Кровавый Грабитель

— Пора бы тебе уже разбираться в таких вещах, — заметила Октавия, избегая при этом смотреть ему в глаза.

Он не ответил, так как понимал, откуда в ней эта язвительность. Навигатор была напугана, до сих пор не оправилась от встречи, которую он ей устроил после резкого пробуждения, и при этом изо всех сил старалась не показывать страх, пряча его за надменным раздражением. Он не понимал, почему люди столь мелочны в своих эмоциях, но он мог распознать их внешние проявления и, соответственно, нейтрализовать их влияние.

Его благожелательное молчание добавило Октавии мужества:

— Извини.

Теперь она посмотрела на него. У нее, как и у многих терран, были карие глаза, у него — черные, без радужки, как и у всех сынов Нострамо. Долго выдержать этот взгляд Октавия не могла; у нее мурашки шли по коже, если она слишком пристально всматривалась в лица Повелителей Ночи, наделенные крупными, полубожественными чертами. За прошедший месяц раны на лице Талоса почти полностью зажили, но все равно было видно, что он в первую очередь воплощенное оружие, а лишь затем — человек. Черты тонкие, но сам череп, укрепленный искусственно, отталкивал своей монолитной, непробиваемой тяжеловесностью. От висков спускались хирургические шрамы — белые на белом, почти невидимые на бледной коже. По меркам обычного человека его лицо считалось бы красивым, но такие черты у огромного воина казались оскорбительной аномалией. Сложись все иначе, в его взгляде были бы любознательность и доброта, но теперь вместо них было лишь мучительное выражение какой-то едкой горечи, которую невозможно скрыть.

Должно быть, это ненависть, решила Октавия. Хозяева со свирепой непримиримостью ненавидели всех и вся, включая друг друга.

Видя, как пристально она его изучает, Талос улыбнулся. Хоть какой-то признак человечности. Такой усмешкой когда-то улыбался мальчик, знавший гораздо больше, чем хотел показать. На мгновение гневное божество, покрытое шрамами, превратилось во что-то большее.

— Полагаю, у тебя был повод нанести мне визит, — сказал он, и это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос.

— Возможно. А что тебе снилось до того… до того как появились эльдар?

— Моя родная планета. Во времена, когда мы ее еще не уничтожили.

Он спал в доспехе, сняв только шлем. Септим с помощью Марука отремонтировал все повреждения; Октавия присутствовала на последней стадии работы и видела, как Талос одним ритуальным ударом молота еще раз разбил аквилу.

— Какой была твоя семья?

Воин вложил золотой меч в ножны и закрепил их за спиной. Рукоять с крылатой крестовиной выглядывала из-за левого плеча, готовая к бою.

Отвечая, он смотрел в сторону:

— Отец был убийцей, как и дед, и прадед. Мать была лицензированной проституткой и состарилась раньше срока. В пятьдесят она выглядела на семьдесят. Думаю, она была чем-то больна.

— Зря я спросила, — искренне призналась навигатор.

Талос проверил магазин массивного болтера и ловко вогнал его на место с аккуратным щелчком.

— Почему ты пришла, Октавия?

— Потому что Септим однажды мне кое-то рассказал.

Он замер, а затем повернулся к ней. Навигатор едва доставала ему до груди.

— Продолжай.

— Он сказал, что когда-то давно ты убил одного из своих слуг.

— Терций. Им завладел варп. — Талос нахмурился почти обиженно. — Я все сделал быстро, и он не мучился. Это не была пустая прихоть, Октавия. Я ничего не делаю без причины.

Она покачала головой:

— Знаю, но вопрос не в этом. Что именно случилось? Говорят, что у варпа есть миллион способов отравить человеческую душу. — Напыщенность старой навигаторской пословицы вызвала у нее еле заметную улыбку. — Как это с ним произошло?

Талос закрепил двуствольный болтер на пластине набедренника.

— Терций изменился и внутренне, и внешне. Он всегда был любопытным и во время полета в варпе любил стоять на смотровой палубе, глядя в самую глубину безумия. Он так долго вглядывался в бездну, что она проникла в него самого. Вначале симптомов было мало — спазмы, носовые кровотечения. Я был тогда моложе и плохо представлял, на какие признаки нужно обращать внимание, когда речь идет о заражении. Я понял, что для него все кончено, когда он превратился в хищную тварь и отправился ползать по нижним палубам. Он охотился на людей из команды, чтобы сожрать их.

Она содрогнулась. И самые юные навигаторы знали, что тысячи и тысячи видов порчи подстерегают людей в варпе; даже в тоскливые времена на «Звездной деве» Октавия успела повидать достаточно случаев, когда экипаж, оставшись без защиты, становился жертвой этих миазмов. До таких крайностей не доходило, но все же…

— А Секонд, что случилось с ним? — спросила она.

— Не хочу говорить о втором слуге. Та история оставила очень неприятные воспоминания, и даже когда все закончилось, легче не стало. — Подняв шлем, он повертел его в руках, осматривая. — Скажи уже, что тебя беспокоит.

— Откуда ты знаешь, что меня что-то беспокоит? — прищурилась она.

— Может, потому что я все-таки не законченный дурак?

Октавия с трудом изобразила улыбку. Он может ее убить — и убьет, если захочет, без секундного раздумья. «Сейчас или никогда», — подумала она.

— Я все еще вижу Рожденную-в-пустоте.

Талос прикрыл глаза и медленно выдохнул.

— И?

— Когда я иду по коридору, то слышу ее плач за углом. Мельком вижу, как она убегает по пустым галереям. Это она, я точно знаю. А вот Пес ее не видит.

Явно чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом Повелителя Ночи, слуга робко пожал плечами. Талос повернулся к Октавии.

— Итак? — Она склонила голову. — Я заражена?

Ответ сопровождался вздохом стоического терпения:

— От тебя одни неприятности.

Чувство собственного достоинства, почти забытое, всколыхнулось от этих слов, и Октавия выпрямилась, расправив плечи.

— Могу то же сказать о тебе. С тех пор как ты взял меня в плен, жизнь была скупа на милости. Да, и ты на меня охотился, помнишь? Поймал и затащил на корабль, схватив лапой за горло, словно я какая-то лакомая дичь.

Талос рассмеялся. Как обычно, это был едва слышный смешок, мягкий выдох, дополнивший кривое подобие улыбки.

— Мне никогда не надоест слушать твои терранские колкости. — Воин помедлил, а затем добавил: — Октавия, будь осторожнее. Ты думаешь, что слабость в тебе, но это не так. Корабль провел в варпе целую вечность. Заражена не ты, заражен сам «Завет». Скверна проникла в его корпус, мы все вдыхаем ее вместе с корабельным воздухом. Мы еретики, и такова наша участь.

— Это… слабое утешение.