Круги по воде (сборник)
Шрифт:
Мы стояли на торжественной линейке, вытянутые, растянутые в улыбках. Мальчики – в белых рубашках, девочки – с бантами и белыми передниками. В середине зала столбом торчала директриса и говорила:
– Дорогие первоклассники! Сегодня мы торжественно принимаем вас в октябрята!..
Я не слушала. Я смотрела на тётку, которая стояла рядом с директрисой – это была та самая толстозадая фашистка, которая тыкала Кеху лицом в раковину.
– Мальчик, изображенный на значке, – это маленький Ленин. Будьте достойны!..
Фашистка улыбалась толстыми накрашенными губами.
– Дедушка
Захотелось ей крикнуть на все зал, во всё горло:
– Гамлетом!! А не преступником!! Ты! Толстозадая дура!!
Набежали пионеры, стали совать нам в руки шарики, прикалывать к груди значки. Свой значок я прикрыла ладошкой, чтобы маленький Ленин не видел эту фашистку.
1987—1988 гг.
– Левадная!!
– Чего?
Оглянулась – ко мне через улицу, размахивая жёлтым пушистым букетом, бежал Колька.
– Ты фартук испачкала!
– Где?
Я оглядела себя – и действительно! Белоснежный фартук оказался заляпан зелёным соком, набежавшим с букета. Дурацкие цветы! Я разозлилась.
Машка тут же принялась ногтем скоблить пятно, как будто его можно так оттереть!
Вот влетит же мне дома! А уж как я буду на линейке выглядеть… Да уж! Людмила Михайловна подожмет губы и скажет: «Левадная, ты как всегда! Думаешь, это просто пятно на фартуке? Это пятно на всём отряде!» Или классе – смотря, как эта черепаха вдохновится. Спасибо, если всё-таки окажется, что не на всей школе. А уж как влетит от родителей, даже подумать страшно.
– Жека, на линейке за меня встань, бочком, – предложил Вовка. – Ты меня выше, тебя все равно видно будет, а я пятно загорожу.
Колька сердито поджал губы, как будто дурацкое пятно на моём фартуке, действительно, пятно на всем классе! Прошествовал дальше. Машка вздохнула.
– Ты на него не сердись, – сказала она мне. – Коленька – староста. Он должен всё замечать и обо всех заботиться.
Я только хмыкнула в ответ. Ну почему каждый раз, когда Машка видит Щёлкина, то становится какой-то дурочкой?
Во дворе школы мы столпились вокруг Людмилы Михайловны, с высоты своего второго класса посмотрели на первоклассников, восхитились старшеклассниками и, выслушав нудную речь директрисы, пошли в класс.
На первом же уроке учительница нас огорошила:
– В конце учебного года вас будут принимать в пионеры!
Мы все радостно загалдели.
– Но только самых достойных! И мы должны выбрать, кто из вас достоин носить красный галстук, а кто нет.
Мы притихли, покосились друг на друга. Класс у нас был самый обыкновенный. В меру дружный, в меру успешный. Середнячковый. С общественной работой вроде как справлялись. В прошлом году, например, макулатуры собрали не меньше, чем третьеклассники! Игрушки для детского дома шили, в библиотеке книжки клеили. Как решать, кто достоин, а кто нет?
– В течение всего года будут проходить собрания, где мы будем обсуждать ваших товарищей, – продолжила Людмила Михайловна. – Присутствовать будет завуч по воспитательной работе Надежда Пантелеевна, но решать должны вы и только
вы! Товарищеский суд должен быть справедливым. Помните это.Мы запомнили. Как позже выяснилось, навсегда…
Хорошо еще, что пятно ни Людмила Михайловна, ни родители не заметили. А то бы точно с меня начали.
– Мам, а нас в этом году примут в пионеры! – сказала я вечером, разламывая вилкой котлету.
– Ешь давай аккуратнее, – ответила мать. – Опять подливку до краев налила.
– И когда мы купим цветной телевизор! – вздохнул отец.
– Мама, а быть пионером – это здорово, да?
Родители посмотрели на меня с сомнением.
– Тебя не примут.
– Почему?
– Вот смотри, у тебя ногти грязные! А на прошлой неделе ты манжеты утюгом сожгла, где мы новые купим?
Я уткнулась в тарелку. Задумалась: а вдруг и правда не примут? Испугалась. В моих книгах пионеры были сильными, гордыми. Например, Тимур. Или Васёк Трубачев. Или Тим Сель. При чём тут грязные ногти? Или манжеты? Я ведь не специально!
Эх!
Спросила Юрку.
Юрка долго смотрел на меня и молчал. Я тоже молчала.
– Знаешь, – наконец сказал Юрка. – Когда я был маленьким, то тоже верил, что важно быть честным, справедливым. Оказалось, что манжеты важнее. – Я сникла. – Но ты не переживай – тебя примут!
– Почему ты так думаешь?
– Потому что у тебя есть друзья.
Наконец настал тот день! Первое собрание. Предстояло обсудить Вовку Шадрина и Ромку Колоусова.
Все собрались, но завуча всё ещё не было.
– Женечка, сбегай в учительскую, – обратилась ко мне Людмила Михайловна, – пригласи Надежду Пантелеевну.
Я побежала.
Учительская располагалась этажом выше, рядом с кабинетом директора. У двери директорского кабинета со скучающим видом стояла Кеха.
– Опять, да? – посочувствовала я.
– А то! – Кеха гордо вскинула белесую челку, крутанула задом. – Как тебе брючки? Фирма!
Я уважительно закивала.
– А это? Видала? – Она вынула руки из карманов и продемонстрировала ярко-красный маникюр. – Пантелейщину чуть кондрашка не хватила! А тебе чего?
– А мне завуча.
– Да ну? – Тщательно подведенные Кехины глаза округлились. – А тебя-то за что?
– Да не! – я отмахнулась, рассмеялась. – У нас типа собрание. Решаем, кого принимать в пионеры, а кого нет. Людмила Михайловна сказала, что Надежда Пантелеевна должна присутствовать.
– Сочувствую. Ты погоди, она щас у директрисы Лёньку за хайры таскает. Грозится из комсомола исключить.
Мы замолчали. Дверь директорского кабинета плотная, ничего не слышно!
– А потом за меня примутся. – Кеха вздохнула.
– А ты не ходи так, – посоветовала я.
– Не могу. – Кеха пожала плечами. – Да и потом Пантелейщина все равно найдет, к чему придраться.
Директорская дверь распахнулась, освобождая покрасневшего Лёньку. На пороге возникла фашистка, загородив своей массой весь вид на кабинет.
– Тебе чего? – рявкнула она, увидев меня.
– Я из второго «Б», у нас собрание…
– А, – фашистка зыркнула на Кеху. – Тебе повезло, Кислицкая! С директором будешь без меня разговаривать.
<