Кровавый евромайдан — преступление века
Шрифт:
Несколько лет назад я говорил с российским телевизионщиком, и он поразил меня такой вот цифрой: доля российских каналов на украинском телерынке не более 3 %. Я расспрашивал его, почему так, он пожимал плечами, мол, так получилось.
Замечу, все это было задолго до майдана, выходит, что и тогда Украина была фатально обделена возможностью следить за российскими каналами и Россию это совсем не беспокоило.
Виталий Захарченко:
Мне трудно судить, так ли это было, я не специалист в данной области. Я, конечно, следил за российскими каналами. Но больше, естественно, за украинскими.
Сначала была массивная, продуманная кампания по дискредитации силовых органов, бесконечно и зачастую беспочвенно обвиняли милицию во всех грехах, фальсифицировали, манипулировали, придумывали. Внушаемый СМИ тезис был прост: милиционер — это враг, коррумпированный, опасный. Тезис страшный в любом государстве, потому что он кроме озлобления автоматически вызывает деструктивную общественную реакцию — раз милиция такая, значит, нас никто не защитит.
С началом майдана началось уже открытое медийное наступление на власть, преимущественно с помощью телевизионной картинки, а власть оказалась безоружна.
На правительство, образно говоря, как бы спускали огромные стаи «медийных собак», а мы кое-как отбивались, это требовало огромных сил, отвлекало от работы, но «собак» становилось все больше, и кусали они все больнее. Пока не загрызли.
Сергей Хелемендик:
Если честно, мне это немного странно слышать. Телеэкран сегодня — главный инструмент власти, нравится нам это или нет. Получается, что этого главного инструмента у украинской власти не было? Как вообще можно управлять страной без телевизора?
Виталий Захарченко:
Это было не совсем так. Власть как раз рассчитывала, что этот, как вы выразились, телевизор у нее тоже есть, хотя бы в какой-то минимально необходимой мере. Ведь формально часть олигархов, напрямую владевших телеканалами, были либо членами «Партии регионов», либо ее сторонниками (так по крайней мере считалось) — Фирташ, Левочкин, Ахметов, Хорошковский. Но оказалось, что с началом евромайдана это совсем не так, что игравшие в некоторую лояльность каналы и телевизионные авторы вдруг сплотились и объявили власти настоящую войну.
Важно понимать, что изменения редакционной политики канала не происходят случайно. Все ведущие телеканалы на Украине принадлежали олигархам, принадлежат, между прочим, и сейчас, поэтому они полностью транслируют выгодную им информацию.
Олигархи приняли участие в свержении законного правительства, или, скажем мягче, поддержали евромайдан, причем я не утверждаю, что они знали, чем это все действительно кончится, что будет кровавый государственный переворот. Им хотелось убрать Януковича, заменить его кем-то более покладистым. Таков был их «бизнес-план».
Но евромайдан они поддержали, это бесспорно, более всего своими телеканалами и другими СМИ. На Украине за годы независимости сложилось так: что ни олигарх, то медийный холдинг, такой как бы обязательный имущественный атрибут — как особняк где-нибудь в Лондоне, но дороже. Вот эти холдинги и бросились в атаку на власть, причем компрометация власти пошла
резко по нарастающей и, конечно, не только на телеканалах.Сергей Хелемендик:
Как вы вообще оцениваете уровень украинских новостей и телепублицистики?
Если телеканалы — это ключи от сознания людей, то получается, что эти ключи были в руках олигархов. И какой продукт эти олигархи создавали? В России тоже была медийная эпоха Березовского и Гусинского, слава богу, недолго.
Виталий Захарченко:
Уровень всегда был неровный. На разных каналах были авторы разных уровней, но в общем при Януковиче это все-таки была какая-то многоцветная мозаика.
Я должен заметить, что такого плюрализма мнений, как при Януковиче, на Украине вообще никогда не было. И кстати, не в последнюю очередь благодаря разнонаправленным интересам олигархов.
Но в целом олигархи с этими ключами от сознания людей обращались как-то слишком просто, небрежно, непрофессионально.
Потому что для них телевидение не было бизнесом в прямом понимании, это был такой придаток, рабочий инструмент, чтобы здесь и сейчас чего-то добиться в политике, в бизнесе, на кого-то надавить, кого-то припугнуть, что-то «отжать».
Думаю, что украинские зрители уже давно привыкли к тому, что олигархи ведут свои междоусобные войны на экранах телевизоров. Наверняка некоторым зрителям подобные войны компроматов уже изрядно надоели. Однако они продолжаются и сегодня, причем, я бы сказал, даже в более ожесточенном виде. Правда, людям от этого не легче.
После переворота всех более-менее адекватных телевизионных авторов стали массово отлучать от телеэкрана, их заменили на совершенно послушных, управляемых, и сейчас украинское телевидение представляет собой такое же грустное зрелище, как и украинская политика. Какой-то захолустный кукольный театр, который пытаются выдать за супершоу.
Сергей Хелемендик:
А какова была в этой мозаике роль российского телевидения?
Виталий Захарченко:
Вы затронули очень больной вопрос: почему российские каналы двадцать лет выдавливались из телеэфира, а теперь уже просто отключены? Сейчас, может быть, люди уже в милицию доносы пишут о том, что сосед смотрит «Первый канал» или канал «Россия». Сегодня на Украине это почти преступление, так когда-то в СССР стучали на соседей, которые слушали «Голос Америки» и другие «вражеские голоса».
Я считаю, что это стратегическая ошибка России. Нельзя было позволять выдавливать себя из украинского медийного пространства. Это имело огромные негативные последствия. И вернуться будет непросто.
Сергей Хелемендик:
А может быть, это была ошибка не только России? Возможно, самому президенту Януковичу стоило поддержать распространение российского телевидения на Украине, хотя бы в своих кровных интересах? Ющенко этого, естественно, не сделал бы, но ведь Янукович мог.
Виталий Захарченко:
Мне трудно ответить. Знаете, говорят, что политика — это искусство возможного. Но если мы рассуждаем о возможностях, то у России возможности по распространению своей телекартинки были большими, чем у Януковича. Но они не были использованы в полной мере.