Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным
Шрифт:
Соседнюю Латвию тоже аннексировал Советский Союз всего за год до немецкого вторжения. Около двадцати одной тысячи латвийских граждан (многие из них были латвийскими евреями) были депортированы советским режимом всего за несколько недель до прибытия немцев. НКВД расстреливал латвийских узников, когда Вермахт подходил к Риге. Здесь главным немецким коллаборантом был Виктор Арайс, латвийский националист (немец по матери), знакомый с переводчиком, которого немецкая полиция привезла с собой в Ригу. Ему разрешили создать «команду Арайса», которая в начале июня 1941 года сожгла живьем евреев в рижской синагоге. Когда немцы устраивали массовые убийства, они предусмотрительно выбирали латвийских расстрельщиков из числа тех, чьи семьи пострадали от советского режима. В июле, под присмотром коммандос из айнзацгруппы «А», «команда Арайса» согнала рижских евреев в Бикерниекский лес на окраине Риги и расстреляла. Немцы сначала проводили «демонстрационный расстрел», а затем «команда Арайса» довершала дело. С помощью таких латвийцев немцы уничтожили к концу 1941 года по крайней мере 69 750 из находившихся в стране восьмидесяти тысяч евреев [395] .
395
Angrick A., Klein P. The «Final Solution» in Riga. – Pp. 66–76. Также см.: Arad Y. The Holocaust in the Soviet Union. – P. 148.
В третьем балтийском государстве, Эстонии, чувство унижения после советской оккупации было таким же огромным,
Эстонцы приветствовали немцев как освободителей, а в ответ немцы считали эстонцев расово высшими не только по отношению к евреям, но и к другим народам Балтии. Евреев в Эстонии было очень мало. Эстонцы из Команд самообороны по приказу немцев убили всех эстонских евреев, которых смогли найти, – всего девятьсот шестьдесят три человека. В Эстонии убийства и погромы продолжались без евреев. Около пяти тысяч эстонцев-неевреев были убиты по обвинению якобы в сотрудничестве с советским режимом [396] .
396
Weiss-Wendt A. Murder Without Hatred: Estonians and the Holocaust. – Syracuse: Syracuse University Press, 2009. – Pp. 39, 40, 45, 90, 94–105.
На востоке от линии Молотова-Риббентропа немцы натолкнулись на свежие следы советского государствостроительства, когда приступили к возведению собственной империи. В Восточной Польше эти знаки были даже более разительными, чем в странах Балтии. Если Эстонию, Латвию и Литву СССР инкорпорировал за год до вторжения Германии, в июне 1940 года, то Восточную Польшу советский режим аннексировал еще за девять месяцев до того, в сентябре 1939 года. Здесь немцы увидели доказательство социальной трансформации. Индустрия была национализирована, некоторые фермерские хозяйства коллективизированы, а местная элита уничтожена. Советский режим депортировал более трехсот тысяч польских граждан и расстрелял еще десятки тысяч. Немецкое вторжение побудило НКВД расстрелять 9817 заключенных польских граждан, чтобы не отдавать их в руки немцев. Немцы пришли в западную часть Советского Союза летом 1941 года и обнаружили тюрьмы НКВД, наполненные свежими трупами. Тюрьмы нужно было очистить, прежде чем немцы могли использовать их для своих нужд [397] .
397
Цифра 9817 человек из Verbrechen. – P. 93. Также см.: Wnuk R. «Za pierwszego Sowieta». Polska konspiracjz na Kresach Wschodnich II Rzeszypospolitej. – P. 371 (одиннадцать–двенадцать тысяч жертв); Hryciuk G. Victims 1939–1941. – P. 183 (9400 жертв).
Советские массовые расправы дали немцам повод для пропаганды. Согласно нацистской линии, в страданиях при советском режиме были виноваты евреи, и это вызвало некоторый резонанс. С помощью немецкой агитации или без нее многие люди в межвоенной Европе ассоциировали евреев с коммунизмом. В коммунистических партиях межвоенного периода действительно было много евреев, особенно среди руководства – об этом факте писала пресса по всей Европе в течение двадцати лет. Правые партии внесли путаницу, утверждая, что, поскольку многие коммунисты – евреи, следовательно, многие евреи – коммунисты. Это очень разные соотношения, и в любом случае последнее утверждение никогда не было правдой. Евреев обвиняли еще до войны в провалах национальных государств; после того, как началась война и национальные государства пали во время советского или немецкого вторжений, искушение для такого «козлоотпущения» стало еще большим. Эстонцы, латвийцы, литовцы и поляки потеряли не только независимые государства, созданные для их наций, но и статус, а также местную власть. Они сдали все это во многих случаях без значительного сопротивления. Нацистская пропаганда, таким образом, была вдвойне привлекательной: было не стыдно проиграть советским коммунистам, поскольку их поддерживал мировой еврейский заговор; но поскольку в коммунизме были виноваты евреи, то теперь правильно их убивать [398] .
398
О межвоенной антиеврейской политике см.: Polonsky A. Politics in Independent Poland 1921–1939: The Crisis of Constitutional Government. – Oxford: Clarendon Press, 1972; Mendelsohn E. The Jews of East Central Europe Between the World Wars. – Bloomington: Indiana University Press, 1983.
В дуге, протянувшейся в южном направлении от Балтийского моря к Черному морю, последняя неделя июня и первые недели июля 1941 года ознаменовались насилием против евреев. В Литве и Латвии, куда немцы приводили с собой сбежавших местных националистов и хотя бы на мгновение могли позировать как освободители целых государств, резонанс такой пропаганды был сильнее, а участие местного населения – более заметным. В некоторых важных городах некогда Восточной Польши, например, в Белостоке, немцы проводили широкомасштабные расстрелы своими силами, тем самым как бы подавая пример. Белосток, который находился немного восточнее линии Молотова-Риббентропа, был городом в северо-восточной части Польши, а затем оказался в Советской Беларуси. Немедленно после его взятия Вермахтом 27 июня батальон-309 Полиции порядка начал грабить и убивать мирных жителей. Немецкие полицаи убили около трехсот евреев и оставили тела лежать по всему городу. Затем они согнали еще несколько сотен евреев в синагогу, подожгли ее и расстреливали тех, кто пытался выбраться. За две последующие недели местные поляки приняли участие примерно в тридцати погромах в Белостоцкой области. Тем временем Гиммлер приехал в Белосток, где дал инструкции насчет того, что с евреями нужно обходиться, как с партизанами. Полиция порядка забрала тысячу мужчин-евреев из Белостока на окраину города и расстреляла их 8–11 июля [399] .
399
Про Белосток см.: Matth"aus J. Controlled Escalation: Himmler’s Men in the Summer of 1941 and the Holocaust in the Occupied Soviet Territories // Holocaust and Genocide Studies. – 2007. – № 21/2 (Fall). – P. 223; Verbrechen der Wehrmacht. – P. 593. Спектор указывает на тридцать восемь погромов на Волыни (Spector S. Zydzi woly'nscy w Polsce miedzywojennej i w okresie II wojny 'swiatowej (1920–1944) // Europa Nieprowincjonalna / Ed. by Jasiewicz K. – Warszawa: Instytut Studi'ow Politycznych PAN, 1999. – P. 575), а авторы и редакторы сборника Wok'ol Jedwabnego – на тридцать погромов в Белостоцкой области (см.: Wok'ol Jedwabnego / Ed. by Machcewicz P., Persak K. – Warszawa: Instytut Panieci Narodowej, 2002. – 2 vols.).
Южнее, на землях некогда Восточной Польши, в регионах, где украинцы составляли большинство, немцы взывали к украинскому национализму. Немцы там обвиняли евреев в советских репрессиях украинцев. В городе Кременец, где нашли более сотни расстрелянных заключенных, во время погрома были убиты около ста тридцати евреев. В Луцке, где были найдены расстрелянные из автоматов около 2800 заключенных, немцы убили две тысячи евреев и назвали это местью за зло, причиненное украинцам коммунистами-евреями. Во Львове, где нашли около двух с половиной тысяч
мертвых узников в тюрьме НКВД, айнзацгруппа «С» и местное ополчение устроили погром, который длился несколько дней. Немцы называли этих людей украинскими жертвами еврейских энкавэдэшников, но в действительности некоторые жертвы были поляками и евреями (хотя большинство энкавэдэшников были, видимо, русскими или украинцами). В дневнике человека из другой айнзацгруппы описана сцена 5 июля 1941 года: «Сотни евреев бегут по улице с окровавленными лицами, проломлеными черепами и вывалившимися глазами». За первые несколько дней войны местные ополченцы (с немецкой помощью и при поощрении или же без таковых) во время погромов убили и подстрекали к убийству около 19 655 евреев [400] .400
О количестве убитых евреев (19 655 человек) см.: Brandon R. The First Wave. Про «сотни евреев бегут по улице...» см.: Verbrechen der Wehrmacht. – P. 99. О национальном составе расстрелянных заключенных см.: Himka J.-P. Ethnicity and Reporting of Mass Murder: Krakivski visti, the NKVD Murders of 1941, and the Vinnytsia Exhumation. – Unpublished paper, 2009. – P. 8.
Политический расчет и страдания местного населения не объясняют полностью причин участия в погромах. Насилие против евреев помогло сблизиться немцам и представителям местного нееврейского населения. Злоба была направлена, как того и хотели немцы, на евреев, а не на тех, кто сотрудничал с советским режимом. Люди, реагировавшие на немецкое науськивание, знали, что угождают своим новым хозяевам, независимо от того, верили они, что в их бедах виноваты евреи, или нет. Своими действиями они подкрепляли нацистское мировоззрение. Уничтожение евреев как месть за расстрелы НКВД подтверждало нацистское восприятие Советского Союза как еврейского государства. Насилие против евреев также позволяло местным эстонцам, латвийцам, литовцам, украинцам, беларусам и полякам, которые сотрудничали с советским режимом, смыть с себя это пятно. Идея о том, что только евреи были коммунистами, была удобна не только оккупантам, но и некоторым оккупированным [401] .
401
О двойном коллаборационизме для очищения автобиографии см.: Gross J.T. Neighbors: The Destruction of the Jewish Community in Jedwabne, Poland. – Princeton: Princeton University Press, 2001. Примеры двойного коллаборационизма в Эстонии, Украине и Беларуси см.: Weiss-Wendt A. Murder Without Hatred. – Pp. 115–119; Adini Y. Dubno: sefer zikaron. – Tel Aviv: Irgun yots’e Dubno be-Yisra’el, 1966. – Pp. 698–701; Rein L. Local Collaboration in the Execution of the «Final Solution» in Nazi-Occupied Belarussia // Holocaust and Genocide Studies. – 2006. – № 20 (3). – P. 394; Brakel A. Unter Rotem Stern und Hakenkruz: Baranowicze 1939 bis 1944. – Paderborn: Sch"oningh, 2009. – P. 304; Musial B. Sowjetische Partisanen 1941–1944: Mythos und Wirklichkeit. – Paderborn: Ferdinand Sch"oningh, 2009. – P. 266; Mironowicz E. Bialoru's. – P. 160. Также см.: Snyder T. The Life and Death of West Volhynian Jews, 1921–1945 // The Shoah in Ukraine: History, Testimony, and Memorialization / Ed. by Brandon R., Lower W. – Bloomington: Indiana University Press, 2008. – Pp. 77–113. Было бы полезно провести систематическое исследование двойного коллаборационизма.
Однако эта психологическая нацификация была бы значительно более сложной без осязаемых доказательств советских злодеяний. Погромы проходили там, куда коммунисты пришли недавно и недавно же установили там советскую власть, где в предыдущие месяцы советские репрессивные органы проводили аресты, экзекуции и депортации. Это было совместным производством – нацистским редактированием советского текста [402] .
Встреча с советскими злодеяниями на восток от линии Молотова-Риббентропа была на руку СС и их руководству. Гиммлер и Гейдрих всегда говорили, что жизнь – это столкновение идеологий и что традиционное европейское понимание главенства закона должно поступиться безжалостному насилию, необходимому для разрушения расового и идеологического врага на Востоке. Традиционный орган соблюдения законности в Германии, полиция, должен был превратиться в институт «идеологических солдат», поэтому перед войной Гиммлер и Гейдрих вычистили из рядов полицейских всех, кто считался ненадежным, поощряли полицейских вступать в СС и поместили СС и Полицию безопасности (Уголовную полицию плюс гестапо) под единую структуру командования. Их целью было создание единой силы, посвященной преимущественно расовой борьбе. Ко времени вторжения в Советский Союз примерно треть немецких полицейских офицерского состава принадлежала к СС и около двух третей были членами национал-социалистической партии [403] .
402
Тут я максимально приблизился к тезису Арендт об отчуждении. Последователь Арендт, Ян Гросс, делает похожее утверждение о приватизации насилия в своей монографии про первую советскую оккупацию (см.: Gross J.T. Revolution from Abroad: The Soviet Conquest of Poland’s Western Ukraine and Western Belorussia). Однако затем в своей монографии о последствиях двух оккупаций (см.: Gross J.T. Neighbors: The Destruction of the Jewish Community in Jedwabne, Poland. – Princeton: Princeton University Press, 2001) он отходит от социологии в сторону этики, как будто поляки должны были опомниться, когда немецкая оккупация добавилась к советской или советская – к немецкой. По моему мнению, логичным ходом было бы продвигать аргумент Арендт, но при этом утверждать, что перехлест обоих «тоталитарных» держав играет историческую роль, которую Арендт приписывает современности. Это не совсем то, что утверждает Гросс (хотя он делает жесты в этом направлении; см.: Gross J.T. Upiorna dekada: trzy eseje o sterotypach na temat Zyd'ow, Polak'ow, Niemc'ow, i komunist'ow, 1939–1948. – Krakow: Universitas, 1948; несколько абзацев в Gross. Neighbors), но, я думаю, это вытекает из его исследований оккупации в целом, если их читать как исследование человеческого поведения, а не польской этики. Эта линия аргументации развернута в главе «Заключение».
403
Westermann E.B. «Ordinary Men» or «Ideological Soldiers»? – P. 46 (тридцать процентов и шестьдесят шесть процентов).
Неожиданное нападение немцев застигло НКВД врасплох, из-за чего казалось, что Восток был зоной беззакония, приготовленной для нового немецкого порядка. НКВД, обычно невидимый, проявился как убийца узников. Немцы прорвались через уровни мистификации, секретности и лицемерия, покрывавшие и гораздо большие советские преступления 1937–1938 и 1930–1933 годов. Немцы (вместе с союзниками) были единственной властью, таким образом вошедшей на территорию Советского Союза, а следовательно, единственными, кто был в состоянии предоставить подобные прямые доказательства сталинских злодеяний. Поскольку именно немцы обнаружили эти преступления, тюремные убийства стали достоянием политики еще до того, как стали достоянием истории. Факты, используемые для пропаганды, накрепко срастаются с лживым политическим контекстом, теряя свою первоначальную достоверность.
Из-за очевидных доказательств советских злодеяний немецкие силы порядка могли выставлять себя как ликвидаторов советских преступлений, даже если они сами их совершали. В свете их индоктринации то, что немцы увидели на дважды оккупированных землях, в общем-то, имело для них смысл. Казалось, это было подтверждением того, чему их учили и что их готовили увидеть, – советская преступность, возглавляемая евреями и осуществляемая на пользу евреев. Советские злодеяния помогли бы немецким эсэсовцам, полицейским и солдатам оправдать для самих себя действия, к которым их вскоре призвали: уничтожение женщин и детей еврейской национальности. Однако тюремные убийства, насколько бы значимы они ни были для местного населения, страдавшего от советских преступлений, были для нацистских вожаков скорее катализатором, нежели причиной.