Круги по воде

– Ну, чего там. Дело общее. Они простились, и человек ушёл.

Потом зашёл подполковник Раскатов. Пожав Игорю руку, он загадочно усмехнулся и сказал:

– Вчера вечером, после вашего ухода, звонил Коршунов Сергей Павлович. Ох, и острый мужик. Одно дело мы с ним поднимали. Уж он жару дал.

«Запомнилось тебе это дело», — подумал Игорь.

– Так вот, — продолжал Раскатов. — Был у него, оказывается, этот ваш Мацулевич…

– А-а, ну, теперь все понятно, — обрадованно воскликнул Игорь.

– Именно. И с тем Кобецом Сергей Павлович лично беседовал. Вот так. Ну, а потом интересовался, как тут его орлы действуют, — усмехнулся Раскатов. — Просил вас вечером ему позвонить.

Он прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, потом остановился перед Игорем и добавил:

– Хочу поприсутствовать на сегодняшнем допросе. Не возражаете?

– Пожалуйста, — сдержанно ответил Игорь.

«Коршунов велел или сам инициативу проявляет? — подумал он и тут же решил: — Сам. Дело-то совсем по-новому оборачивается».

А вскоре пришёл Ревенко,

Он шумно распахнул дверь, поздоровался громко, уверенно, почти весело:

– Привет, Игорь Васильевич, привет! А, и вы тут? — повернулся он к сидевшему в стороне, на диване, Раскатову. — Давненько, Викентий Петрович, не виделись. Давненько. Печень-то как, поутихла? Позволяет? — и он, лукаво улыбнувшись, щёлкнул себя по горлу.

Раскатов сухо буркнул в ответ:

– Все бы так было в порядке, как моя печень.

Ревенко повернулся к Игорю.

Вся его короткая, полная фигура с обрисовывавшимся под белой сорочкой животом и небрежно завязанным галстуком на складчатой, ветчинно-розовой шее выражала самоуверенность и безмятежное спокойствие. Широкое, розовое от загара лицо с набрякшими мешочками под глазами улыбалось открыто и дружелюбно.

– Итак, я к вашим услугам, — сказал он, усаживаясь и кладя на короткие колени свой солидный, с двумя застёжками портфель. — Чем могу быть полезен?

– Сейчас все узнаете, — спокойно ответил Игорь, вынимая бланки допроса, — заполним сначала общую часть.

– Допрос по всей форме, — усмехнулся Ревенко и пригладил свои вьющиеся светлые волосы. — Как положено.

– Ну что ж. Раз положено…

Он быстро ответил на вопросы, и Игорь протянул ему бланк.

– Тут вам следует расписаться.

– А что это такое? — с интересом спросил Ревенко.

– Предупреждение. За дачу ложных показаний, вот видите, тут предусмотрена санкция.

– Чепуха какая! Ну, пожалуйста.

Ревенко размашисто подписался.

Он по-прежнему был спокоен и самоуверен, только весь как-то незаметно подобрался, и глаза налились холодом.

– Что дальше? — спросил он, откидываясь на спинку стула.

– Дальше будем разбираться, Владимир Яковлевич. Но прежде всего скажите: как вы относились к Лучи-нину?

– Я? Самым лучшим образом. Я и сейчас утверждаю, что это был, бесспорно, талантливый инженер и организатор. Хотя с людьми он не всегда умел ладить. Приходилось сглаживать.

– Прекрасно. Так я и запишу. Ну, а изобретение его? Вы признаете за ним это изобретение?

– Как вам сказать? Тут я не очень компетентен, признаться, — пожал плечами Ревенко. — Говорят, он его заимствовал.

– А ваше мнение?

– Чего не знаю, дорогой мой, того не знаю.

– Бывает. Я так и запишу. Теперь насчёт перестройки вашего завода. Вы в ней участвовали, не так ли?

– Да, конечно.

– По каким чертежам она шла?

– По каким? Да по тем самым, которые были потом обнаружены на Барановском комбинате.

– Вы уверены, Владимир Яковлевич?

– Ещё бы! Но почему вы меня об этом спрашиваете?

– А потому, что вы, перестраивая завод, временами, оказывается, сильно отступали от проекта. Почему так?

– Ну, знаете, — на сосредоточенном лице Ревенко мелькнула снисходительная улыбка. — По ходу дела всегда приходится вносить коррективы. Без этого не бывает.

– Но почему гак много? Даже в компоновку и количество оборудования, в его конструкцию, в технологическую схему, наконец.

– А об этом уж спросите проектировщиков.

– Спросил. Они, кстати, вместе с вами участвовали в перестройке завода.

– Надеюсь, они вам объяснили?

– Да, объяснили, что эти чертежи изготовлялись уже после перестройки.

– Вот тебе раз! А как же, по-вашему, мы тогда перестраивали завод? — рассмеялся Ревенко. На круглом его лице не было заметно ни растерянности, ни досады.

«Нервы у него что надо», — подумал Игорь и пояснил:

– Говорят, что перестраивали по эскизам. Вы этого не заметили?

– Нет, не заметил.

– Странно, — покачал головой Игорь. — Вы не находите? Ведь все, кроме вас, это заметили.

– А мне странно другое.

– Что именно?

– Ваш тон, — строго сказал Ревенко. — Вы меня как будто в чем-то уличаете.

– Дело не в тоне, а в фактах. Вы ими недовольны? А меня они удивляют. Вы же умный человек, Владимир Яковлевич. Смотрите, что получается. Ваш завод перестроен со значительными отступлениями от проекта. Так?

– Так. Что из этого?

– А Барановский комбинат построил свой цех в точности по этому проекту. Вот справка. Что это может означать? Любой человек вам скажет: это означает, что данные чертежи предназначены для Барановского комбината. Тогда где же чертежи, где проект, по которому перестраивался ваш завод? Может быть, их уничтожили? Или потеряли?

– Глупости!

– Совершенно с вами согласен. Остаётся предположить одно: их просто не было. Были эскизы.

– И это было бы грубейшим нарушением! — воскликнул Ревенко, вцепившись побелевшими пальцами в свой портфель.

«Э, милый, ты начинаешь срываться, — усмехнулся про себя Игорь. — Даже твои нервы, кажется, не выдерживают». И спокойно заметил:

– Конечно, нарушение. Но автор проекта Лучинин сам руководил перестройкой. Все очень спешили. Так что наличие эскизов можно если не оправдать, то объяснить.

– Ваша обязанность не объяснять, а выслушивать объяснения!

– Я именно так и сделал. И именно так все мне и объяснили, кроме вас. Вы объясняете очень странно.

– Вся рота шагает не в ногу, один он в ногу, — пробасил со своего дивана Раскатов.