Кровавый глаз

— Бьюсь об заклад, ты не будешь первым, — сказал я.

— А я этого и не хотел бы, парень. Можешь оставить милых юных девственниц себе. Забирай их хоть всех, и удачи тебе. Они лежат, словно сосновые бревна, и, по-моему, даже не получают удовольствия, благослови, Господи, их матерей. Нет, Ворон, по мне лучше женщина, которая знает, как пускать соки. — Пенда нагнулся, подобрал камешек и швырнул его так высоко, что он упал на землю где-то посреди склона. — Будем надеяться, что нам обоим еще представится случай погрузить члены в нежное женское тело, — с каменным лицом добавил он.

Тут я внезапно ощутил бурление в глубине желудка. Ворота крепости, уже купающиеся в лучах утреннего солнца, отворились. Валлийцы выходили в долину.

— Они идут! — крикнул я.

Уэссексцы проверяли снаряжение, напоследок еще раз точили мечи. Многие бормотали молитвы и крестились. Даже опытные воины поднимали круглые щиты и рассматривали длинные копья так, словно им еще никогда не приходилось сражаться этим оружием. Они будто гадали, выдержат ли дерево и сталь, когда начнется битва. Ополченцы смотрели на ветеранов, подражали их действиям и спрашивали совета, отбросив напускную гордость.

Восемь лучников натянули тетивы и выбрали стрелы, которые будут выпущены первыми. Эти люди понимали, что из всех нас они будут в наибольшей безопасности, по крайней мере вначале, потому что им предстояло держаться за нашим скьялборгом, боевым строем. Они будут осыпать надвигающихся валлийцев острыми стрелами. Когда те закончатся, лучники возьмут щиты и копья и заполнят бреши в строю, займут места убитых товарищей.

Я стиснул толстое ясеневое древко копья. Теперь оно принадлежало не Глуму, а мне. Его тяжесть вселила в меня уверенность. Я представил себе оружие как продолжение своего тела. Кажется, мне удалось почерпнуть волшебства и сил от дерева, из которого его сделали. Не могу сказать, было ли это действительно так, но копье точно помогло мне раздавить страх, начинавший грызть кишки и размягчать внутренности ниже грудины.

Я смотрел на то, как валлийцы выстроились спинами к своей крепости, и почему-то вспомнил Гриффина, охотника из моей деревни, бывшего воина, который мужественно сразился с Сигурдом, хотя и понимал, что надеяться не на что. Потом я подумал о сыне Улафа, светловолосом Эрике, не умевшем скрывать свой страх так, как это делают опытные воины. Он еще подростком отдал жизнь за боевое братство. Наконец я вспомнил старого храброго Эльхстана. Слабый и немой, он был куда мужественнее, чем многие мужчины, сейчас стоявшие рядом со мной.

— Только посмотрите, как сучьи дети торопятся навстречу своей смерти, — крикнул я через плечо и поморщился, услышав дрожь в собственном голосе.

Пенда выстраивал наш боевой порядок таким образом, чтобы каждый третий был воином. Рядом с ополченцем стоял опытный боец, способный придать новичкам силу духа и удержать сплошной строй.

— Держите щиты внахлест, — рявкнул Пенда. — Заслонив наполовину соседний. Я лично выпотрошу того, кто пропустит в щель солнечный свет. Будем стоять! Вы меня слышите? Черт побери, будем стоять!

— Будем стоять, Пенда! — крикнул Освин. — Правда, ребята?

Раздался нестройный хор криков. Кто-то застучал копьем о щит.

— Вы дубы! — продолжал орать Пенда. — Вы больше не ублюдочные подонки, а могучие уэссекские дубы, которых не сдвинут с места обмочившиеся валлийцы!

Все понимали свою задачу, знали, что нужно делать, чтобы остаться в живых. Даже ремесленники и торговцы были обучены дисциплине строя. Но все слушали Пенду, брызжущего слюной. Его слова, жалившие осами, придавали людям мужества. Но и дружинник не сомневался в том, что каждый воин должен будет драться за двоих. Он понимал, что боевой порядок надо сохранять непоколебимым. Только тогда мы сможем колоть и рубить врага, кусать его и царапать когтями. Все щиты как один двинутся вперед, шаг за шагом, сминая неприятеля, топча его, прогоняя с поля боя.

— Чтобы ни одной щели! Чтобы ни одной бреши! Чтобы ни одной слабинки! Если мы дрогнем, то погибнем! — кричал Пенда.

Он знал, что малейшее нарушение боевого порядка расщепит строй. Так раскалывается дуб, если всадить в него топор вдоль волокон.

— Будем держаться, — проворчал коротышка Саба.

— Ребята, теперь больше не нужно перешептываться! — крикнул Пенда. — Смотрите, валлийцы проснулись, так пусть же они нас услышат!

— Уэссекс! — взревел Освин, потрясая копьем над головой. — Уэссекс!

Все до одного подхватили этот крик:

— Уэссекс! Уэссекс! Уэссекс!

Дружинник перехватил мой взгляд, угрюмо кивнул и крикнул:

— Валлийские ублюдки пожалеют, что не остались в постелях!

— Член и яйца! — проревел Освин и сплюнул. — Ты видел здешних женщин? Да от таких любой мужчина вскочит с соломы и с голыми руками ринется в бой!

Все встретили эти слова взрывом хохота. Пенда приказал ему привязать знамя олдермена Эльдреда к длинному копью и воткнуть его в землю. Ветра почти не было, все же время от времени легкое дуновение разворачивало темно-зеленое полотнище, открывая взорам бегущего оленя, вышитого золотой нитью.

— Ребята, пусть они знают, где мы! — гордо воскликнул Пенда. — Нам не нужно, чтобы они прошли мимо!

Уэссексцы так громко кричали и колотили копьями о щиты, что валлийцы, вероятно, решили, будто на холме их ждут человек шестьдесят, а не тридцать один.

— Вперед! — крикнул Пенда, и строй, как один человек, двинулся вперед к тому месту, где у края склона стоял я.

Когда воины увидели валлийцев, выстроившихся у подножия холма, шум стал еще громче. Он наполнил мою голову, отчего у меня на затылке волосы встали дыбом, а по рукам побежали мурашки. Слюна казалась мне горькой.

Тут в долине прозвучал тонкий звук рога, и Пенда поднял руку, призывая англичан замолчать. Валлийцев было около полутора сотен. Позади их боевого порядка стояли женщины, дети и убеленные сединами старики, пришедшие из крепости, чтобы поглазеть на сражение. Они даже захватили с собой собак.

Снова протрубил рог.

— Ублюдки хотят поговорить, перед тем как проливать кровь, — заметил Освин.

— Ха, они просто хотят рассказать нам, что растопчут наши внутренности и выбросят глаза воронью, — криво усмехнулся Пенда. — Но мне не нужны эти сказки на ночь. Я и без них хорошо сплю. — Он шагнул вперед и поднял копье.

— Подожди, — сказал я. — Быть может, мы узнаем что-нибудь о Веохстане.

Дружинник скривил губы и кивнул.

Я, Пенда и Освин медленно двинулись вниз по склону и остановились на полпути между двумя отрядами. Предводители врагов поднялись к нам навстречу. Их было двое, могучего телосложения, с длинными черными бородами и растрепанными волосами. На одном я заметил скандинавскую кольчугу и узнал ее. Раньше она принадлежала Торлейку, кузену Глума. Этот человек шагнул вперед и плюнул мне под ноги. Второй заговорил на том же самом гортанном наречии, что и тот бедняга, которого мы несколько дней назад убили на берегу реки.