Крушение

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда Наталья взбежала наверх, на крутизну берега, и огляделась вокруг, сердце захолонуло от страха: глазам ее предстало печальное и грубое нагромождение железа, камня и дерева, такое нагромождение, что будто какая–то чудовищная сила поднимала город и трясла его, трясла до тех пор, пока не вывернула все внутренности и не превратила все в мертвый лом, в камни, лишенные былой правильности и красоты. Теперь и не понять, то ли потолочина вон провисла, оголив перекрученные и горелые железные балки и витки прутьев, то ли был так обезображен пол или рухнувшая часть стены. Окна казались вовсе не окнами — в стенах зияли огромные рваные проемы. В одном месте чудом уцелел сверху донизу как есть дымоход — стены и весь дом рухнул, а дымоход держался, высоко уткнувшись кверху трубою, из которой шел дым. Обратив на это внимание, Наталья не могла понять, почему шел дым: может, кто топил печь или здание было развалено совсем недавно, так что еще горели его внутренности.

По этим развалинам, по нагромождению опаленного камня и горелого железа пройти было почти невозможно, и Наталья, не лишенная кое–какого понятия о войне, удивилась, как же могут вместиться в такой каменной тесноте разрушенного города дивизии, корпуса и целые армии, как могут двигаться и поворачиваться танки, разумеется, не один, а много танков. Теснота была чудовищная: развалины домов громоздились друг на друга, былого представления об улицах уже нельзя себе составить, так как рухнувшие стены загородили пешеходные и проезжие участки, вдобавок на том месте, где некогда проходила улица или переулок, теперь змеились по земле траншеи и окопы.

Теснота стояла и в воздухе — что–то скрипело и постанывало, слышались подземные толчки. И все горело, все стреляло, все торопилось взаимно друг друга уничтожить.

Наталья до того перепугалась, что почувствовала себя жалкой, потерянной и беззащитной, и хотела заплакать, не зная, куда идти и где укрыться от этого ада.

Из–под низа кто–то дернул ее за ногу с такой небрежной силой, что она вскрикнула от боли и упала в окоп.

— Какого беса маячишь? — сказал тяжелый голос.

Наталья встала и начала потирать зашибленное колено.

— Ребята, кого я вижу? — сказал тот же голос. — Кажись, к Нам прибыл солдат в юбке.

— А тебе какое дело? — обиженно тянула Наталья, отряхиваясь. — Да еще обзываешь…

— Извиняемся. Да только за вас и пекусь. Стукнет по башке — поминай как звали.

— Ну, а тебе–то что? — не отступала Наталья и, взглянув прямо ему в лицо, ужаснулась, какой же он рыжий!

— Чего такая мокрая? — вдруг спросил солдат, увидев на ней набухшую от воды гимнастерку.

— Купалась.

— Хорошенькое занятие в октябре–то. Хвост не жалко прищемить!

— Попробуй–ка! — и Наталья заносчиво провела рукою под носом, — Скажи лучше, где тут сборный пункт?

— Какой сборный пункт?

— Ну, раненые ждут отправки?

— Это вон туда надо, — показал солдат на развалины с уцелевшей передней стеной. — -Давайте я вас провожу?

— Сопровождайте! — подавая ему согнутую в локте руку, сказала Наталья.

— Не–ет, тут ползком… Тут вмиг пристукнет, только покажись…

И они поползли. Солдат проворно и ловко двигался впереди, а Наталья, пыхтя и сразу поотстав, — сзади: мешала узкая юбка, да и непривычно было ползти.

Пока одолевали двести метров, Наталья не раз просила передохнуть, чувствовала, как жжет ссадина на коленке.

— Не война — одно наказание!

Доползли наконец. У разрушенной каменной ограды Наталья замедлила движение, огляделась; этот дом поразил ее своей живучестью — он был так иссечен, продырявлен, искромсан, обшарпан, подкопан, оббит и разворочен, что, казалось, качни его, и упадет, но дом был прочной каменной кладки и, наверное, выдержал осаду многих дней и разной силы удары. Во всяком случае, передняя стена еще держалась.

Внутри здания увидели поломанную мебель, вспоротые матрацы и подушки, из которых выползали перья, колотую посуду, груды щебня и битый кирпич. На нижнем этаже был отвален передний угол, и потолок свисал тяжелым пластом. Сквозь эту щель в стене проглядывалось низкое, затянутое дымами небо.

Вдоль стен на полу вплотную лежали раненые. Остановись в дверях, Наталья услышала стоны, кто–то в углу мучительно охал, а другой то и дело вскрикивал, будто прижигали его чем–то раскаленным. Но вот и раненые увидели Наталью, и какое–то преображение произошло с ними: одни прекратили стонать, другие, завидев ее, умолкли, сжав зубы и перемогая этим боль, а некоторые, до того лежавшие, стали вдруг подниматься и умащиваться вдоль стены.

— Сестра, — заговорил один. — Помоги моему соседу, изойдет же кровью.

— Ходатай мне нашелся! Потерплю… Я двужильный.

— Чего же хныкал и все прощался с жизнью?

— Так, между прочим…

Наталья опять пожалела, что утопила в реке сумку с медикаментами. Выручил солдат, приведший ее.

— У меня в противогазной сумке полно бинтов, — сказал он.

— Запасливый… Ранений боялся?

— Не-е, — протянул солдат. — Скрутишь и заместо веревки шли.

— У нас тут санитара убило, — сказал раненый, — А его сумка в углу лежит. Там, наверное, всего хватает.

И действительно, в сумке были бинты и вата, йод, пробирки со спиртом — все, что необходимо для оказания первой помощи при ранении. Наталья очень обрадовалась, найдя эту спасительную сумку, принялась сразу перевязывать раны.

И злилась на себя, на раненых.

— Почему не уходишь в санбат? Вот ты? — указывала на бойца с забинтованной левой рукою.

Тот щерился во все лицо.

— А куда уходить? Из города не велено…

— Но ты же ранен? Гангрена случится. Понимаешь?

— С такой раной жить можно. Глаза есть? Есть. И голова тоже на плечах, — ответил он, через силу скаля зубы. — Было бы хуже без головы–то… А так еще повоюю, пока гангрена ваша случится.

— А ты? Неужели убеждать надо… Да как можешь терпеть с перебитой ногой? — вскрикнула Наталья, подойдя к маленькому бойцу, сидящему на полу.

Он поднял голову, глядел на нее прямо и долго. Наталья подивилась, какие у него жгучие глаза.

— Терпи не терпи, а нужда заставит. Город ведь… — со стоном в голосе проговорил маленький боец, остановив на лице Натальи замутненный от раны и усталости взгляд.

— Какой же из вас защитник, мальчишка совсем, да и нога… — погоревала Наталья и уже сердито добавила: — Вот я сейчас силой вас уволоку. — Она попросила приведшего ее сюда рыжелицего солдата помочь, взялась было сзади за плечи, но маленький боец сердито зашипел:

— Сестра, не балуй. Драться буду!

— Ух, какой прыткий! — захохотала Наталья. — Единственное с кем дрался, так небось с воробьями. И то, видать, терпел от них лютую обиду.

— Отчепись, говорю! Можешь совсем руки лишиться, — пригрозил боец, изловчился и укусил ее.

Наталья слегка вскрикнула и начала потешно махать в воздухе укушенным пальцем.

— Сама–то уходи отсюда по добру, — уже рассудительно проговорил маленький боец. — Начнется заваруха, и нам же отвечать за тебя.