Кровник - Джихад по-русски
Шрифт:
«…А ты будешь смотреть. Тебе понравится…» Сергей вдруг с какой-то болезненной надеждой подумал: а ведь статистика автокатастроф такая неутешительная… В столице ежемесячно гибнут десятки людей, и на дорогих иномарках — в том числе…
Юноша поймал себя на мысли, что мечтает об ужасном, с точки зрения любого нормального индивида, исходе. Если бы вдруг ему сообщили, что мамин «Мицубиси-галант» на МКАД угодил под панелевоз и спасти никого из пассажиров не удалось, он, конечно, поплакал бы… но испытал невероятное облегчение. Тогда можно было бы порадоваться напоследок, что все так благополучно разрешилось, и спокойно умереть. На стражника, например, броситься — за автомат побороться…
Внезапный переход из длительного ступора в состояние великой тревоги, донельзя обостренной чувством
Через полтора часа после того, как дед Семен сбросил тело замученной женщины в пропасть, Сергей принял решение, единственно доступное для него в сложившейся ситуации.
Бежать. Потратить дня три-четыре на сбор информации, обдумывание способов, накапливание запаса хлеба. И драпать. Все герои романов, которые некогда читал Сергей, отовсюду бежали. Эдмон Дантес (для однобоко развитых тинэйджеров: к заказухе против Пушкина данный тип никакого отношения не имеет — отвечаю чем хотите), например, бежал вообще из совершенно невероятных условий!
Пока солдат доберется до большой земли, пока позвонит, пока там суть да дело… А он, Сергей, здоровый и крепкий, не успел еще ослабнуть от голода и холода. Что тут за препоны: замок на двери да страж, интеллект которого на уровне плинтуса в папином офисе. Да, все верно — подготовиться и бежать. Добраться до первого блокпоста федеральных сил, звякнуть куда угодно, назваться… А дальше все закрутится.
И как только юноша принял такое решение, стало ему легче. Цель появилась. Отчетливая, ясная, близкая. Ужасный комплекс вины, разрушающий душу, злобно рыкнув, отступил в кусты и затаился…
…Все-таки вредность человечья сильнее всех вместе взятых положительных качеств любой, даже наиширочайшей натуры. И достойным подтверждением этому служит факт, что зачастую человек, угодив в заведомо для себя опасную и невыгодную ситуацию по вине самоуверенного и довлеющего над его личностью соратника, никогда не упустит случая позлорадствовать.
Антон, хорошо осознавая все свои глубинные недостатки, тем не менее скромно считал себя пупом — как и все упертые товарищи, чего-либо добившиеся на своем поле деятельности. Ну, пусть не пупом всей земли, но пупом ЗОНЫ — непременно. Этаким пупком, в меру торчащим, слегка заволосевшим и обветрившимся от суровых условий. А тут рядышком вдруг возник еще один пуп, с претензиями на то же положение, что и пуп номер один. Два пупа, согласитесь, это аномалия. Любой гомо, заметив у себя такую аномалию, приложит все усилия, чтобы доказать: да не пуп это вовсе, а прыщ! Надуется, лопнет, и сразу всем станет ясно — все в норме, пуп один…
Трое суток все было, как предсказывал полковник. Маяк функционировал регулярно. Ночью шли за колонной Беслана, перед рассветом залегали на дневку, в сумерках готовились к движению, с наступлением полной темноты опять пускались в путь. Шведов набивал на карте базы, прокладывал маршрут, аккуратно вычерчивая все загогулины. Вектор перемещения в сравнении с длиной пройденного пути был мизерным: за трое суток продвинулись в южном направлении едва ли на сотню километров.
А на четвертый день на Ичкерскую землю из-за Кавказского хребта прыгнул хорошо прижившийся здесь, полупьяный отморозок-циклон. Не циклонище-ветродуй, яростный и настойчивый, а так — вялый тучегон-градосып. Не ждали гада: пятые сутки стояла необычная для зимнего времени в нашем регионе ясная, тихая погода, и синоптики-провокаторы торжественно обещали такую благодать еще минимум на протяжении недели.
Эту дневку готовили особенно тщательно: колонна Беслана уже перевалила в район, находящийся под контролем боевиков, следовало ежесекундно держать уши торчком и пребывать в готовности к стремительной ретираде по заранее намеченному для такого позорного дела маршруту. Замаскировались, выставили охранение, пожевали и пристроились дремать. А через час полковник разбудил Антона негодующим возгласом:
— Не по-онял!? Эт-то что за бардак?!
Антон нервно покрутил головой, убедился, что причины,
способные вызвать недоумение старшего товарища, в пределах видимости отсутствуют, и уставился на приемник, который полковник как раз включил, дабы проверить лишний раз, как там поживает заветная желтая точка.А точка, сволочь такая, как раз начала проявлять нездоровую самостоятельность. Двигалась она, вот что! В отведенное для отдыха дневное время. Да притом с хорошей крейсерской скоростью — даже медленно пропадающий след за ней тянулся. В ночное время такого следа не было, потому как конвой перемещался черепашьими темпами.
Так и смотрели наши бравые парни за движением точки: Антон молча, покачивая головой, полковник — невнятно чертыхаясь и нанося на карте штрихи. Это было как в кино: все видишь и примерный финал уже знаешь, но повлиять на развитие событий не можешь. Как тут повлияешь? День, чужая земля, тут не то что прокатиться куда — носа высунуть невозбранно нельзя!
Точка между тем доползла до границы экранного поля, мигнула напоследок и пропала. Зона приема сигнала — тридцать километров. От села, где остановился на дневку конвой, наши хлопцы залегли километрах в пяти. За каких-то сорок минут Беслан преодолел двадцать пять кило — почти половину обычного ночного автоперехода. То есть заехал, перышки почистил, пожрал как следует, да и втопил на всю железку. Милое дело — это тебе не по ночи с дозором красться!
— Какое идиотское стечение обстоятельств… — пробурчал Шведов, тоскливо глядя в окно. Полковник ошибался очень редко, в основном по мелочи, так что не имел готовой модели поведения при крупном конфузе. — Редкое стечение… А-а-а, черт! Какое, на хер, стечение?! Идиота кусок, вот что! Старый козел — влез не на ту грядку, так на тебе! Понадеялся, кретин, на синоптиков да авиацию! [36] Это же надо — такого косяка упороть!!!
36
Тут Шведов действительно дал маху. Когда ясно, работает наша авиация, патрулируя как «наши» районы, так и находящиеся под контролем боевиков. И в этих «духовских» районах лупят любую колонну, что не была заявлена в утреннем наряде, а то и приглянувшийся одиночный транспорт подозрительного вида. В связи с этим существует негласное правило поведения: услышал гул приближающегося самолета, вертолета или даже пьяного дельтапланериста — останови транспорт, раскрой все двери и немедля выскакивай из машины метров на пять, не меньше, с поднятыми руками. Пусть оператор убедится, что ты мирный гражданин и никого не прячешь. Поэтому днем, в ясную погоду, «духи» катаются даже по своей территории только по великой нужде. Но зимой ясно бывает довольно редко — следовало это учитывать. (Примеч. авт.)
— Ничего страшного, дядь Толь, — задушевно обронил Антон, избегая встречаться с полковником взглядом — еще, не дай бог, разгадает искорки злорадного торжества, готовые стрельнуть наружу горделивой ухмылкой. — Выспимся, пожрем, проскочим вот сюда, — Антон по-хозяйски выдернул из пальцев полковника карандаш, жирно нанес пунктир от точки их стояния на восток к периферии. — И работаем по варианту номер один. Всего-то одни сутки потеряли. Не бог весть какая беда! Спокойно выдвигаемся в конечный пункт, становимся вот тут и ожидаем поступления сигнала. По-любо-му мимо нас пройдут, никуда не денутся, — и, не удержавшись, добавил как бы мимоходом, невзначай:
— Нет безвыходных положений, дядь Толь. Любая ошибка поправима — не нами придумано…
…Не откладывая в долгий ящик, Сергей сразу же приступил к сбору информации. Едва к нему вошел дед Семен, юноша спросил шепотом:
— Дедушка, расскажите, как отсюда выбраться. Озолочу!
Дед вздрогнул и покосился на открытую дверь, у которой разгуливал страж. Юный пленник заговорил — это было странно и неожиданно.
— Вы мне только направление покажите, — подмигнул Сергей. — Как отойти от этого места, чтобы не попасться. Я географию знаю, выберусь. Только бы отойти подальше! Обещаю — как доберусь до дома, я о вас позабочусь. Мои родители — очень влиятельные и богатые люди. Не пожалеете.