Кровные узы

— Олег — мой сын! Точка! — упрямо повертела головой Яна. — Я не отказалась от него, когда он родился, не откажусь и сейчас!

— Отдайте нам хотя бы второго. Вы же не хотите его рожать, а я могу вам помочь.

— Хотите помочь?! — закричала мама Олега. — Передайте их придурку отцу, что я отрежу ему яйца, когда он снова сюда явится! Я возьму самые большие ножницы и лишу его того, чем он детей делает! Почему эта трусливая сволочь сам не явился, а прислал вас?! И почему это вы вместо него будете растить его ребёнка, скажите на милость?! Чем он будет, скотина, заниматься?!..

Тарален не дал ей закончить, усыпив. Он извлек из верхнего кармана небольшую крылатую камеру и проверил запись с Яной.

— Это надо для Эла, — пояснил Тарален на вопросительный взгляд Олега. — Я-то тебе поверил, а он мог встать в позу. Он и так много правил из-за тебя нарушил.

— Вы не представляете, насколько я сейчас зол на вас!

— Зато сейчас, если узнает Шераин, от твоей матери не заберут ребенка силой, однако…

— Однако? — нахмурился Олег.

— Твою маму отсюда увезут и отправят в гарем Инарана вместе с ребёнком, а остальным членам вашего семейства сотрут о ней память.

Олег широко открыл рот:

— Блин… это еще хуже…

— Мне надо поговорить с твоей матерью и тетей в присутствии подчиненных Эла, чтобы они провели расследование. Есть пару моментов, которые могут нам помочь.

— Каких?

— Первое, Инаран попал сюда раненный, значит, возможно, что на него кто-то напал, и это было не совсем обычная драка, как рассказывал твой отец. Второе, тебя пытались убить еще в младенчестве. Третье, недавнее покушение на тебя и что немало важно на меня.

— И чем это может помочь нам? — немного запрокинул голову Олег.

— Нападение на существ высшего порядка света — серьезное преступление, как и на стражей границы. Если мы докажем, хотя бы Харватиусу, что тебя неоднократно пытались устранить свои, мы сможем получить у него разрешение тебя прятать и не объявлять о твоем существовании на весь союз миров. Пока этого разрешения нет, у меня пять лет, чтобы мягко адаптировать тебя к Размаралю и перевезти отсюда в мирайский мир, где тебя ждёт официальное обучение у Кантора.

— Не понимаю… — хмуро скрестил руки на груди Олег, — разве нападение на вашу столицу недостаточное доказательство, что меня ждет не особо тёплый прием?

— Такой приём ждет любого светлого твоего уровня, если мы говорим о тёмных мирах. С возращением хранителей миров скрывать тебя больше неактуально для совета магов. Поэтому и нужны доказательства того, что тебя убить пытались не демоны.

— Зачем в таком случае нужен был тот разговор о моем усыновлении?

— Чтобы подстраховать задницу Эла.

— А…

— Считай, что нам повезло, что Эл предпочел Шераину не говорить о тебе. Потому что если бы о тебе первым узнал Шераин, в тот же день тебя бы забрали в мирайский мир и объявили о твоем появлении на весь союз миров, как это было с Амроном. И я боюсь представить, какие были бы последствия этих действий.

— И что… теперь доказывать, что и все остальные родственники меня любят, чтобы им не стирали память?

— Пока не знает Шераин, достаточно позиции твоей матери. Я переговорю с Элом по поводу того, что ей можно будет рассказывать. И про огненный дар я не шутил. В пять лет твоего брата у вас будут проблемы. Сильные.

— Пока давайте поговорим о табуретках…

* * *

Эл прислал двух подчиненных в помощь Таралену, пока верон допрашивал обеих сестер. Олег не слышал, о чем они разговаривали, но судя по эмоциональному поведению матери и тёти, тема касалась Инарана.

Рядом с Олегом за одним столом сидел Аркадий по одну сторону, а по вторую — брюнет с длинными винтовыми рогами и маской на нижней стороне лица. Огненные глаза с вертикальным зрачком и белая местами покрытая черной чешуей кожа. Черная одежда стража границы местами порвана, неправильно застегнута и испачкана в песке. Да и весь вид рогатого говорил о том, что очень сильно устал и мечтал оказаться где угодно, но только не в человеческом мире.

— Пра, он не демон, он — дракон, — пояснил Олег, заметив, каким взглядом смотрел на рога стража границы Аркадий.

Видя еще большее недоумение на лице старика, Олег подсказал:

— Крокодил. Змей Горыныч.

— А-а-а, — понял прадедушка.

— С крыльями, огненным дыханием и одной головой, — дополнил картину страж границы.

— И еще он светлый, — добавил Олег.

— Ты в этом уверен, малыш? — снял маску дракон, обнажая в улыбке ряды острых как иглы зубов и скашивая взгляд огненных глаз на мальчика.

— Не впечатлили, я могу оскал не хуже сделать.

— А что про моего напарника можешь сказать? — дракон кивнул на блондина, стоявшего рядом с Тараленом.

— Он — тёмный, — даже не взглянул в сторону полудемона Олег.

— Подсказал кто, или сам понял? — вернул маску на лицо дракон.

— Увидел. У вас в центре яркий свет, а у него в центре тьма с ободком света вокруг, хотя вы — хищник, а он — всеядный.

— Разницу понимаешь?

— Как пример, он может получать удовольствие на грани экстаза от издевательств, а вы к такому равнодушны.

— Погасших когда-нибудь видел?

— Один раз, — Олег вспомнил адмана, которого убил его дар.

— В чем его отличие от нас двоих?

— Он никогда не испытывал вины.

Дракон добродушно потрепал шевелюру Олега со словами:

— Большинство путает, где кто, а я уже привык к тому, что меня заочно причисляют к тёмным.

— Из-за того как вы выглядите? — уставился на рога стража мальчик.

— Не только, я же не просто так получил прозвище Буйный. К тому же я на тёмном отделении работаю, а не на светлом как должен.

— Неужели из-за характера и внешности? — допытывался Олег, пока его прадед гладил пышные усы и внимательно слушал их. — Или вы сами захотели?

— Не хотел попасть к Шераину, уж лучше к Элу. Пришлось даже работать не совсем там, где хотел изначально из-за того, что он начальник.

— Я уже не первый раз слышу про этого Шераина и не в самом лучшем ключе. Он такой плохой?

— Неплохой, просто… — и дракона прорвало: — заходишь в его кабинет и там все под линеечку, каждый листик, каждая бумажечка даже самая маленькая идеально ровненько, цвет к цвету. Он там такой весь сидит выглаженный косичка к косичке, ноготок к ноготку. И тут я такой весь к нему вваливаюсь и громко в занавеску сморкаюсь, — он показал на себя.