Круглый год с литературой. Квартал первый
Шрифт:
Тихонько сижу в углу кабинета директора студии, сухощавого Глотова. Война окончилась совсем недавно, и следы зловещей поры ещё видны: с окон не содраны бумажные крестообразные ленты, стены кабинета обшарпаны, на порванных обоях – подтеки. У дверей – ящики с песком, лопаты, висят брезентовые пожарные робы. На длинном, крытом зелёным сукном с чернильными пятнами столе – скудный «банкетный» ассортимент: бутылки водки, граненые стаканы. Кроме соленых огурцов и крупно нарезанной колбасы, никаких деликатесов не было.
Знаменитую гостью ждали немногочисленные ленфильмовцы, среди них режиссер Эрмлер. Было тихо и скучно. Включённое радио бубнило последние
Распахнулась дверь, и, сопровождаемая человеком в кожаном пальто, появилась тщедушная старуха в шляпке с вуалью. На её руках были длинные, до локтя, чёрные перчатки. Она зябко куталась в широкую темную накидку. Я был ошарашен. Где моя веселая озорная Франческа?! Где забавная «маленькая мама»?! Где бойкий «Петер»?! Какое отношение эта чопорная скучная тётка имеет к моей экранной любимице? Из-за спины человека в кожаном пальто появилась девица в погонах – переводчица. Села рядом с гостьей. За столом не стало веселее…
Глотов провозгласил тост за мир во всем мире. Все согласно чокнулись. Гостья брезгливо слегка пригубила, оставив след помады на краю стакана. Громко щёлкнув военной зажигалкой, прикурила папиросу из пачки «Беломорканала», выпустив дым через сетку вуали.
Директор студии, испытывая ответственность за атмосферу дипломатического приёма, вновь пробормотал тост. Он процитировал слова вождя мирового пролетариата: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Поэтому Глотов и предложил выпить за великого Ленина! Переводчица быстро шептала на ухо гостье. Дама без энтузиазма, вежливо кивнув, сделала маленький глоток. Снова повисла тяжёлая пауза.
Тогда Эрмлер, взяв бутылку водки, подошёл к скучной тётке, налил полный стакан, легко шлепнув даму по плечу, наклонился, по-свойски подмигнув: «Слушай, Фрося, сними шляпу, прими стаканчик и будь человеком!»
Все замерли. Директор подавился солёным огурцом и в ужасе застыл.
Переводчица попыталась что-то шептать, но дама, не слушая, громко захохотала, хлопая маленькими ладошками: «Фрося! Фрося!» – и залпом опрокинула стакан водки. Откинулась на спинку стула, продолжая звонко смеяться, хлопать и скандировать: «Фро-ся! Фро-ся!» Стянула с рук длинные перчатки, скинула шляпку, подскочив к Эрмлеру, влепила ему звонкий поцелуй: «Браво! Браво!»
За столом засмеялись. Директор испуганно посмотрел на непроницаемое кожаное пальто. Франческа заметила в углу пыльный рояль. Со стуком откинув крышку, крутанулась на рояльном стульчике, лихо прошлась по клавиатуре. «Хорошо, когда работа есть!» – звонко запел маленький «Петер» свою знаменитую песенку. И хотя актриса пела по-немецки, все дружно подхватили по-русски слова любимой мелодии. Запела даже переводчица. Молчали только директор и человек в кожаном пальто.
Я впервые ощутил чудо актёрского перевоплощения. Исчезла скучная тётка в дурацкой шляпке, длинных перчатках; снова появилась задорная Франческа Гааль! Сейчас понимаю – стал ещё свидетелем урока режиссуры, данного Фридрихом Эрмлером.
В тот летний вечер сорок пятого года актриса ещё долго с удовольствием пела. Потом кто-то из ленфильмовцев сел за рояль. Танцевали. Запели военные песни. Франческа с милым акцентом, радостно, вместе со всеми пела «Катюшу». Плясала с Эрмлером, кокетливо грозя пальцем: «Фро-ся!»».
В СССР Франческа, разумеется, не осталась. Она перебралась в США, где и скончалась 2 января 1973 года. (Родилась 1 февраля 1903
года).Порой всемирной славы удостаиваются даже не сами фильмы, а эпизоды из них. «Петер», как уже говорилось, был очень популярен. Но эпизод из него, где Петер поёт и танцует с партнёршей танго, оказался даже популярней самого фильма: недаром его очень часто можно встретить в Интернете.
Вот любопытный документ:
Документ № 73
Лебедев-Полянский – в Политбюро о журнале «Беседа» Максима Горького
Не ранее 10.06.1924
В Политбюро ЦК РКП(б)
В Главлит было прислано решение Политбюро о беспрепятственном пропуске в СССР журнала «Беседа», в числе редакторов которого числится М. Горький.
Так как Главлит по этому вопросу не был запрошен, и решение обуславливалось, очевидно, настойчивостью Горького, сообщаю: Журнал «Беседа» принадлежит Берлинскому издательству «Эпоха». Издательство «Эпоха» принадлежит меньшевикам, и доходы от него идут на партийные цели. Во главе издательства стоят Дан, Лидия Канцель, Далин и Каплун-Сумский.
Административно-хозяйственной частью ведает Далин и Каплун-Сумский.
Пропуская в СССР «Беседу», Главлит будет способствовать улучшению состояния кассы ЦК меньшевиков, да и самый журнал носит неприятный идеологический уклон, теософско-мистический; на его страницах помещают статьи наши ярые враги и рекламируется вся белогвардейская и меньшевистская литература.
Главлит просит Политбюро прежнее свое решение отменить: журнал «Беседу» в СССР по указанным выше причинам не пускать.
Заведующий Главлитом ЛЕБЕДЕВ-ПОЛЯНСКИЙ
Павел Иванович Лебедев-Полянский, родившийся 2 января 1882 года, был не просто заведующим Главлитом, то есть руководителем цензурного комитета, но одним из создателей советской цензуры.
Он сменил на посту руководителя Главлита Николая Леонидовича Мещерякова, пробывшего в этой должности несколько месяцев, и пробыл на ней девять лет.
В будущем Александр Твардовский выведет чиновника Главлита в своей поэме «Тёркин на том свете»:
Весь в поту, статейки правит, Водит носом взад-вперёд: То убавит, то прибавит, То своё словечко вставит, То чужое зачеркнёт. То его отметит птичкой, Сам себе и Глав и Лит, То возьмёт его в кавычки, То опять же оголит.Такое впечатление, что Александр Трифонович имел в виду Лебедева-Полянского.
Тот действительно был неутомим на посту главного цензора. Его тезис о том, что цензура защищает диктатуру пролетариата и руководствуется директивами политбюро ЦК, был положен в основу работы Главлита как единственно правильный. Лебедев-Полянский разработал и структуру главного советского цензурного учреждения в духе большевистской вертикали власти. Во все органы печати, радио, в театр, на почту пришли уполномоченные Главлита, обладавшие неоспоримым правом не пропускать произведения в печать и даже запрещать их.