Круг
Шрифт:
Мамины шаги в коридоре приближаются, и Ребекка заставляет себя дышать спокойно. Но дверь комнаты не открывается. Мама сразу проходит на кухню.
Ребекка лежит в постели, чувствуя странную смесь облегчения и грусти оттого, что мама перестала относиться к ней как к ребенку. В пять-шесть лет Ребекка уже присматривала за Антоном и Оскаром, следила, чтобы они не ссорились, чтобы хорошо себя вели. То же самое было потом с Альмой и Муa. Мама всегда называла Ребекку самой лучшей маленькой няней на свете.
Ребекка садится в кровати, думая про свою новую семью, которую она повстречала сегодня ночью.
Она выходит в кухню, где мама готовит завтрак.
– Ты уже проснулась? – спрашивает мама, ласково обнимая Ребекку.
Настроение у Ребекки сразу улучшается. Им с мамой редко удается побыть наедине.
Они вместе накрывают на стол, и мама рассказывает о драматических событиях, с которыми прошлой ночью столкнулись врачи городского отделения «скорой помощи». В «Ётвендарен», единственной гостинице города, была большая драка, после которой одного мужчину зашивали семью стежками. Еще один избил свою жену горячей сковородкой за то, что у нее пригорела свиная вырезка. Пожилая женщина, работавшая в ночную смену на пилораме, умудрилась отпилить себе левую руку. Какой-то маленький ребенок так испугался темноты, что у него случился припадок: он был уверен, что под окном на улице бродят чудовища.
– Сразу видно, что полнолуние, – говорит мама, ставя на стол плошки для йогурта.
У мамы есть теория, что в полнолуние люди ведут себя по-особому. Раз Луна влияет на приливы и отливы, она должна влиять и на людей, которые тоже в значительной степени состоят из воды. Все – и необычно большое количество родов, и преступления, и бессонница – в мамином мире объясняется лаконичным: «Должно быть, полнолуние».
– Наверно, безумие усиливается, когда луна красная, – предполагает Ребекка.
Мама смотрит на нее вопросительно.
– Что ты имеешь в виду?
Ребекка теряется.
– Ну она же была красная ночью. Кроваво-красная.
– Как странно, что ты говоришь это, – говорит мама. – Некоторые пациенты тоже упоминали красную луну. Но когда мы с докторами пошли посмотреть, луна была совершенно обычной.
Мама наливает себе кофе.
Ребекка смотрит в окно. На светлом утреннем небе замешкалась бледная луна. По-прежнему красного цвета. Мама перехватывает взгляд Ребекки, но никак не реагирует. По-видимому, она не видит в луне ничего необычного.
– Мне, наверное, приснилось, – тихо говорит Ребекка.
Она на секунду задумывается.
– Мам…. ты не слышала ничего странного про «Болотные Копи»?
– Что-что?
– Ну, я не знаю, никто не говорил, что там случаются странные вещи?
Мама удивленно смотрит на нее.
– О чем ты?
– О парке отдыха!
– Каком парке?
– «Болотные Копи»!
Мама морщит лоб.
– Звучит вроде знакомо. Где он находится?
– У нас, в Энгельсфорсе.
Мама в молодости часто ходила в «Болотные Копи» на концерты и танцы. И много раз с удовольствием рассказывала об этом. Но сейчас она только смеется.
– Тебе действительно снилось что-то странное сегодня, – говорит мама.
– Да, наверное, так и есть, – бормочет Ребекка.
Как странно сидеть
за кухонным столом и завтракать, будто ничего не случилось, думает Ванесса. Жевать, глотать, жевать, глотать, пить сок. Как будто все как всегда.Мама выходит из спальни и кладет руку ей на плечо. Ванесса жмурится, ей приятно.
Но мама почти сразу убирает руку. Их объятия стали такими мимолетными. И в этом виновата сама Ванесса, которая слишком часто раздраженно вздыхала, когда мама пыталась ее приласкать. А сейчас ей очень хочется, чтобы мама обняла ее, как раньше.
– В галерее открылся новый магазин, «Хрустальный грот», – говорит мама.
– Они что, продают там хрусталь?
Мама не понимает сарказма.
– Да, и этерические масла, и еще много всего. И вроде бы даже по руке гадают. Хозяйку магазина зовут Мона-Лунный Свет.
– Мона-Лунный Свет? Ничего себе имечко!
Мама смеется и наливает воду в кофеварку, стоящую у раковины. Когда аппарат начинает булькать, она потягивается и зевает.
– Никке звонил, когда ты была в душе. Похоже, ночью в городе было весело.
– Что в Энгельсфорсе значит «весело»?
– Большая драка в «Ётвендарен» и целая куча пьяных стычек по всему городу. Никке сказал, что никогда не видел ничего подобного. Он уже уходил с работы, когда ему позвонили насчет женщины, которая повесилась на коньке крыши в Риддархюттан, совсем рядом с начальной школой. Он отправился туда и сказал, что дома будет не раньше, чем через несколько часов.
– О господи, какая жалость – пропустить Никке. День теперь испорчен, – говорит Ванесса.
И сразу жалеет о сказанном, увидев огорченное лицо мамы.
– Боже мой, Ванесса. Ну неужели тебе не надоело? Никке – папа Мелвина. Ты должна принять его.
– Я приму его, когда он примет меня.
– Когда ты только повзрослеешь?
Угрызения совести, которые Ванесса только что испытывала, мгновенно улетучиваются. Она едва сдерживается, чтобы не наорать на маму.
Мама встречалась с Никке всего пару месяцев, потом забеременела и радостно сообщила Ванессе, что у нее будет брат или сестра. Втайне Ванесса надеялась, что Никке убежит от ответственности. Но нет, он захотел стать отцом, и они с мамой съехались как раз перед родами.
Ванесса не может не любить Мелвина, хотя слушать по ночам его плач было совсем не прикольно, но Никке Ванесса возненавидела с первой секунды. Он никогда не напрягается, чтобы сделать их общение приятным, – только она все время должна подстраиваться. А мама этого не видит. Она закрывает глаза на недостатки Никке, позволяя ему командовать в доме.
– Сама сначала повзрослей, – огрызается Ванесса, выходя в коридор.
– Не смей так со мной разговаривать, – говорит мама и идет за ней.
Ванесса захлопывает дверь перед самым ее носом.
– Слышала коров ночью? – спрашивает дедушка, когда он и мама заходят в кухню после утренней дойки.
– Что? – откликается Анна-Карин с набитым ртом, жуя бутерброд с сыром.
– Они мычали в стойле как сумасшедшие, – хрипит мама. Голос вернулся к ней, но не полностью. – Из-за них я не спала ни секунды. Правда, я и так не сплю из-за больной спины.
– Я, наверно, крепко спала, – бормочет Анна-Карин.