Кровная связь

– Я согласна, о'кей? Но это вовсе не означает, что вдохновителем и организатором был именно Малик. Это могла быть любая женщина из этой группы. Или все они вместе.

– Ты забываешь о предсмертной записке Маргарет Лавинь, – напоминает Шон. – «Да простит меня Господь. Погиб невинный человек». Малик манипулировал этими женщинами, Кэт. Он управлял ими, как роботами, использовал их чувства и эмоции в своих целях.

– Вероятно, он знал о том, что происходит, – уступаю я. – Но это отнюдь не значит, что он планировал убийства или помогал осуществить их.

На лице Шона написано недовольство и разочарование.

– Почему ты так отчаянно, буквально с пеной у рта защищаешь его?

– Потому что Малик делал все, что мог, чтобы помочь женщинам, попавшим в страшную беду. Женщинам, спасти которых не мог больше никто, потому что никто не знал, как это сделать.

Шон вздыхает.

– Мы можем спорить всю ночь напролет. Но что мы будем делать?

– Я уже объяснила тебе. Я хочу поговорить с Питре.

– Ты хочешь отправиться к этой женщине в одиночку и…

– Не в одиночку. С тобой.

– Без прикрытия.

– Ты и есть мое прикрытие.

В полном отчаянии он разводит руками.

– Ты хочешь встретиться практически в одиночку и поговорить с женщиной, которую подозреваешь в том, что она зверски убила шестерых мужчин?

– Именно так. Нам не грозит ни малейшая опасность. Она убивает только тех, кто насилует детей, а не простых полицейских.

– Отчим Маргарет Лавинь никого не насиловал, но он мертв так же, как и остальные пять жертв.

– То убийство было явно совершено по ошибке, спровоцированной ложными воспоминаниями Маргарет Лавинь.

Шон кивает с таким видом, словно я подтверждаю его точку зрения.

– Ну да. А кто же тогда убил доктора Малика? Кто положил ему на колени череп? Члены Клуба борьбы с облысением?

– Я надеюсь, что Эванджелина Питре скажет нам это.

Шон не отвечает. Он пристально смотрит на меня, но явно не видит.

– В чем дело? – спрашиваю я, догадываясь, что его посетила очередная идея. – Что ты надумал?

– Может быть, ничего. Подожди минутку.

Шон достает сотовый и набирает какой-то номер. Он звонит в полицейский участок района Секонд-Дистрикт, в отделе по расследованию убийств которого работал Квентин Баптист, и просит соединить его с О'Нейлом ДеНуа – детективом, о котором я никогда не слышала.

– Кто это? – шепотом спрашиваю я.

– Напарник Баптиста. Алло? О'Нейл? Это Шон Риган. Мне нужно спросить у тебя кое-что относительно Баптиста. Строго между нами… Да, я помню, что работаю в оперативной группе. Но Бюро не узнает об этом нашем разговоре, договорились? Квентин, случайно, не носил с собой незарегистрированное оружие? Слушай, приятель, это чертовски серьезно… Да? – Шон кивает мне, и на лице у него появляется выражение удивления и недоверия. – Какого калибра? Спасибо, дружище. Я твой должник… Я знаю, что ты не забудешь об этом.

Шон прячет телефон, лицо у него бледное.

– Квентин Баптист иногда носил с собой револьвер тридцать второго калибра производства компании «Чартер Армз».

У меня холодеют руки.

– О господи! – Я смотрю на фотографию Эванджелины Питре и вдруг не хочу признаваться самой себе в том, что мне и так уже известно. Она действительно убийца.

– Почему ты не хочешь привлечь к этому делу оперативную группу? – недоумевает Шон. – Неужели тебе непременно нужно в одиночку раскрыть его?

Не веря своим ушам, я во все глаза смотрю на него.

– Шон, я лишь оцениваю вероятность такого рода развития событий. Проклятье! Да я вовсе не хочу, чтобы это дело было раскрыто.

– Почему?

– Потому что не уверена в том, что человек, который стоит за этими убийствами, должен сесть в тюрьму. Пока, во всяком случае.

От удивления он лишается дара речи.

– Ты, должно быть, шутишь.

– Нисколько.

– Убито шесть человек!

– Это растлители малолетних. Все, кроме одного.

– За сексуальное насилие не приговаривают к смертной казни.

– Может, и зря. В случае с рецидивистами эта мера уж точно не помешала бы.

Он медленно качает головой.

– Такие вопросы должна решать законодательная власть. А потом судья и присяжные, если подобный закон будет принят.

– Законодатели не осознают значимости такого преступления. Послушай, всего несколько часов назад я убила Билли Нила, и это не вызвало у тебя протеста.

– Это совсем другое дело! Он насиловал тебя. А потом намеревался убить.

– Согласна. Но растлители малолетних не просто совершают насилие, Шон. Они совершают убийство. Жертвы продолжают ходить и разговаривать, и мы думаем, что они живы и с ними все в порядке. Но души их мертвы. И в этом доктор Малик был прав.

Шон наклоняется ко мне через стол.

– Ты принимаешь все это слишком близко к сердцу, чтобы судить объективно.

И снова я повторяю слова, услышанные от Малика.

– Ты прав. В этом вопросе никто не должен проявлять объективность. Это худшее из всех преступлений. Именно так и сказал мне Малик, когда мы впервые встретились, и теперь я знаю, что он был прав. Жертвами здесь являются невинные дети. Абсолютно не способные защитить себя.

Шон берет в руки фотографию Эванджелины Питре.

– Она вовсе не беззащитный ребенок. Ей двадцать два года.

– Ты имеешь в виду биологический возраст. – Я вновь повторяю за Маликом. – Но ты понятия не имеешь о том, что творится у нее в душе. Откуда тебе знать, может, в своем развитии она так и осталась шестилетним ребенком? В эмоциональном плане, во всяком случае.

Испустив громкий и выразительный вздох, Шон поднимается со стула и достает пиво из холодильника. Я вижу у него в руках запотевшую бутылку, и впервые за много часов мне хочется выпить.

– Я собственными руками почти загубил свою карьеру, – говорит он, вытирая рот рукавом. – Из-за нас с тобой, Кэт. Если мы поступим так, как ты хочешь, и нас поймают… мне конец.

Я молча смотрю на него.

– Ты был свободен в своем выборе. И осознанно нарушил все правила. Я никогда не просила тебя об этом. Я намерена побеседовать с Эванджелиной Питре сегодня вечером, с тобой или без тебя. Но хочу предупредить тебя, Шон… Если ты решишь перехитрить меня – вызовешь оперативную группу до того, как я буду уверена, что узнала от Питре всю правду, – я отправлюсь к твоей жене и расскажу ей обо всем, чем мы с тобой когда-либо занимались. И о том, чем только собирались заняться.