Кровные узы
Шрифт:
После знакомства с монолитом Юлиану показали карту с запретными лично для него отделами.
— Снова лабиринты… — уныло протянул юноша, едва взглянул на запутанную схему зданий. — И почему древние строят такие сложные конструкции? Муравейники и те проще.
— О, это ты никогда не бывал в улье термитотелов, — почесал бледный нос Бухарик, — а мы как-то с группой зачищали один. Вот там лабиринты, да и похожи на вывернутые наизнанку внутренности.
[термитотелы — древняя тёмная гуманоидная раса, которая напоминает по структуре общественные семейства насекомых. Постоянно мутируют. Могут внедряться
— Никогда не видел живого термитотела, — признался Юлиан, поморщившись.
— Поверь мне, с этими ребятами лучше не знакомиться. Агрессивные и напрочь отбитые. Ты никогда не встретишь отступника среди термитотелов. Дололы — есть, термитотелов — нет. Чтобы он тебе не плел, не верь. Они все запрограммированы на служение улью, в них подавленно любое свободомыслие.
— А с какими вообще древними расами здесь можно встретиться?
— Из тёмных можно встретить зоу, дололов и полудемонов, а светлые все встречаются, вплоть до мирайя.
— Адманы?
— Ты что больной? — вытянулось бледное лицо Бухарика, а молчаливый Гламурчик забыл про когти. — Какие адманы? С этими товарищами у нас разговор короткий. Да и какие могут разговоры с этими кровожадными маньяками?
— Так вам не сказали?
— Не сказали что?
— Ну… про меня?
Бухарчик переглянулся с Гламурчиком.
— Что про тебя говорить-то? Сразу видно, что ты вердан с культяпкой, — Бухарик заржал.
— Значит, не сказали… — пришел к выводу Юлиан.
— Если один из твоих друзей адман — сочувствую, — Бухарик примирительно положил руку на плечо юноше. — Тут у многих, у кого близких забрали эти твари. Просто надо смириться, и жить дальше. Не бывает чудес с адманским проклятием.
Юлиан приподнял брови. Даже скажи юноша, что он и есть адман, они бы ему не поверили, свято уверенные, что адманское проклятие неизлечимо.
Вампиры как раз привели Юлиана в медицинский отсек, чтобы познакомить с медиками. Там же пришивали крылья уже знакомому Юлиану пепельному блондину, которого запаковали в нечто похожее на смирительную рубашку.
— Я в порядке! — возмущался пациент. — Можно меня развязать?!
— Не обращай внимания, он тут частый клиент, — вполголоса хохотнул Бухарик. — У него боевой облик птица феникс, вот он и лезет всюду, где подрывается и конечности теряет.
— Жесть…
— О, смотрите, это ж питомец Кейра!
Все медработники повернулись к человеку, как и раненные стражи границы.
— Кажется, мы тебя очень рано сюда привели…
У Юлиана снова нервно задергалось крыло.
Глава 3.5
Через глаза участников Акрас с интересом наблюдал, как проходило судебное разбирательство по делу одного из красноторов. Для веронов вина преступника доказана и не подлежала обсуждению, но союзу миров нужны более весомые доказательства, чем слова свидетелей. И вероны при кровных узах и с даром Акраса показали себя как грозная сила: они отыскали на обвиняемого столько компромата, что хватало бы на десять смертных казней. Защиту разнесли в пух и прах.
«Казнят?» — без капли жалости спрашивал Акрас, сидящий в замке.
«Обменяют на сотню наших, — отвечал Мадар, лично присутствовавший на заседании. — Ему цену повысили».
«То
есть, его оставят в живых?» — мальчик подошел к окну.«Да, он же необычный гражданин, а очень богатая и влиятельная личность, которую красноторы не хотят терять».
«Разве они не осознают, что он преступник?»
«Нет, красноторы — тёмная раса. То, что для нас преступление для них — нет. Поэтому обрати внимание, что при обвинении использовались законы открытых миров, а не наши. Внутри своего сообщества красноторы могут проповедовать, что угодно, но на чужой территории они должны следовать законам открытых миров».
«Значит, как только он попадает на родину, его освободят?».
«Да, но навсегда запретят въезд в наш мир».
«Вы думаете, его это остановит?»
«Не остановит».
Акрас перевел внимание на одну из потерпевших веронских женщин на заседании, чья кровная нить дрожала, в любой момент готовая разорваться. В её душе проносились пламя ненависти и страшные воспоминания из прошлого. Она была не согласна с приговором, особенно когда увидела самодовольную ухмылку уходящего из зала краснотора.
«Он убьет больше, чем мы освободим, — думала веронка. — Скольких он еще замучает?»
«Мы расправимся с ним по-другому», — легко вторгся в её мысли Акрас.
Он показал ей сознание девочки, находившейся в плену красноторского мира, и сказал:
«Красноторы кровные узы не видят».
«Она же ребенок…» — последовал жалобный протест.
«Который хочет вернуться домой к родителям, и она себе дорогу прогрызет, а мы поможем», — отвечал Акрас.
Кровная нить прекратила дрожать. Женщина отступила, как хищник в ожидании жертвы, а вместе с ней затаились и другие недовольные решением суда. Они подождут. Даже один верон с кровными узами — опасная сила. И если не вычислят, то с его помощью можно не только отомстить, но и собрать информацию о местонахождении других веронов.
Акрас вытянул руку, прислушиваясь к городу. Восстановив кровные узы, он в полной мере осознал, почему вероны не любили чужаков. Хотя и раньше он об этом догадывался. Изучив сознания веронов, Акрас получил доказательства неприязни и того, сколь много веронов не принимали чужаков в своём мире.
Все грабежи, кражи и разбои совершались чужаками. В веронских тюрьмах сидели одни иномиряне и ни одного верона, из-за чего Размараль постоянно обвиняли в ксенофобии. Ни публичных домов, ни азартных заведений, ни детских домов вероны сами не строили и не спонсировали. Телом не торговали, к азартным играм равнодушны, как и к спиртным напиткам, не говоря уже о наркотических средствах, и искренне считали, что чужих детей не бывало.
Вероны жили по убеждению, что семье не вредят. Преступления внутри веронского сообщества сводились практически к нулю. Большинство разногласий решалось мирным путем.
И накал ненависти к чужакам из-за длительного отсутствия кровных уз лишь увеличился: раскрылось, как навредили хозяевам «гости мира». И веронам, разумеется, не понравилось поведение иномирян. За преступления против детей и вовсе многих в лесу без суда и следствия перевешали. Внутри кровных уз о таком не скроешь: чужая ненависть и боль опаляла. И все вероны молчали, а иной раз покрывали. Что случилось внутри семьи, там и оставалось.