Круги по воде

– Отвечай. Честно отвечай.

Ревенко как будто забыл, что он не на заводе и что Носов уже не его подчинённый.

При первых же словах Носова Виталий вздрогнул. Он узнал этот голос. И теперь пристально, не отрываясь, смотрел на Носова.

– Чего отвечать-то? — отрывисто переспросил Носов. — Ну, сказали, чтоб ехал, и все. Я и передал.

– Командировку ему передал?

– Ну, передал…

– На сколько человек была командировка? Ты её при мне прочёл. Отвечай!

– На него и была.

– Как же ты смел послать двоих?

Носов вздрогнул и, набычившись, посмотрел на Ревенко.

– Отвечайте, Носов, — сказал Игорь.

– А я… и не посылал. Анашин сам… попросился. К брату ему надо было.

У Ревенко на толстых щеках заходили желваки,

– Неправда, Носов, — покачал головой Игорь. — Булавкин говорит, что….

Он остановился, увидев, как побледнел вдруг Носов, как тяжело заходила вдруг его волосатая грудь и синяя тенниска, казалось, вот-вот лопнет под её напором.

– Чего?.. — прохрипел Носов, — Чего?… — он задыхался.

Ревенко, поражённый, молчал.

– Булавкин жив, — медленно и холодно произнёс Игорь. — Он жив, Носов. И дал показания.

– Ничего не знаю! Ничего! — продолжал хрипеть Носов» не поднимая головы. — Пальцем его не трогал!

– Это мы знаем, — все так же холодно подтвердил Игорь. — Трогал его Анашин. И не пальцем. Ножом.

– Ничего не знаю.

Но, тут уже Ревенко пришёл в себя. Щеки его тоже побледнели, взгляд стал острым и злым.

– Я разрешил: брать машину, Василий? — с холодной яростью спросил он. — Отвечай!

– Не знаю…

– То есть как это не знаешь?!

Ревенко, видимо, уже понял, в какую историю он может попасть, и теперь не просто помогал, теперь он защищал самого себя от страшного обвинения.

– Ну!.. — крикнул он, стукнув кулаком по столу. — Отвечай!

– Спокойно, Ревенко, — строго сказал Игорь.

Носов упрямо молчал, опустив голову.

– Так, Василий, — медленно, с горечью произнёс Ревенко. — Меня ты, значит, выдал с головой. А я тебе кое-что доброе сделал. Верно? А вот этого подонка Анашина ты… ты защищаешь. Не ожидал я этого. И меня из-за него топишь и себя. Так, да?

Носов поднял голову и мутным взглядом окинул комнату, словно не понимая, куда он попал. Потом взгляд его остановился на Ревенко.

– Я… он сам… — сбивчиво пробормотал Носов, — Сам её пригнал… Егор… Забор выломал…

– Зачем ты привёл к нему Булавкина?! — срываясь на крик, спросил Ревенко.

Толстое лицо его стало снова багроветь, рыжие короткие пальцы судорожно сцепились на пухлых коленях.

– Чтобы… значит… не болтал…. — словно загипнотизированный, глядя ему, в глаза, с запинкой произнёс Носов.

Ревенко, оцепенев и тоже не сводя с него глаз, прошептал непослушными губами:

– Выходит, убить решили, чтобы не болтал… Так выходит?..

Носов бессильно опустил голову, могучие плечи его обвисли, в лице уже не было ни кровинки.

Все молчали.

Новое опознание Анашина провели часа через два.

Теперь стало очевидным, что Ревенко и Носов опасались Булавкина по-разному. Чего опасался Ревенко, было ясно. А вот чего опасались Носов и, конечно, Анашин, даже в особенности — Анашин?

Но к концу очной ставки Носов был в таком состоянии, что о немедленном допросе его нечего было и думать. Сонный, флегматичный, невозмутимый Носов, казалось, окончательно лишился дара речи. Он лишь мычал, мотал головой, затравленно озирался, неожиданно оборачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно боясь, что кто-то нападёт на него. При этом мясистое, бледное его лицо приобрело такое испуганно-бессмысленное выражение, что казалось, вместе с даром речи он потерял и рассудок. У Виталия даже мелькнула мысль о предстоящей судебно-психиатрической экспертизе.

Он так и сказал потом Игорю и Кучанскому, когда они остались одни.

– Успокоится, — махнул рукой Игорь. — Уж очень все неожиданно на него свалилось. Лучше давай подумаем: почему они решили убрать Булавкина, что он им сделал, особенно Анашину?

– С ним Булавкин был почти не знаком, — покачал головой Виталий. — Тут что-то не то.

– Кажется, и с Носовым у Булавкина конфликтов не было? — спросил Кучанский.

– Да, — согласился Игорь. — Тем более все это странно.

– К тому же, — продолжал Кучанский, — если Булавкин что-то знал, то он бы нам сказал. Ведь это «что-то» должно быть очень важным, если из-за него готовы были убить человека.

– Конечно, — снова подтвердил Игорь.

– Булавкин очень важное и сказал, — задумчиво произнёс Виталий. — Он вспомнил слова Лучинина: «Я ещё подерусь» и «я поеду на рыбалку».

Все трое молча переглянулись.

…В конце дня приехал наконец Савельев.

– Давайте приводить опознание, — отрывисто предложил он.

И снова у стены кабинета встали четверо молодых, с первого взгляда довольно похожих, черноволосых парней. Анашин, как и в прошлый раз, был вторым справа. Он стоял спокойно, и насмешливая ухмылка чуть кривила его губы.

В кабинет вошла Лара Кожева.

Девушка на миг остановилась на пороге, смущённо оглядев комнату и всех людей вокруг.

Савельев уже собрался предупредить её об ответственности, как вдруг Лара тихо вскрикнула, прижав ладонь ко рту, и, указав другой рукой на Анашина, срывающимся голосом, воскликнула:

– Вот он!.. Он шёл!..

– Успокойтесь, посмотрите внимательней, — сказал Савельев, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал его. — Подойдите, поближе и ещё раз посмотрите на этих людей. Узнаете вы того, кто…

Девушка сорвалась с места, подскочила к Анащину и с ненавистью произнесла:

– Это он. Он меня ещё удочкой задел и сказал: «А, чтоб тебя…» и выругался. А второй человек его одёрнул и сказал; «Извините, девушка». Я очень хорошо… я точно помню. Я же вам говорила, — обернулась она к Виталию.

– Дура… — процедил сквозь зубы Анашин. — Разуй глаза…

– Молчите, — строго оборвал его Савельев.

И стал заполнять протокол опознания.

Девушка отошла к дивану, где сидели сосредоточенные, серьёзные Виталий, Кучанский и ещё двое мужчин — понятых, случайные люди, жильцы соседнего дома. Один из них встал, уступая ей место. Но она, всхлипнув, махнула рукой и торопливо достала из сумки платочек.