Кровавый Король

Видар берёт стеклянный бокал, дабы поставить его перед Кристайн.

Резкая боль пробирает сердце до дрожи. Вся левая сторона тела немеет, из-за чего нога подкашивается, а он с внушительной скоростью летит на кухонный остров. Бокал разлетается на сотни осколков, а горячий напиток каплями стекает по краю деревянного покрытия.

– Видар! – подскакивает Кристайн.

– Демон! – шипит он, судорожно глотая воздух от боли. – Dolorem!* 9 – пытается прошептать он, но заклинание не работает.

9

С лат. Снять боль.

– Видар, чем мне помочь?

Кристайн не знает, что делать. Она бросается к королю, пытаясь помочь ему подняться. Он прерывисто дышит, словно смертельно раненный зверь.

– Что болит? – в её глазах настоящий животный страх.

– Я… не… знаю, – еле-еле выдаёт король.

Вены проступили на лбу и набухли по бокам шеи. Глаза покраснели, будто за всё свое существование он спал десять минут. Левую руку сковала судорога.

С огромным трудом ей удаётся усадить Видара на стул. Кажется, дыхание и сердечный ритм короля постепенно восстанавливаются.

Он обессиленно упирается лбом в столешницу, чувствуя гладкую поверхность. Грудная клетка постепенно вздымается и опускается. Он не может надышаться.

Кристайн быстро подходит к бокалу, предназначавшемуся для короля. Счёт времени на секунды. Он ловко достаёт из внутреннего кармана накидки флакончик с фиолетовой жидкостью, заливая содержимое внутрь. Мерцающая дымка поднимается над ободом бокала и бесследно исчезает.

– Ваша милость, вот!

Она подносит королю кофе.

Он разгибается, не чувствуя ничего, кроме разочарования за разлитый кофе.

– Нет, что Вы, это Ваш. Я сделаю ещё, – мимолетно улыбается он, собираясь подняться.

– Ваше Величество, не стоит, сидите. Выпейте, не выдумывайте. Я же всё равно хотела лишь воды…

Кристайн заглядывает в сапфировые глаза короля, нежно улыбаясь. Она никогда в жизни не признается ему, что ненавидит кофе.

– Вы уверенны в этом, герцогиня?

– Более чем, – убедительно кивает она, наблюдая за тем, как король поджимает губы, сжимая и разжимая кисть.

– Прошу прощения, что Вы стали свидетельницей этого нечто… – Он отпивает из кружки, наслаждаясь вкусом. – Нужно позвать прислугу, убрать это безобразие. Вы точно не хотите кофе?

– Абсолютно! – Казалось, эту улыбку приколотили намертво. – У Вас это в первый раз?

– Нет, – проводит большим пальцем по ободу бокала. – Думаю, нервы шалят. Слишком многое… свалилось.

– Давайте я позову медикуса? Он осмотрит Вас…

– Не нужно, – хмыкает он. – Кофе и Ваше присутствие и мёртвого с могилы поднимут.

– Вы мне льстите!

Флирт, так расчетливо направленный в цель, делает своё дело. В глазах Кристайн начинают мерцать искорки удовольствия, а на лице появляется тень удовольствия.

– Ждите меня в Ваших покоях, – медленно облизывает губы Видар.

Герцогиня делает реверанс, обольстительно улыбаясь, и робко исчезает за дверьми, боясь быть пойманной.

Видар медленно поднимается с места, опасаясь рецидива. Он быстро находит слуг и распоряжается, чтобы они привели в порядок храм тётушки До. Затем направляется к покоям ведьмы.

Ему приходится сделать парочку лишних кругов, чтобы без лишних глаз проникнуть туда.

Комнату освещает лунный свет. Фамильяра в клетке не обнаружилось, что вызвало облегченный выдох.

В своём же замке он чувствовал себя подлецом, нарушавшим покой пустой комнаты.

Повеяло морозным холодом. Таким же, каким всегда веет от ведьмы. На письменном столе, в состоянии хаоса, лежали талмуды по чародейству, книги с историей Первой Тэрры, копии государственных документов и лишь письмо аккуратно и ровно главенствовало в центре мироздания стола.

Видар, не удержавшись, скользит глазами по посланию.

– Значит, вот какие тёплые отношения у тебя с братом…

Сам не замечает, как произносит вслух.

Паскаль выражал любовь к сестре каждой запятой, не то что буквой. Для Видара это слыло дикостью.

Он знал историю на зубок. Знал и то, что от ведьм в Малварме отказывались семьи, что с рождения они воспитывались в Пандемониуме, не мог ошибаться и в том, что свои семьи они ненавидели, а ведьмы, что хотели избавиться от сердца – сначала обязывались истребить семью, доказать, что чувства в них действительно вымерли, поклясться, что никакая привязанность более не властна.

Здесь же – что-то из ряда вон. Искреннее проявление любви, такое высокое и чистое, что при чтении от блеска резало глаза.

Видар, в диком замешательстве, аккуратно укладывает бумагу обратно на место.

Он медленно, будто бы впервые осматривая комнату, подходит к кровати. Недобро усмехается. Постельное бельё – чёрное.

Достаёт из кармана маленький тюбик с заживляющей мазью внутри.

Признавал ли он свою вину? Нет. Руководствовался лишь эстетикой женского тела: уродливым шрамам не место на Советнице.

Второй такой же тюбик укладывает на тумбочку, и третий – в первый ящик.

Ещё раз окинув комнату взглядом, резко отходит ко входной двери.

Стоит взяться за ручку, как его будто молнией поражает.

Он так и стоит, вцепившись в дверную ручку, жадно глотая запах ведьмы: спелая черешня, пресный лёд и нотки нежной акации вперемешку с чем-то ещё, таким до боли знакомым, таким тревожным.

Поднимает взгляд на потолок. Странно усмехается, ловя себя на мысли, что белая штукатурка сюда совершенно не подходит. Было бы намного лучше, если бы… Видар с недовольным рыком открывает дверь, выходя в коридор.

Острый слух улавливает крадущийся шаг. Пол секунды, чтобы закрыть дверь и спрятаться за поворотом, дабы сделать видимость, что идёт оттуда в сторону своих покоев, а не нарушает сладкий сон всяких не внушающих доверия ведьм.

Спустя пять долгих секунд, покидает убежище со вселенски усталым видом. Перед королевским взором предстаёт интереснейшая картина: босая блудная ведьма возвращалась в тюрьму. В одной руке она держала подол платья и туфли, в другой – бутылку вина со знакомой этикеткой. Она даже не принимает во внимание его лёгкие шаги, лишь обессиленно упирается лбом в стену, будто ища стойкости войти в комнату, а не сбежать вместо этого куда глаза глядят.