Кровник - Джихад по-русски

От такой заботливости Ирине стало еще муторнее. Господи, это что же такое творится?! Это какая страна, какой век? Вспомнила вдруг великосветские рауты у родителей, напыщенные брюзгливые лица жен и дочерей властителей «старого света», ударно строивших социалистическую империю, и так тошно стало, хоть разбегайся и лбом в стену. Чтобы сразу, насмерть, чтобы не мучиться. Чем жить в такой сраной идиотской империи, лучше — сразу…

К объедкам не притронулась — кусок в горло не лез. Походила по крохотной комнатушке, с тупым безразличием прислушиваясь к болезненным ощущениям в низу живота, смутно обеспокоилась отсутствием своих вещей — никто не удосужился принести их сюда. Напилась воды из банки, завалилась обратно на топчан и забылась в тяжком тревожном сне…

Вечерком «руски бляд» опять востребовали. Утренняя процедура повторилась без особых изменений. Хозяйка с плеткой, ванна, спальня с барахлом, легкомысленный наряд, похожий на тот, что был растерзан утром.

Гулять вдоль кромки ковра по залу не пришлось. Жаждущей публики чуть поубавилось — был Махмуд и двое его сородичей. Все сильно хмельные, веселые, заводные: едва Ирина вошла в зал, набросились скопом, долго возились, таская по ковру, и переругивались — каждый хотел начать первым. Насиловали исступленно, неутомимо, безмолвно — только мычали натужно да взрыкивали зверовато.

На этот раз обморока не было, хотя Ирина горячо взывала ко всем подряд божествам — дайте! Дайте забыться, утащите хоть ненадолго в спасительную пучину небытия!

Не дали… Видимо, прогневала чем-то капризных небожителей. К концу действа женщине было настолько плохо, что казалось — сейчас умрет. Не было уже никаких сил выносить страшную тяжесть мычащей вонючей туши, по третьему заходу лениво терзающей ее плоть. Однако не умерла. Натешившиеся всласть звери кликнули хозяйку, разрешили — забирай. Пусть до утра отдыхает…

Опять коридор, ванная, свисток — Валя, Лена. Пока мыли, вода в ванной стала алой от крови. Обработали, соорудили тампон, завернули в полотенце.

— Хозяйка сказала? — проскрипела Ирина помертвевшими губами.

— В смысле? — озабоченно нахмурилась Лена.

— Мыть, обрабатывать… Или сами?

— Ты что, Ириша, запамятовала? — удивилась Валя. — Сами разве посмели бы? Конечно, хозяйка. Она же тебя сюда привела, нас свистнула…

— Изнасилованных положено бросать на помойку, — прошептала Ирина. — Отодрали и бросили… А тут… Рачительные хозяева. Не бросают как попало. Попользовались — техобслуживание. Как машину…

Девчонки переглянулись, ничего не сказали, взяли под руки и потащили в каморку. Передвигаться самостоятельно Ирина не могла, ноги подгибались. Любое движение вызывало невыносимую боль в низу живота, пульсирующими толчками отдававшуюся в каждой мышце изломанного тела.

В подсобке девчата вновь обрядили Ирину в безразмерную ночнушку и уложили на топчан, поставив рядом трехлитровую банку с водой. Стали устраиваться почивать — Лена взяла у Вали матрац, постелила на полу, улеглась.

Спать девчонкам Ирина не дала. К полуночи у нее поднялась температура, сопровождавшаяся сильной жаждой и учащенным сердцебиением. Сердобольная Лена предприняла экспедицию на кухню — на предмет добычи из холодильника нескольких кусочков льда (дизель работал круглосуточно, обеспечивая бесперебойное функционирование всех электроприборов в усадьбе). Сия дерзкая акция изначально была обречена на провал: на кухне Лену изловила бдительная хозяйка и в рабочем порядке отлупцевала плетью — чтобы не шарилась где попало в неурочное время.

Подвергнув нерадивую рабыню экзекуции, хозяйка наведалась в каморку. Молча полюбовалась на разметавшуюся на топчане Ирину, недовольно покачала головой и удалилась. Через несколько минут вернулась, притащив две формочки со льдом, мед, заварник со свежим чаем. Заставила пострадавшую принять какой-то горький порошок, выпить два стакана чаю с медом, на голову положила полотенце со льдом.

— Плохо сабсэм. Зачэм такой слабий? Ленка, Валька сабсэм нэ такой слабий. Атдихай…

Оказанная помощь возымела некоторое положительное воздействие: через некоторое время жар спал, на смену ему пришел мучительный мелкий озноб.

— Топят здесь? Господи, холодно-то как…

— Ну что ты, Иришка, ну, конечно, топят, — просо-ночная Лена укутала Ирину своим одеялом, подоткнула со всех сторон. — Котельная круглые сутки работает, топят как на убой. Ты расслабься, постарайся уснуть…

Забылась уже под утро. Сквозь сон слышала едва различимую стрельбу — где-то далеко, в ущелье. Серел безрадостный облачный рассвет, хмуро заглядывая в рабскую обитель. В доме и на дворе слышались голоса, какой-то негромкий переполох, урчали моторы. Завозились девчата, полезли к окну — посмотреть. Ирина вспомнила вдруг: утренняя эрекция! Нормальное проявление, свойственное любому здоровому мужчине. Господи, этого только не хватало!!!

С трудом разлепила глаза, прислушалась к Своим ощущениям. Таковые присутствовали в полном объеме. И до того мерзкими были эти ощущения, что Ирина вдруг представила себя огромной самостоятельной ваги-ной сразу после родов в самой дрянной провинциальной больничке. Плод был огромен, для кесарева не нашлось одноразового скальпеля, тянули тракторной лебедкой и все там изорвали к чертовой матери. Акушер, сволота, оказался сильно нетрезв, не удосужился сделать инъекцию для сокращения, и возмущенная вагина отправилась автономно гулять, оставляя на белом кафеле стен операционной кровавые осклизлые следы…

— Не выдержу, — еле слышно прошептала Ирина, глотая слезы. — Если сейчас возьмут… Умру. Сразу же умру… Что там, девочки?

— Махмуд и Лечи уехали, — сообщила Лена. — На двух машинах. С ними их люди. Остальные вооружились, пошли в село. Ты спи, спи, не бойся — им сейчас не до тебя…

Пришла не по-раннему бодрая хозяйка, полюбовалась на больную, опять покачала головой и удалилась, позвав девчат помогать в приготовлении «большого завтрака». Оставшись одна, Ирина немного успокоилась и вновь задремала.

Проснулась она от шума во дворе. Урчали моторы, хлопали двери машин, слышались возбужденные голоса. Превозмогая боль, Ирина слезла с топчана и приблизилась к окну.

Во дворе было людно. Стояли несколько машин, возле них суетились вооруженные горцы, одетые в разномастный камуфляж. Кто-то громко стонал, заходясь от боли. За углом, у парадного входа — из окна каморки не видать — несколько человек, пересиливая друг-друга, оживленно разговаривали на повышенных тонах. Рядом с котельной лежали девять тел, накрытых брезентом.

«А это Сыч поработал, — вяло порадовалась Ирина. — Больше некому. Жалко, у них пушки нет. Было бы славно, если навести на бекмурзаевское поместье да ка-йа-ак…»

В этот момент люди, что громко разговаривали у парадного входа, гурьбой двинулись к котельной и попали в поле зрения Ирины. Ничего нового — те же разномастные камуфляжи, преимущественно бородатые рожи, автоматы, экипировка. Эпицентром возмущения был жилистый худощавый чечен лет сорока, с некрасивым узким лицом, обрамленным лохматой жидкой бороден-кой. Он оживленно жестикулировал, периодически тыкал стволом автомата в сторону хозяина поместья и на чем свет ругал его по-чеченски. Махмуд Бекмурзаев, виновато склонив голову, молчал, иногда разводя руками и пытаясь разинуть рот в свое оправдание. Добравшись до тел, худощавый сдернул брезент, присел на колено и, обернувшись к Махмуду, крикнул что-то гневное. Все замолчали. Пауза длилась с минуту, не меньше.