Крушение богов

Вырвав руку, с омерзением отступила от него Гипатия.

— Ты — безумец, иерей!

— Безумец? Нет… Я знаю, чего хочу. Перед тобою я сниму личину. Коротко и ясно. За твою любовь — свобода и власть тебе… и Пэмантию! Мои желания исполняются в Константинополе, как воля Бога. Я напишу, — и всех христиан вызовут, выселят из Александрии. Олимпу — почет. Твой муж будет владыкой Египта и Нубии. А я, облеченный властью от Пульхерии, останусь здесь один с тобою. Мы будем как боги в этом краю. Муж твой? Он должен согласиться. А если нет? Мы его обманем, как ты его обманула с… с Гиераксом. Тебя же я не обману. Клянусь гробом Иисуса! Спасением души моей клянуся. Что же ты молчишь?..

— Не верю ушам своим. Так вот твой допрос, грозный защитник веры?

— Допрос?.. Ни на миг я не верил сказке об убийстве. Петр скорее мог сам его прикончить.

— Тогда?.. Как же мне отвечать?.. Имени нет твоим речам… твоей… подлости!

— Лжешь. Это — любовь… настоящая страсть, а не подлость! Твое тело слепит меня… твой гордый дух… он меня подавляет и чарует. Да, до этих пор я знал только разврат и сластолюбье. А тебя — я люблю! И добром или силою, — ты будешь моею.

Вырвав руку, которую, как в тисках, зажал ей Кирилл, Гипатия кинулась к раскрытому окну, крикнула толпе, темнеющей перед жилищем патриарха:

— Граждане! Кто любит своих жен и дочерей, ведите их сюда… скорее!

Гул возбужденных голосов поднялся за окном.

— Что? В чем дело? Что там крикнула Гипатия?..

— Молчи. Молчи! Я пошутил. Я хотел испытать тебя только! — оторвав от окна женщину, пробормотал Кирилл. — Иди домой. Иди скорее!

Сказал и, тяжело дыша, опустился на кресло.

Гипатия не успела выйти. Орест, Пэмантий остановили ее почти у самой двери. За дверью она увидела Анния, Германа и Вильма; трое служителей патриарха — темнели позади.

— Убийца Гиеракса — найден. Вот он… ваш раб! — радостно сообщил Орест Гипатии и прошел к патриарху.

Пэмантий с опущенной головою, избегая взглянуть на жену, остался с нею у входа.

— Анний — убийца? Это же неправда, — вырвалось у Гипатии. Но, взглянув на Пэмантия, она умолкла… слова остались там, в груди… в мозгу. И жгли огнем. Но губы были сжаты крепко, до боли. Кровь почти отлила от них.

— Правосудие может совершиться, отец патриарх, — все так же ликуя, объявил Орест, стоя перед Кириллом. — Я с утра разослал глашатаев и обещал два больших таланта {Talentum magnum — большой талант — крупная денежная единица.} в награду тому, кто укажет убийцу. А рабу сверх этих денег — еще и свобода. Глашатаи пояснили людям, что жизнь Гипатии и Пэмантия в опасности из-за подлой клеветы. И два раба, британец и венд, привели третьего, скифа Анния… который открыто сознался в убийстве… при двадцати свидетелях, в моей Претории.

— Вот как?! — недоверчиво, злобно протянул патриарх. — Я рад, что истина открылась так неожиданно… и скоро. Так это ты убил моего секретаря и исповедника, Гиеракса? Подойди… говори! — сурово приказал он Аннию.

— Да, я…

— А за что же? Что могло быть между вами общего? Он обращал тебя в христианство… и ты, как язычник, убил праведника? Да?

— Нет… Я уж давно был христианином. И перестал им быть.

— Вот как?! Ну, ну? За что же?

— Да, знаешь, господин. Я — еще не стар. И он довольно молод. Тут подвернулась… девочка. Мать ее таверну держит. Он у меня ее… отбил… и я его за это…

Раб жестом докончил признание. Кирилл приподнялся на своем месте. Злая улыбка исказила его лицо.

— Вот как?! Предатель… и развратник был мой исповедник?! Всякое бывает! Значит, ты — убийца? В тюрьму раба. На заре — распять его. А вы, почтенные граждане, Гипатия, Пэмантий… Я очень рад, что могу отпустить вас чистыми от обвиненья в страшном деле. Раб заплатит головой за пролитую кровь. Хотя, кто знает? Может, и не он ее пролил?.. Всякое бывало в жизни.

— Что ты еще тут сплетаешь, патриарх? — нахмурясь, спросил Орест.

— Ничего. Ты не дослушал. Я хотел сказать — может быть, он не один убил?

Без поклона, не дослушав Кирилла, Орест ушел. Гипатия и Пэмантий ждали его в портике, где больше никого не было.

— Орест… пойми, послушай! — волнуясь, заговорила Гипатия. — Анний не убил. Он взял на себя вину… чтобы спасти меня… и мужа! Он не должен умереть.

— А кто же сказал, что Анний умрет? Я сразу понял, что заставило раба явиться ко мне с повинной. Нынче до полуночи он уж будет далеко за стенами Александрии. Тюрьмы — в моей власти!

Гипатия сделала движение поцеловать руку Оресту, и тот едва успел отдернуть ее, сам нагнулся, по-братски в лоб поцеловал женщину.

Пэмантий стоял как будто не видел, не слышал ничего кругом.

Мимо них стража провела Анния. Гипатия рванулась, хотела что-то сказать ему. Но Орест силой удержал ее на месте.

Так завершился тревожный день 14 марта.

День 15 марта настал — и прошел.

На заре отплыла в Афины галера, на которой уехал Пэмантий с детьми. Так потребовала Гипатия.

— А я скоро приеду. Только докончу занятия с учениками. Проверить их надо. И передать всех — почтенному Зенону. Но видеть вас тут, в этом городе, — я не могу. Здесь каждую минуту может случиться что-нибудь позорное… уезжай, Пэмантий. Я требую, слышишь?..

И он уехал с детьми… Он не смел возражать, противиться.

Вечер настал. Как обычно, в траурном наряде вышла из дому Гипатия посидеть под кипарисами Некрополя, Города мертвых при Академии, где урны с прахом Феона и Плотина стояли рядом, как рядом проходили свой жизненный путь оба мыслителя-наставника.

Оттуда к христианскому кладбищу прошла она, стараясь оставаться все время в тени домов и деревьев. Свежий, высокий холм был обозначен пока простым крестом. Долго стояла здесь Гипатия. Беззвучные слезы текли неудержимо одна за другой… беззвучно шептали что-то бледные губы. Месяц уже взошел, и легкие тучки изредка задевали его тонкие рога.

Словно не понимая, где она, — огляделась женщина и пошла обратно к своему дому.

Там, у самого портика, темнела кучка людей. Не обращая внимания, Гипатия хотела войти к себе, но ее остановил Петр.

— Минуту одну, госпожа. Вот приказ владыки патриарха. Твоя семья уехала… а раб, признавший себя убийцею, прошлого ночью бежал. Патриарх просит тебя пожаловать к нему немедля для объяснений.

— Ночью?.. Я не пойду. Завтра утром.

— Без тебя — мы не смеем явиться к господину. И если не идешь сама…

Гипатия не успела крикнуть, позвать рабов. Что-то мягкое забило ей рот. Конец плаща накинув на голову, ее повлекли куда-то.

— Что случилось?.. Кого ведете? — спрашивали встречные.