Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие

– Стерпится – слюбится!
– Шептала ему мамка будущей супруги, когда замечала скорбные и смущенные взгляды молодого князя на ее подопечную.

Она знала, что князь потерял любимую девушку и теперь в большом горе по ней. Мамка не одобряла действий князей, так как понимала, что и не стерпится и не слюбится.

– Так-то теперя говорят, ан усе получается не так, - кивала она горестно.
– Ужо будет либо плохо, либо и вовсе очень плохо. Не сладится у них, сердцем чую.

Так тому и случись. По истечении десяти дней к Владимиру пожаловали гости – посланцы самого хана Узбека с приказом явиться и по возможности скоро, пред очи хана.

Владимир был озадачен и взбешен.

– Што еще надобно хану? – Спрашивал он у своих советчиков, после такой вести.
– Кто мне скажет? Можа хочет вовсе обезглавить княжество и извести мой род? Што делать?

Советчики качали головами и переглядывались. Они сами не понимали действий хана и боялись. Но в то же время уже думали о том, кто будет следующим после Владимира.

– У старшего уже была жена и дочь, у самого князя, кроме Дмитрия и Владимира никого из мУжеского пола, так кто же сядет на престол? – Ломали они головы.

Старая княгиня, которая после смерти мужа и сына была полусумасшедшей и жила в монастыре под присмотром тамошней игуменьи, не могла принять власть, а молодая супруга убитого брата не способна управлять, так как не приучена к таким делам.

– Если тока совет из сподвижников.
– Шептался ближний круг князя, но как, они еще не знали, хотя могли войти всем уделом к двоюродному брату старого князя в земли Владимирского княжества и под его руку.

– Ето, конечно, не Бог весть што, но всеж лучше, чем безвластие. Всежа свой и рядом. Не пропадем!
– Успокаивались они, прислушиваясь и присматривались к действиям Владимира.

Тот, приняв самостоятельное решение отправляться к хану, собирался в путь. С ним готовился идти и воевода Опраксин.

– Ты-то зачем? – Удивлялся Владимир.
– Ты должОн здеся остаться, приглядеть ежели што. Кому я еще могу доверять, как не тебе, - увещевал он хмурого воеводу.

Тот качал головой.

– Нет, еду. Можа што и узнаю про дочку. А вдруг…

Владимир смотрел на него и вздыхал. Он сам хотел разузнать о ней и это, пожалуй, был еще один момент его желания ехать в Орду. Хотя понимал, что надежда и его и отца минимальна, но все же тренькала какая-то струнка в груди, верилось, что не могла Славка так просто умереть, могла же оставить хоть что-то и это давало и силы и упование на удачу.

Простившись с удивленной невестой и отписав ее отцу на положение дел, Владимир с воеводой и посольством ордынцев направил свой обоз к хану в Золотую Орду.

Что-то его ждало там, не знал ни он, ни сами посольские.

Глава 7

– Славка, Славка, - толкала девушку в плечо девичья рука, - вставай! Ужо за нами приехали! Смотри жа!

Славка открыла глаза и уставилась на молоденькую смешливую Юрасю, так откликалась она на это прозвище.

Еще когда все были еле знакомы здесь в этой мазанке, эта девчушка много плакала и, забившись в уголок, смотрела испуганными глазами и молчала. Славка заметила ее и предложила кусок хлеба и кружку молока. Та помотала головой в отказе и лишь вытирала ладонью слезы. Пожав плечами, Славка отошла от нее, но присматривать не перестала. Вскоре девчушка успокоилась, поняв, что пока все относительно спокойно и уже на следующий день вылезла из своего насиженного места и присоединилась к жующим девушкам, которые уже не дичились и даже начали смеяться. А уж когда им принесли воды для помывки и чистую одежду, и вовсе повеселели и помогали друг дружке принарядиться и даже поменяться отдельными одежками и платками. Юраська, как представилась ей девчушка, была с отцом взята в плен и здесь их разделили. Ей было всего тринадцать, и она была самой младшей в этой группе славянских пленниц. Славка помогла ей одеться и даже заплела косы, вычесав основательно волосы, сбившиеся за время похода в колтуны. Здесь каждая помогали друг другу, как могли: при мытье поливали черпаком, расчесывали мокрые пряди, ушивали одежду, успокаивали, если кто начинал плакать. Хоть им и было уже в пору замужества, но все равно это были маленькие девчушки, едва достигшие детородного возраста и оторванные от семей в чужой стране и у чужих людей. Но молодость берет свое и вот они уже освоились, поняли свое положение, усекли возможности и привилегии и даже стали гордиться своим положением будущих гаремных любовниц, даже не подозревая, чем это может для них обернуться. Ведь не все попадут к богатым шахам или беям, наконец, к кошевым, их могут и продать и купить и подарить, как ненужную вещь, передавая из рук в руки. Все это и пыталась объяснить глупышке Славка, но та только смеялась, а потом и вовсе начала сердиться, прислушиваясь больше к разговорам своих молоденьких товарок. Они клянчили у старшей надзирательницы новую одежду или украшения, а также сладости и фрукты. Та только ворчала на них и шипела под нос о несносных девчонках и своей несчастной доле возиться с ними.

А сейчас Славка, разбуженная Юраськой, приникла к щели двери, за которой слышались разговоры, приказы, ржание коней и топот ног. Приехали купцы и перекупщики более дорогого товары – молоденьких чистых рабынь. Смотрительница была уже во дворе и говорила с каким-то высоким и худым мужиком, который внимательно слушал ее, похлопывая по сапогу сложенной плеткой. Вскоре махом руки он остановил ее и что-то приказал, она кивнула и пошла к сакле, где сидели любопытные девушки. Зайдя, еще от двери выкрикнула Славку и велела срочно собираться.

– За тобой пришли, - нахмурилась она, глядя на суровое лицо девушки, - и не тяни время. Тебя не будут долго ждать, враз скрутят и бросят в телегу. Лучше иди сама и уж прими свою судьбу.

– А куда повезут, знаешь? – спросила она у женщины.

– Как куда, - удивленно вскинула та брови, - говорила же, к хану Узбеку. Самому главному. Тебе повезло. Будь смиренна и все будет хорошо. Все будут завидовать. К самому главному поедешь. А там столица, красивые дома и мечети, богатые базары и много народа. Не будешь скучать. У хана большой дворец и много богатства. Будешь, как сыр в масле кататься.

Она вздохнула и повернулась к остальным.

– А вы тоже приготовьтесь. Скоро придут и за вами. Выберут, и поедите к своим хозяевам.

Славка ушла в свой угол и собрала нехитрый свой скарб: два платка, длинную юбку и кофту с рукавами. Повязав голову, обняла плачущую Юраську.

– Ну и пошто слезы? – утирала она ее глаза, - Знала же, што расстанемся, так и што мокрота?

– А как жа я без тобя? – всхлипывала она, прижимаясь к ее плечу, - Мне страшно.

– Не боись, усе будет хорошо. Я буду молиться за тобя. Дай Бог еще сустренимся.

Легонько оттолкнув от себя приникшую девчушку, Славка поцеловала ее в щеку, перекрестила и вышла из дома. Юраська бросилась за ней, но была перехвачена смотрящей и отругана ею, да еще и получила шлепок по щеке. Обидевшись, та схватилась за лицо и бросилась к окну. Там садилась в кибитку ее первая и последняя в жизни подруга. Скоро арба тронулась и скрылась в толпе таких же повозок.

– Сохрани тебя Господь, - прошептала малышка и перекрестила.

Поезд из трех обозов двигался по утоптанному шляху, поднимая тучи пыли. Было жарко днем и холодно ночью. Уже приближалась осень с ее затяжными холодными дождями и северным ветром. Кибитка, в которой ехала Славка, укрывала ту от непогоды, да она и сама уже начала привыкать к покачиванию арбы и постоянной езде с одного места на другое. Перемещение было хорошим только в одном – она многое повидала и уже начала боле менее понимать тюркские языки. А их было много, смотря какие земли проезжали. Скорее даже не языки, а местные наречия. Из разговоров конников, охраны и смотрящих, она уже знала, что поезд везет оброки с половецких наездов, то есть бОльшую часть награбленного за летнюю компанию. И среди этого были и рабы. Они также ехали на повозках, и было все это сделано для быстроты передвижений, пешими Славка видела их только на стоянках и ночевках. Тогда ставили шатры и готовили еду на кострах. В основном здесь были мужчины разных национальностей, но кое-где виделись и женские одежды, но скорее всего рабыни.

Славка сидела у костра и наблюдала за окружением. Мысли о побеге никогда не оставляли ее и она, помня свой печальный прежний опыт, примерялась и готовилась основательно. А пока делала все, что приказывали: готовила, скорее помогала готовить и была на подхвате, собирала под приглядом хворост в балках при остановках, стирала белье стражников, когда те совали ей и показывали, где стирать, при этом зорко следили за ее действиями, пресекая любую попытку уединиться, даже при опростании. Она сначала противилась, пытаясь пояснить, что ей неудобно, но потом так привыкла, что даже не обращала внимание. Те же, усмехались, когда она показывала им кулак, когда они пытались приблизиться. Но дальше смеха над ней, дела не двигались, так как знали, что эта пленница предназначена для главного и боялись и за нее и за себя, поэтому стерегли основательно и строго.