Крушение

— Да ведь мы давно сделались домоседами. Стоит Хем куда-нибудь пойти, как у нее начинаются головные боли.

— Зачем меня обвинять, отец? — откликнулась Хем. — Ведь ты сам не хочешь никуда меня брать.

Хемнолини, наперекор себе, усиленно стремилась показать, что горе не сломило ее и она живо интересуется всем окружающим.

— Завтра состоится лекция, отец. Почему бы тебе с Хемнолини не пойти на нее? — проговорил Джогендро.

Оннода-бабу знал, что Хемнолини не любит и боится сутолоки шумных собраний, поэтому не ответил и вопросительно посмотрел на дочь. Но на этот раз Хем с неожиданным воодушевлением воскликнула:

— Лекция? А кто будет читать ее?

— Доктор Нолинакха, — ответил Джогендро.

— Нолинакха? — переспросил Оннода-бабу.

— Он замечательный оратор, — продолжал Джогендро. — К тому же, слушая историю его жизни, можно только поражаться. Какая самоотверженность! Какая твердость характера! Такие люди редко встречаются!

Между тем двумя часами раньше Джогендро не было известно о Нолинакхе ничего, кроме смутных слухов.

— Вот и хорошо! Пойдем послушать его, отец, — живо проговорила Хемнолини.

Оннода-бабу не поверил в энтузиазм дочери, но тем не менее был доволен.

«Если Хем, пусть даже вопреки своему желанию, станет бывать в обществе, — думал он, — может быть, она скорее успокоится. Общение с людьми — лучшее лекарство от всех печалей».

— Хорошо, Джоген, — обратился он к сыну, — завтра мы приедем на эту лекцию. Но расскажи нам, что ты знаешь о Нолинакхе. Люди разное о нем говорят.

Джогендро начал с того, что гневно обрушился на всех, кто много болтает:

— Те, для кого религия просто мода, убеждены, что всевышний произвел их на свет специально для того, чтобы они несправедливо обвиняли и порочили ближних. В мире не сыщешь более гнусных сплетников, чем те, кто промышляет религией, — говорил он, воспламеняясь все более и более.

— Правильно, Джоген, правильно, — повторял все время Оннода-бабу, чтобы умерить горячность сына. — У тех, кто осуждает недостатки и ошибки ближнего, ум становится ограниченным, характер подозрительным, а сердце черствеет.

— Ты имеешь в виду меня, отец? — спросил Джогендро. — Но во мне мало благочестия, я могу и выругать и похвалить, а когда надо, — и кулаками решить дело.

— Что ты, Джоген, — взволнованно воскликнул Оннода-бабу, — ты с ума сошел! Откуда ты взял, что я говорю о тебе? Я ведь тебя хорошо знаю!

Тогда Джогендро подробно рассказал о Нолинакхе, превознося его до небес.

— Ради счастья матери он пожертвовал своими собственными склонностями и поселился в Бенаресе, поэтому-то многие готовы позлословить на его счет. Но я именно за это и уважаю Нолинакху. А ты что скажешь, Хем?

— Вполне с тобой согласна.

— Я был уверен, что Хем одобрит его поступки. Я прекрасно знаю, что она сама была бы рада пойти на жертвы ради счастья отца! — Оннода-бабу с нежной и ласковой улыбкой взглянул на дочь. Хемнолини смущенно покраснела и потупилась.

Глава сорок первая

Вечер еще не наступил, когда Оннода-бабу и Хемнолини вернулись с лекции домой.

— Да, сегодня я получил большое удовольствие, — проговорил Оннода-бабу, усевшись пить чай. Больше он не проронил ни слова и глубоко задумался.

Он даже не заметил, что сразу после чая Хемнолини тихо поднялась и покинула комнату.

Нолинакха, который произнес речь сегодня на собрании, казался удивительно юным и красивым. Лицо его еще сохранило свежий румянец подростка, и в то же время от всего внутреннего облика юноши веяло глубокой мудростью.

Темой его речи были «утраты». Он говорил о том, что, если человек не испытал утраты, значит он ничем и не владел. Истинное приобретение — не то, что дается нам без труда; только то и становится сокровищем нашего сердца, что получаем мы ценой лишений. Мирское богатство может на глазах у нас превратиться в прах, и человек, который теряет его, несчастен: но в самой утрате для него заключается возможность получить нечто большее.

Если мы, лишаясь чего-нибудь, можем склонить голову и, сложив руки, смиренно сказать: этот дар — дар самоотречения, дар печали и слез моих, — тогда преходящее станет вечным, а то, что было для нас обычным, будет предметом поклонения и навеки сохранится в сокровищнице храма нашего сердца.

Его речь потрясла Хемнолини. Девушка неподвижно сидела на крыше под звездным небом. Сегодня ей казалось, что душа ее полна, а небо и весь мир вокруг обрели смысл.

Ёозвращаясь с лекции, Джогендро заметил:

— Ну и хорошего же ты отыскал жениха, Окхой, нечего сказать! Это какой-то аскет! Я и половины не понял из того, что он говорил.

— Нужно прописывать лекарство в соответствии с болезнью. Хемнолини в восхищении от ума Ромеша. Этот аскет тоже умен, иначе он не смог бы поставить в тупик таких людей, как мы. Ты заметил выражение лица Хем, когда он говорил?

— Еще бы! Конечно! Ясно, речь ей понравилась. Но ведь это вовсе еще не говорит о том, что ее легко будет обручить с оратором.

— Ты думаешь, ей понравилась бы эта лекция, прочитай ее кто-нибудь из нас? Ты разве не знаешь, Джоген, что женщин особенно влечет к аскетам. Калидаса [43] даже описал в поэме, как из-за одного аскета Ума сама стала отшельницей [44] . Я тебе говорю, какого бы жениха ты ни представлял Хемнолини, она всегда будет сравнивать его с Ромешем, а такое сравнение мало кто выдержит. Нолинакха же не такой, как все, ей и в голову не придет кого-то сравнивать с ним. Стоит тебе привести к Хемнолини какого-нибудь юнца, она сразу разгадает твои намерения и воспротивится этому всем сердцем. Но если ты под каким-либо благовидным предлогом сможешь привести сюда Нолинакху, никаких подозрений у Хемнолини не возникнет. А там от простого уважения до обмена гирляндами — один шаг.

43

Калидаса (V в. н. э.) — выдающийся индийский поэт и драматург, писал на санскрите, его основные произведения: поэма «Облако-вестник», драмы «Сакунтала», «Малявика и Агнимитра» и ДР.

44

Здесь имеется в виду эпическая поэма Калидасы — «Кумара-самбхава» («Рождение бога войны»).

— Хитрости мне никогда не удаются, гораздо легче сказать все сразу. Но что ни говори, не нравится мне все-таки этот жених!

— Послушай меня, Джоген! Одной своей настойчивостью ты ничего не добьешься. Все обстоятельства никогда не складываются благоприятно. Как бы то ни было, я не знаю, чем еще можно изгнать из сердца Хемнолини память о Ромеше. Не воображай, что ты добьешься этого силой. А вот если последуешь моему совету, может все и уладится.

— Дело в том, что Нолинакха мне непонятен, а я побаиваюсь иметь дело с такого рода людьми. Как бы нам не попасть из огня да в полымя!