Круговая подтяжка

– Откуда же его привезли? – Просто так, чтобы что-то сказать, спросила Тина. Ей не хотелось казаться невежливой.

– Что наша жизнь? Игра! – торжественно провозгласил хозяин, выставляя на прилавок небольшой террариум, чтобы Тина могла полюбоваться редким животным. – Жил, жил варан себе на здоровье, грехов за собой не чуял, потом – бац! К нам в магазин!

Тина слушала его, казалось, бессвязную речь с любопытством и некоторым даже страхом.

– Да вы не думайте, – догадался старик. – У нас ведь как? Существует договоренность. Если откуда прибыла незапланированная живность контрабандная – с самолета, из-за границы, или с поезда или хозяева померли, то везут в зоопарк, а если там интереса не представляет, тогда уж к нам, в магазин. Может, купите варана-то? – Он постучал согнутым узловатым пальцем по стеклу. Но варан не отозвался, а быстро улепетнул в свое привычное место за деревом.

– Нет, варан мне не по душе. – сказала Тина. – Пусть его купит кто-нибудь другой.

– Ну вот рыбки есть еще или мыши! – Старику ужасно хотелось, чтобы хоть кто-то у него что-нибудь купил, а то весь день можно считать пропащим. Тина поняла его. Она обвела рассеянным взглядом прилавки. Рыбки ее никогда не интересовали. Собаку после Чарли она заводить не собиралась, да в магазине и не было собак. – Ну купите хоть черепашку для ребеночка! – Старик вытащил круглую черепашку на свет, и она отчаянно задергала ножками в его руках.

– Ребеночек вырос! – сказала ему Тина.

– Ну, тогда себе мышку! – Старик угадал в ней одинокую, но не несчастную душу. «Таким и надо иметь животных», – считал он. У него самого жили после смерти жены четыре кошки. Тина рассеянно перевела взгляд вбок и обомлела. У самого края решетки маленькой клеточки деловито сидел и потирал лапками, будто муха, зверек, как две капли воды похожий на маленького Михаила Борисовича Ризкина. Патологоанатом выглядел бы точно так же, будь он грызуном.

– А это кто? – ахнула Тина.

– Мышонок. Очень редкой окраски, – охотно пояснил продавец, – соль с перцем, пестренький, будто норка. Одно время такой окрас был в большой моде.

Тине показалось кощунством говорить в присутствии живого существа про моду и окрас. Она взяла в руки клеточку и внимательно рассмотрела круглые проницательные глазки забегавшего по клетке мышонка, его роскошные белые усики и, самое главное, в чем, видимо, и заключалось феноменальное сходство с доктором Ризкиным, пестренький ежик из пушистой и почему-то немножко вздыбленной шерсти на голове.

– Этот не полевой! – удовлетворенно заговорил продавец, почуявший, хоть небольшую, но прибыль. – Редкая порода, из-за границы к нам привезли!

Тине было все равно, иностранец мышонок или соотечественник.

– А как его зовут?

– Да махонький еще! Кто ж его знает, никто и не называл!

– Дэвид! – вдруг уверенно сказала Тина. – Его зовут Дэвид Ризкин! – И достала кошелек.

– Эк его! – удивился старик.

– Но я же его заморожу на улице? Как его нести? – забеспокоилась Тина.

– А ты под пальто клеточку-то засунь! Там не замерзнет. Так и будете греть друг друга! – добродушно засмеялся старик. И Тина действительно спрятала Дэвида под пальто. Нигде больше не задерживаясь, она побежала прямо домой.

«Не задохнулся бы только!» – почему-то ей показалось, что маленькое тельце, дышащее у нее где-то в области груди, греет ее лучше всякой шубы.

Вот и наступил последний день старого года. С утра пораньше Тина съездила к родителям, а теперь, поставив в свою знаменитую вазу с петухами найденные во дворе еловые ветви, соображала, чем бы их украсить. Выходить еще раз из дому за игрушками было неохота. Буран на улице усилился, да и оставлять одного мистера Ризкина не хотелось – он так по-домашнему прочно расположился в своей клеточке, что стал для Тины символом ее маленького хозяйства. Сейчас он деловито держал двумя лапками кусок сыра и быстро обгрызал его со всех сторон.

«Вдруг он подумает, что я его бросила? – думала Тина. – Хоть и маленький, а ведь живое существо. Многого на свете, наверное, боится». Она достала из сияющего чистотой шкафчика несколько сушек и три или четыре конфеты. Привязала их к еловым лапам.

– Что ж, очень мило! – Она отошла подальше, чтобы полюбоваться своей работой. Звонок, раздавшийся у двери, прервал ее.

– Интересно, кто это к нам? – спросила она у Дэвида и пошла открывать. В проеме двери появились трое – Аркадий Барашков, за ним Людмила, а третьим был здоровенный сенбернар с волнистой шерстью, в коричневых пятнах. Тина оторопела.

– С наступающим! – бодро начала Людмила, и Тина заметила, что в руках у нее тяжелая сумка. Барашков держал собаку на поводке.

– Это кто? – спросила Тина, глядя на сенбернара. И вдруг Барашков прямо в дверях встал на колени.

– Ты чего? – испугалась Тина.

– Умоляю! – сдавленно хрипел Барашков и бил поклоны в не очень чистый пол лестничной клетки.

– Вы уже выпили? – Тина посмотрела на Людмилу.

– Вставай, хватит дурака валять! – Людмила не любила подобных эксцессов.

– Да что такое? Вставай! – повысила голос Тина.

– Не за себя умоляю! – причитал Барашков, размазывая по щекам воображаемые слезы, – а только волею пославшей мя жены!

– Ну так и будем на пороге стоять? – Тина перевела взгляд на Людмилу.

Та втащила супруга в коридор, за ними робко вошла собака, заняв собой все пространство.

– Проходите в комнату! – Барашковы вошли, а сенбернар так и остался сидеть у двери с грустно опущенной мордой. – Откуда он у вас взялся?

– Тина, мы к тебе. Больше не к кому, всех перебрали. Возьми собаку на постой! – серьезным и грустным голосом сказал Барашков.

– Вот эту? – Тина пальцем осторожно показала на сенбернара.

– Эту, – закивал Аркадий. – Я тебя умоляю! Жалко пса. Хозяева уехали.

– Ну, если ты просишь… – начала неуверенно Тина. – Но… вообще-то я его боюсь. Может, можно взять кого-нибудь поменьше размером?

– Поменьше у меня только Людмила, – серьезно ответил Барашков.

– Я боюсь, мне его не прокормить.

– А Людмила ест еще больше сенбернара.

– Да хватит тебе! – пнула его жена и сказала, уже обращаясь к Тине: – Ты знаешь, правда! Собаку некуда девать. Хозяева в одночасье снялись и куда-то девались. Бросили квартиру, машину. Всё. Аркадий две недели с собакой жил, потом какие-то люди пришли и турнули его оттуда. Собака три дня бегала по участку голодная. Выла страшно. Они ему позвонили, сказали или забирай, или пристрелим. Он приехал, забрал его.

Сенбернар, поняв, лег в коридоре, а в комнату высунул башку.

– А у меня, как на грех, на собак аллергия. Я задыхаюсь! – Сенбернар посмотрел на Людмилу и отполз в коридор назад. – Мы туда-сюда, никто его не берет. Ну а мне, сама понимаешь, тоже астму получать неохота… Я все эти ночи подряд кашляю.

– А ты гомеопатией не пробовала? – спросила Тина.

– Думаешь, мне есть, когда для себя горошки подбирать? Если не возьмешь, конечно, придется пробовать, но…

– Я возьму его, – твердо сказала Тина. – Ребята, ради вас я хоть черта возьму.