии, которую можно было с пользой направить в иное русло. Сталин неправильно понимал положение и проблему безопасности Советского Союза, а более традиционный подход к вопросам разведки мог бы сослужить ему лучшую службу в конце 1930-х годов.