Кровью омытые. Борис и Глеб

— Нет, воевода, вдругорядь. Ты же боярыне Настене поклонись. А когда Георгий воротится, пусть в Ростов собирается. Ждать буду.

Направился Борис вверх, в Гору, а Блуд ему в спину посмотрел с угрюмым злорадством:

— Поди, незнамо те, сыну гречанки, доли своей…

На следующее утро припомнился Борису разговор с воеводой и на душе осадок неприятный. Петляет словесами боярин Блуд, нет в них ясности. К чему Ярослава приплел, о великом княжении намекал…

Однако разговор тот Борис в себе оставил, Владимиру о нем не обмолвился..

* * *

Недели не минуло, как Лешко подъехал к Турову.

— Эге, — сказал сам себе, — не город Туров, городок…

Оставив позади посад, по бревенчатому мосточку въехал в крепость, где хоромы княжеские бревенчатые, дома боярские, здесь же церковь, недавно поставленная, бревна и потемнеть не успели.

У бояр Путши и Онфима двор с двором сходятся, может, оттого они друг у друга гости частые, то трапезу вместе делят, а иной раз о чем услышат, друг с другом делятся.

В последние годы, особенно когда Святополк из Киева возвратился, разговор к одному поворачивало, кому великое княжение достанется.

Привязал Лешко коня, к крыльцу направился. Тут на него попер ратник в тигелее, копье выставил, орет:

— Прешь куды, рыло волосатое!

Лешко копьем не испугать, он его отвел рукой:

— Сбегай-ка, воин, скажи боярину, из Киева, Блудом послан.

— Так бы сразу, а то на рожон лезешь!

И загрохотал чоботами. Вскоре показался в дверях, рукой махнул:

— Давай заходи!

Пока ратник бегал к боярину, Лешко осмотрелся, подворье — что у Блуда.

Впустили Лешко в горницу. Путша с Онфимом вдвоем пиво пили, яйца, варенные вкрутую, чистили, ели. Переводит Лешко глаза с одного боярина на другого, кто из них хозяин? Путша догадался, рыкнул:

— Чего головой вертишь, сказывай, от него не таюсь!

— Воеводой Блудом послан я.

— С чем прислал боярин?

— Велел Блуд передать, Владимир Бориса хоть и послал в Ростов на княжение, однако киевский стол за ним оставит.

— Все?

— Боле ничего.

— Хм! Коли так, пойди на поварню, стряпуха тя накормит — и в обратную дорогу.

Вышел Лешко, переглянулись бояре.

— Смекаешь? — Путша Онфима за рукав тронул. — Упреждает Блуд, Святополку, дескать, нечего надеяться, Киев Бориске достанется.

— Надобно королю отписать, он Святополка под защиту возьмет.

— Да уж как ни взять. Коли Святополк на великое княжение усядется, Болеславу от того польза немалая.

— Святополк и великого княжения алчет, и страхом одолеваем.

— Страсть князя подогревать надобно.

— То Марыси забота. Одно знаю, без бояр киевских Святополку не видать великого княжения.

— Не столкнуться бы с хромцом, за ним сила новгородская.

— Святополку опередить Ярослава надобно.

— А Борис?

— Что Борис, ему подобру отступиться бы, великий стол по старшинству Святополку принадлежит.

* * *

В княжьих хоромах все в хлопотах, княжича Бориса собирали в дорогу. Путь не близок, верст в тысячу преодолеть придется. Решено, тяжелые грузы переправят водой. Из Днепра по Десне, а там волоком в Волгу и до Угличева Поля. Оттуда до Ростова Великого рукой подать, верст пятьдесят. Сам же княжич Борис с дружиной сушей пойдет…

Из Киева выбрались ранним утром, когда погасла утренница и город еще только-только начал пробуждаться.

Первые огородники потянулись на огороды: время прополки и вырывать овощи на продажу.

Начался месяц-грозовик, лету середина. По селам и деревням смердам дохнуть некогда. Доходили озими в наливах, греча в кафтане красовалась, овес поднялся и вот-вот начнет голову гнуть…

Часто по небу мчался Илья Пророк на огненной колеснице, метал стрелы каленые, гремел громом.

— До зажинок дома в Ростове будем, — говорил Свенельд.

А Борису такое слушать непривычно, он все еще не мог свыкнуться, что теперь в Ростове его дом…

Переправились у Любеча, а оттуда, обойдя стороной Чернигов, взяли на Брянск. Несколько раз их накрывали дожди, ливневые, короткие. Обсыхали на ходу, не слезая с седел. Если дело было к вечеру, то разводили костры.

Первые дни в дороге Борис уставал и на ночных привалах спал крепко. Вскоре сон уступил бессоннице, и тогда, лежа на войлочном потнике, пропахшем конским потом, Борис вспоминал отроческие годы и удивлялся, как незаметно промчалось детство. Глеб на память пришел. Год минул, как с братом расстались. Подумал, как в Ростове обживется, непременно в Муроме побывает…

В Муром Глеб добирался иной дорогой, через Путивль на Коломну… Она чуть короче, чем на Ростов Великий, но такая же лесистая, реками перекрытая, край тревожный, малолюдный. В прежние лета при первых князьях причиняли муромчанам беспокойство хазары, булгары, теперь достают печенеги. И хоть редко появляются они здесь, но разор несут.

Стой поры, когда великий князь Владимир не только отражал печенежские набеги на Киев, но и ходил на них в степь, печенеги не появлялись в Муромском краю…

Из муромских земель пришел в Киев в дружину Владимира богатырь Илья Муромчанин. Много лет служил он киевскому князю. Теперь пестует Глеба, наставляет его в делах ратных.

Борис хорошо знал отцовских воевод Илью Муромчанина, Александра Поповича и уж, конечно, Добрыню, который был родным братом Малуши, матери отца, той самой Малуши, ключницы княгини Ольги, какую звали рабыней. Добрыню князь Ярослав оставил в Новгороде пестовать Ярослава.

Несет конь княжича полями, лесами, и мысли его о бескрайности Русской земли.

Велика она, от озера Ладожского, от земли корел и до реки Вычегды на севере, а на юге от Альты-реки и Роси до среднего течения Дона, с востока на запад от могучей Волги до горбов Угорских, все то земля русичей.

Еще своей землей русичи считают все, куда ступает их нога. Вздумает смерд сойти с боярской земли, да не сам, а деревней, и отправляются в поисках лучшей доли в края, доселе неведанные, и теперь где они обоснуются — Русская земля. Собьются в ватаги новгородские ушкуйники и отправляются покорять инородцев. Идут на восток либо на север, где день и ночь спутались, и отныне те края также земля русичей, берут они с нее дань в княжескую скотницу либо в скотницу города, снаряжавшего ушкуйников.