Крушение власти и армии. (Февраль – сентябрь 1917 г.)

И если затем, в течение трехлетней борьбы, мы были свидетелями расслоения и отчуждения двух сил русской общественности в противобольшевистском лагере, то первопричину их надо искать не только в политическом расхождении, но и в том каиновом деле в отношении офицерства, которое было совершено революционной демократией, с первых же дней революции.

Глава XXVII Революция и казачество

Своеобразную роль в истории смуты играет казачество. Слагавшиеся исторически, в течение нескольких веков, взаимоотношения казачества с центральной общерусской властью, носили характер двойственный. Власть всемерно поощряла развитие казачьей колонизации, на беспокойных рубежах русской земли, где шла непрерывная война, охотно мирясь с особенностями их военно-земледельческого быта, и допуская большую или меньшую независимость, – и самобытные формы народоправства, – с представительными органами (кош, круг, рада…), выборной «войсковой старшиной» и атаманами. «Государство при слабости своей, – говорит Соловьев, – смотрело не так строго на действия казаков, если они обращались только против чужих стран; при слабости государства, считалось нужным давать выход этим беспокойным силам». Но «действия» казаков обращались не раз и против Москвы, и это обстоятельство вызвало затяжную внутреннюю борьбу, которая длилась до конца 18 века, когда, после жестокого усмирения Пугачевского бунта, вольному юго-восточному казачеству был нанесен окончательный удар; оно мало-помалу утрачивает свой резко оппозиционный характер, и приобретает даже репутацию наиболее консервативного, государственного элемента, опоры престола и режима.

С тех пор, власть непрестанно демонстрировала свое расположение к казачеству, – и подчеркиванием действительно больших заслуг его, и торжественными обещаниями сохранения «казачьих вольностей», [186] и почетными назначениями по казачьим войскам лиц императорской фамилии. Вместе с тем, власть принимала все меры, чтобы «вольности» эти не развивались чрезмерно, в ущерб той беспощадной централизации, которая составляла историческую необходимость, – в начале построения русской государственности, – и огромную историческую ошибку, в ее позднейшем развитии. К числу таких мер, надлежит отнести ограничение казачьего самоуправления, и в последнее время традиционное назначение атаманами лиц неказачьего сословия, зачастую совершенно чуждых казачьему быту. Старейшее, и наибольшее численно Донское войско, возглавлялось не раз генералами немецкого происхождения.

186

Последняя грамота войску Донскому дана была 24 января 1906 г., императором Николаем II, и заключала в себе следующие слова:

«… Подтверждаем все права и преимущества, дарованные ему (войску), утверждая Императорским словом Нашим, как ненарушимость настоящего образа его служения, стяжавшего войску Донскому историческую славу, так и неприкосновенность всех его угодий и владений, приобретенных трудами, заслугами и кровью предков…»

Казалось, царское правительство имело полное основание рассчитывать на казачество: многократные усмирения вспыхивавших в России местных политических, рабочих и аграрных беспорядков, подавление более серьезного явления – революции 1905–1906 г. г., в котором большое участие приняли и казачьи войска, – все это как будто поддерживало установившееся мнение о казаках. С другой стороны, эпизоды «усмирения», с неминуемым насилием, иногда жестокостью, получали широкое распространение в народе, преувеличивались, – и вызывали враждебное отношение к казакам на фабрике, в деревне, среди либеральной интеллигенции, и главным образом в среде тех элементов, которые известны под именем революционной демократии. Во всей подпольной литературе – в воззваниях, листовках, картинах – понятие «казак» стало синонимом «слуги» реакции.

Это определение грешило большим преувеличением. Баян Донского казачьего войска, Митрофан Богаевский, так говорит о политической физиономии казачества: «первым и основным условием, удержавшим казачество, по крайней мере, в первые дни, от развала, была идея государственности, правопорядка, глубоко сидящее сознание необходимости жизни в рамках закона. Это искание порядка законности красной нитью проходило, и проходит через все круги всех казачьих войск». Но такие альтруистические побуждения, – одни далеко не исчерпывают вопроса. Невзирая на огромную тяжесть поголовной военной службы, казачество, в особенности южное, пользовалось известным благосостоянием, исключавшим тот важнейший стимул, который подымал против власти и режима рабочий класс, и крестьянство центральной России. Необыкновенно запутанный земельный вопрос, противопоставлял сословно-экономические интересы казачества – интересам «иногородних» [187] поселенцев. Так например, в старейшем и крупнейшем войске Донском, обеспеченность землей отдельного хозяйства выражалась, в среднем, в десятинах: казачьего 19,3-30, коренных крестьян 6,5, пришлых крестьян 1,3. Наконец в силу исторических условий, узкотерриториальной системы комплектования, казачьи части имели совершенно однородный состав, обладали большой внутренней спайкой и твердой, хотя и несколько своеобразной, в смысле взаимоотношений офицера и казака, дисциплиной, и поэтому оказывали полное повиновение своему начальству и верховной власти.

187

Так назывался пришлый, неказачий элемент области.

Правительство опираясь на все эти побуждения, широко использовало казачьи войска для подавления народных волнений, и тем навлекло на них глухое озлобление среди бродящей, недовольной массы населения.

За свои исторические «вольности» казачьи войска, как я уже сказал, несли почти поголовную службу. Тягость ее, – и степень относительного значения этих войск, в составе вооруженных сил русской державы, – определяются приводимой таблицей:

Состав казачьих войск к осени 1917 г. [188]

188

С соответственной артиллерией.

Отчасти как армейская конница – в составе дивизий и корпусов, отчасти же как корпусная и дивизионная конница – в составе полков, дивизионов и отдельных сотен, казачьи части были разбросаны по всем русским фронтам, от Балтийского моря до Персии.

Казачество, в противовес всем прочим составным частям армии, не знало дезертирства.

Когда началась революция, все политические группировки обратили большое внимание на казачество – одни возлагая на него преувеличенные надежды, другие – относясь к нему с нескрываемой подозрительностью. Правые круги ожидали от казачества реставрации; либеральная буржуазия – активной опоры правопорядка; левые опасались контрреволюционности, и повели поэтому бешенную агитацию в казачьих частях, стремясь к их разложению. Этому отчасти содействовало и то покаянное настроение, которое прозвучало на всех казачьих собраниях, съездах, кругах, радах, – где свергнутая власть обвинялась в систематическом восстановлении казаков против народа…

Что касается Временного правительства, то отношение его к казакам было также двойственным. С одной стороны, правительство оказывало казакам все знаки внешнего внимания, и не противилось созданию на местах захватным порядком широкого самоуправления, и выборного атаманства, с другой, – стремилось изъять из подчинения выборным атаманам казачьи гарнизоны областей и ограничить компетенцию казачьей власти, ставя повсюду, для наблюдения за закономерностью ее действий, правительственных комиссаров.

Взаимоотношения казачества с местным земледельческим населением были необыкновенно сложны, – в особенности, в казачьих областях Европейской России. [189] Среди казачьих наделов были вкраплены земли крестьян – давних переселенцев (коренных), земли, находящиеся в долгосрочной аренде, на которых выросли большие поселки, наконец, земли, жалованные некогда верховной властью различным лицам, и постепенно переходившие в собственность иногородних. На почве этих взаимоотношений теперь возникла распря, начавшая принимать характер насилий и захватов. В отношении Донского войска, дававшего тон всем остальным, – Временное правительство сочло себя вынужденным обнародовать 7 апреля воззвание, в котором – подтверждая, что «права казаков на землю, как они сложились исторически, остаются неприкосновенными», вместе с тем обещало и иногороднему населению, «владение которого на землю также имеет за собою историческое право», что оно будет удовлетворено в возможной мере Учредительным собранием. Этот земельный ребус, затуманивший самое больное место казачьих чаяний, был недвусмысленно разъяснен, в половине мая, министром земледелия Черновым (на Всероссийском крестьянском съезде), который заявил, что казаки имеют большие земельные наделы, и теперь им придется поступиться частью своих земель.

189

В Донской области 48 % крестьян и 46 % казаков.

В казачьих областях, между тем, шла кипучая работа в сфере самоопределения и самоуправления; печать приносила сведения неясные, сбивчивые; никто еще не слышал голоса всего казачества. Понятно поэтому то всеообщее внимание, которое сосредоточено было на собравшемся в начале июня в Петрограде Всероссийском казачьем съезде.

Казаки, учтя всю сложность своего положения, отдали дань и революции и государственности и собственным своим нуждам: ведь вопрос об угодьях самый жизненный, и сделали приятный жест по адресу Совета.

Съезд единодушно сказал:

Россия должна быть неделимой демократической республикой, с широким местным самоуправлением.

Всемерная поддержка Временному правительству, но обращается его внимание на необходимость борьбы против анархистов, большевиков и интернационалистов, и на принятие решительных мер против их пропаганды.

Неприкосновенность казачьего уклада. Но после войны – несение службы на общих основаниях.

Оставление в неотъемлемую, и неприкосновенную собственность, каждого казачьего войска, его земель и угодий со всеми недрами.

Труднее было с вопросом об отношении к Совету. Но и здесь съезд нашел выход: после обмена приветствиями, и взаимного кооптирования делегаций, после вскользь оброненной председателем фразы, что «казачество пойдет по одному пути с Советом», после неответственной речи на съезде советов терского делегата, что казачество считает Совет «истинным хозяином земли русской», – вопрос об отношении к Совету, поставленный на повестку последнего заседания, «за недостатком времени» был снят. Казачий съезд закрылся, оставив в Петрограде «Совет союза казачьих войск».