Кровавый остров
Шрифт:
Женщина потянула Уортропа за рукав, указала наружу и истерично затараторила. Доктор, однако, все внимание обратил на бедного Аваале.
– Я только ради этого и позволил тебе с нами пойти! Почему ты мне солгал?
– Я вам не лгал. Вам солгал капитан Джулиус.
– С какой целью?
– Чтобы вы разрешили мне идти с вами? Не знаю. Спросите лучше у него.
– И спрошу, если доживу до этого! – он обернулся ко мне. – Мой чемоданчик с инструментами, Уилл Генри.
Он вновь повернулся к женщине.
– Я доктор. Доктор. Вы понимаете?
Он попробовал сказать это по-французски.
– Видите? Доктор.
Женщина решительно кивнула и расплылась в улыбке. Ее зубы казались ослепительно белыми на фоне перепачканного лица. Она заметно успокоилась, в изумлении качая головой при мысли о своем везении – доктор, и не где-нибудь, а здесь! – и кротко позволила себя осмотреть: сердце, пульс, дыхание и, наконец, глаза, пока я в них светил. Доктор вздохнул и указал на ребенка:
– Мне нужно его осмотреть. Да?
Он осторожно подсунул руки под спящего младенца, и ее взгляд ожесточился; женщина яростно затрясла головой и сильнее прижала дитя к груди. Уортроп поднял руки, успокоительно улыбаясь, и сказал:
– Хорошо, добрая матушка. Держать его можете сами.
Он мягко прижал пальцы к запястью младенца. Послушал его сердце. Приподнял одно веко и очень долго глядел на обнажившееся глазное яблоко. Вновь улыбнулся ей и кивнул, как бы говоря – с ним все в порядке. Поставил лампу и, пятясь, вышел из расщелины, жестом велев мне следовать за ним.
– Она на ранних стадиях заражения, – сказал монстролог.
Аваале охнул:
– А ребенок?
– Ребенок не заражен.
Аваале потер рукой губы. Он оглядел тропу и вновь посмотрел на доктора.
– Что нам делать?
– Надо как-то убедить ее отдать ребенка, – прошептал монстролог.
– А потом… что? Убить ее?
Уортроп промолчал. В его глазах было нечто, что я видел весьма редко – агония невозможного выбора.
– Вот что вы думаете, – сказал Аваале. – Мы должны ее убить.
– Она обречена, – хрипло сказал мой наставник. – Она все равно умрет, но прежде заразит собственного ребенка.
– Тогда надо убить их обоих.
– Я что, это сказал? Послушай меня! У нее счет идет на часы. А ребенок может прожить много лет, если мы сумеем вовремя его умыкнуть.
– Я его умыкну, – мрачно сказал Аваале. – Я его спасу, а потом вы сделаете то, что сделаете, – он шагнул в расселину.
– Нет! – Уортроп схватил его за руку и утянул обратно. – Если попытаешься забрать его сейчас, рискуешь, что она нечаянно заразит его – или тебя. Для этого хватит даже самой маленькой царапины.
– Тогда что вы предлагаете? – огрызнулся Аваале. Терпение его подошло к концу.
– Я не… я не знаю, – словно запыхавшись, монстролог отчаянно пытался перевести дух. – Быть может… если я подберусь достаточно близко, быстро выстрелить в голову…
– У вас руки трясутся, – указал Аваале. И они и в самом деле тряслись, причем сильно. – Я это сделаю.
– Ты не сможешь к ней подобраться, – возразил доктор. – К тому же это мне она доверяет, – с горечью прибавил он.
– Я это сделаю, доктор Уортроп.
Мужчины вздрогнули. Я думаю, они забыли, что я там стоял. Уортроп на
вид был озадачен моим предложением, Аваале пришел в ужас. Я протянул руку за пистолетом. В отличие от рук монстролога мои не тряслись.– Это единственный способ его спасти, – сказал я.
– Нет. Нет, Уилл Генри, я этого не допущу.
– Почему?
– Потому что застрелить кого-то при самообороне – это одно. А вот так – совсем другое.
– Почему это? – возмутился я. – Мы не можем оставить ее в живых. Мы не можем позволить ему умереть. Я всего лишь мальчишка; она ничего не заподозрит.
– Я это смогу, – сказал монстролог голосом более твердым, чем его вид. – Это должен быть я, – он положил руку мне на плечо. – Будь здесь с Аваале, Уилл Генри.
Он, пригнувшись, нырнул в рану на боку горы. Аваале отвернулся, а я остался смотреть.
В свете лампы женщина казалась очень юной, почти подростком, подумал я, и несмотря на то, что грязь покрывала ее с головы до ног, она была прекрасна – в первом полном расцвете женственности. Она доверчиво улыбнулась доктору, когда тот опустился рядом с ней на колени. Уортроп тронул ее за щеку – нижняя часть левой ладони опасно близко к ее рту, – одновременно сунув правую руку в карман, и мягко заговорил с ней, чтобы взглядом и интонацией убаюкать. И показался пистолет. Монстролог прятал его за ногой, так, чтобы она не видела. Сейчас, подумал я. Сделай это сейчас.
Я не мог видеть его лица. Я не знаю, что видела там она, но она продолжала улыбаться, а он продолжал приговаривать, поглаживая ее по щеке, и я задумался – что же он такое говорит. Он мог бы говорить что угодно, совершенно все, потому что она его не понимала. Например: «Я должен это сделать ради твоего ребенка. Ради нашего ребенка…» Или: «Имя мне ха-Машит, и Господь Бог создал меня в день первый…»
Рука Уортропа, гладившая женщину по щеке, упала, но вторая не поднялась. А затем он отступил совсем, поспешно пятясь, пока не уперся в противоположную стену, и там и остался, спиной прижавшись к скале, со склоненной головой и бесполезно обвисшими по бокам руками. Я двинулся к нему, и он поднял пустую руку. «Стой».
– Что он делает? – через плечо прошептал Аваале. Он отказывался обернуться и увидеть.
– Он не может, – пробормотал я в ответ.
Аваале прохрипел:
– Может, он ошибся. Может, она не заболела.
– Нет. Ее глаза… я это видел.
– Что ты видел в ее глазах?
– Oculus Dei, очи бога.
– Не понимаю, walaalo. Что такое очи бога? – в расселине монстролог поднял голову. Его темные глаза влажно сияли в свете лампы. Что такое очи бога?
– Знаю, – шепнул Аваале. – Он ждет, чтобы она заснула. А когда она уснет…
– Не знаю, чего он ждет, – сказал я. Его колебания в час нужды глубоко меня обеспокоили. Он никогда прежде не колебался: ни в Гишубе, ни в кухне на Харрингтон Лейн, когда занес над головой мясницкий нож. Монстролог всегда повиновался нуждам своего ремесла. Джейкоб Торранс мог носить девиз Общества на пальце, но Пеллинор Уортроп выгравировал его на своем сердце. Он был, как окрестил его Фадиль, Михосом, львом, стражем горизонта. Что его остановило? Цеплялся он за что-то – или что-то отпустил?