Круг Девятирога

Петя осторожно потянул дверь за ручку. Заперто. Он занёс кулак, намереваясь стучать, но я остановил его. Приложил ухо к щели и прислушался. Из-за дверей доносился разговор:

– …значится, назначили ему пятьсот плетей. Дык я себе всю руку отмахал, плечо болит! – жаловался один голос.

– Всему тебя учить надо! – ответил другой. – Ты вот как делай: первые полсотни ударов бей усердно, с оттяжкой. А уж потом, когда кожа полопается и вся спина окровавится, можно хлестать и в четверть силы, только вид создавая: никто уж ничего и не заметит, а ты силы сбережёшь!

Я провёл невидимым лучом Меча сквозь дверь. Засовы с той стороны, гулко сбрякав, упали на каменный пол.

– Что за тарковы выходки? – раздалось оттуда, и я услышал, как кто-то подошёл к двери. – Силк, ты посмотри, что творится!

Больше ждать мы не стали. Петя распахнул дверь, а Дима буквально влетел внутрь, сбив тюремщика ударом ноги. Остальные вломились следом. На мою долю драки не досталось: когда я вошёл, на полу без движения уже лежали шесть человек в серой форме тюремщиков. Этой тюрьмы я не помнил: в камеру меня вели с завязанными глазами, а на допрос несли на носилках уже ничего не соображающего, накачанного наркотиками. «Зверинец» же находился где-то в другом месте.

Полтора десятка камер, расположенных по обе стороны длинного коридора, запирались на толстые засовы с большими навесными замками. Лишь одна дверь оказалась приоткрытой. Петя сделал знак Гене, и они ворвались в камеру. Послышался звук удара, за ним – тонкий вскрик и шум упавшего тела.

– Дима, найди ключи и отопри все камеры, – распорядился я и следом за гвардейцами вошёл в камеру. Здесь стоял смрад, издаваемый деревянной бадейкой, приспособленной под отхожее место. У стены стоял топчан из толстых, грубо оструганных досок, на котором, опутанный верёвками, лежал с закрытыми глазами лейтенант Рови. Тут же стоял поднос. На нём тускло блестели различные склянки, между которыми я заметил шприц с остатками розоватой жидкости. На полу лежал седой человек в зелёном балахоне. Он пошевелился и сел на голом каменном полу, держась руками за лицо.

«Странно, что он вообще шевелится, – подумал я. – Те, в коридоре, хоть и здоровее намного, а „отдыхают“ в полном нокауте».

– Чёй-то пожалел я его, – словно отвечая на мои мысли, сказал Гена. – Старенький, да без оружия…

– Как это жестоко! Как это жестоко – бить человека по лицу! – произнёс лежащий старческим дребезжащим тенорком, медленно опуская руки. И я узнал его. Именно этот старик поставил мне инъекцию наркотика перед допросом. Судя по пустому шприцу на подносе, Рови тоже уже успел получить дозу.

– А это не жестоко? – Я покрутил шприц перед носом старика.

– Это… Да, это, конечно… Очень, очень… Но это же по приказу императора! Сам я не желаю ничего плохого этому человеку.

– Да ведь и я, лейб-лекарь, тоже на тебя зла не держу, – ответил ему Гена. – Будь по-другому, ты, может быть, и не встал бы уже.

– Так это сам лейб-лекарь? – удивился я.

– Он, – кивнул гвардеец.

– Вот именно! – гордо задрал старичок свою бородёнку. – Я лейб-лекарь императора лэд Тико Тони и требую уважения к моему званию, к моим знаниям и, в конце концов, к моему возрасту. Я пожалуюсь императору, и вас примерно накажут. Кто здесь старший? Как звать? Чин?

– Старший здесь я, лад-лэд Олин Апри. Генерал.

У старичка мигом отвалилась челюсть и пропала спесь.

– Апри? Здесь? Ты меня убьёшь?

– Нет. Объявляю тебя военнопленным, а потому отвечай на вопросы. Его пытали? – кивнул я в сторону Рови.

– Н-нет. Я ещё только лишь подготовил его для допроса.

Я про себя облегчённо вздохнул и продолжил:

– Когда за ним придут?

– Скоро. Вот-вот должны…

– Ещё вопрос. Куда выходят двери тюрьмы?

– Одна – в подземный ход, по нему, догадываюсь, вы и проникли сюда. Вторая – в караульное помещение подземной части дворца. Там Неутомимые, отдыхающая смена.

– Понятно. Гена, отвечаешь за лейб-лекаря. Доставить его в Одессу.

В камеру заглянул Коля:

– Готово, Светлый, всех отомкнули!

– Наших сколько?

– Шестеро. С лейтенантом – семь. И, кроме них, ещё дюжины две острожников. Что с ними делать?

– Потом разберёмся. Забирайте всех и отходите. Лейтенанта придётся нести на руках, сам он дня два ходить не сможет. Со мной в группе прикрытия остаются Петя и Дима.

За ведущими в караулку дверями никакой тревоги не чувствовалось. Видимо, там привыкли к раздающимся отсюда ударам и крикам, а потому и беспокойства не проявляли. Однако, по словам лейб-лекаря, сюда вскоре придут, чтобы доставить лейтенанта на «пытальник» и, увидев разгром, кинутся вслед, а с нами – усталые, измождённые люди. Надо задержать погоню.

Пока я аккуратно по всему периметру заваривал Мечом ведущие в караулку двери, Петя и Дима растащили до сих пор валяющихся кулями тюремщиков по камерам и заперли их там. Пока-то до них доберутся, пока те расскажут, что произошло! Выйдя через заднюю дверь в потайной ход, я также добросовестно заварил и её.

Я отходил последним и, уже подходя к концу подземного хода, к железной винтовой лестнице, подумал:

«Жаль, Аррутара нет. Завалить бы эту нору к чёртовой бабушке! А может, и без Аррутара справлюсь?»

Я подождал до тех пор, пока последний человек поднимется по лестнице, а потом представил, как из потолка подземелья вываливается огромный кусок базальта. И монолит рухнул, сотрясая всё вокруг. Заискрили передавленные провода, погас тусклый электрический свет, поднялась пыль. Я включил Меч в режиме светового луча и увидел гладкую стену на том месте, где только что проходил подземный ход.

– Светлый, что случилось? Ты цел? – послышался сверху встревоженный голос Пети.

– Всё нормально, сейчас вылезу. Ещё только одно дело сделаю, – бодро ответил я. Внутри меня опять взыграл живущий в душе пацан, и, подталкиваемый им, я вырезал на стене большими буквами: «Здесь был Олин Апри. Горячий привет императору. 17 сопоната 8855 года» и только после этого поднялся наверх.

На полу домика валялся без чувств его хозяин: видимо, проявил излишнее любопытство. Прикрыв дверь домика, я оглянулся и увидел здоровенный прямоугольный провал прямо посередине улицы: изрядный кусок грунта рухнул вниз вместе с тем куском скалы, который перекрыл подземный ход. Ай-яй-яй, что ж это я так неосторожно! Хорошо ещё, что ночь на дворе, по улицам никто не ходит!

Одесса, 18 сопоната 8855 года

Тико Тони временно поместили в караульном помещении – лёгкой летней времянке, у которой даже пола не было. Дверь караулки запоров не имела, и гвардейцы, поместив сюда лейб-лекаря, просто подпёрли её снаружи палкой. Когда я зашёл внутрь, Тико степенно сидел на кровати, сложив на коленях руки. На столике стоял поднос с нетронутой пищей.

– Отчего не кушаешь, лэд? – спросил я его. – Или боишься, что еда отравлена?

– С такого разбойника, как ты, станется. Я узнал тебя. Месяца два назад я готовил тебя к допросу, и сейчас ты хочешь мне отомстить.

– Я не воюю со стариками. Снимаю с тебя статус военнопленного. Ты свободен. Правда, пока не окончится война, только в пределах Априи. Так что ты совершенно напрасно утруждал себя, делая подкоп.

– Откуда ты узнал про подкоп? Твои люди подглядывали за мной?

– Посмотри на свои руки, лэд. Вчера они были чистыми и ухоженными…