Крушение
Шрифт:
Я взяла те небольшие сбережения, которые у меня были, забронировала билет на поезд и комнату в «Холидей Инн», решила съездить и повидать маму.
Надо отдать должное тем людям, которые постарались сделать дом престарелых по-настоящему праздничным, но сам вид пожилых людей, ковыряющих вилками в жалких пудингах, а также медсестры в костюмах снеговиков (с суднами в руках) – все это заставляло скорее грустить, чем радоваться. У мамы был период просветления, она за все четыре часа ни разу не сбилась, но вместо того, чтобы мне чувствовать себя довольной, я чувствовала, как разрывается мое сердце. Мама плакала, прося забрать ее отсюда домой, говорила, как сильно она скучает
– Свою жизнь я уже прожила, – сказала она, – и мне не жаль прожитого, я была верна себе. Пора тебе сделать то же самое. Я рада, что ты нашла свою любовь и работу, которая приносит счастье, Сьюзан. Мы с отцом всегда хотели, чтобы ты, в первую очередь, была счастлива.
Я так скучала по Джеймсу! Больше всего на свете мне хотелось вернуться в отель, и чтобы там вдруг оказался он, тепло обнял меня, провел рукой по волосам и сказал, что с моей мамой все будет хорошо. Но… но вместо этого я смотрела «Жизнь прекрасна» в холле с мамой и несколькими другими местными старушками и старичками, на глаза наворачивались слезы.
На День благодарения я сходила на могилу к отцу, положила на нее цветы. Сердце сжалось от того, что могила вся заросла травой, о ней никто не заботился, – до того, как заболеть, мама навещала ее раз в неделю. Мне пришлось прополоть, где могла, руками, а где не могла – поработать секатором, который одолжила у местного работника. Удалось ровно постричь траву. Все время, пока я стригла и полола, я разговаривала с отцом. Просила его приглядывать сверху за мамой, когда я не могла этого сделать, говорила, как мы обе его любим, а когда сказала, что мне никто, кроме него, не нужен, чтобы вел меня под венец, то расплакалась.
Вчера я вернулась домой и обнаружила на автоответчике послание – какие-то явно ужасные люди сообщали, что из-за проблем с доставкой не смогут привезти нашу новую кровать в течение еще нескольких дней, то есть привезут они ее уже после Нового года. Но дело в том, что мы с Джеймсом уже успели выбросить мою прежнюю кровать и матрас до Рождества, так что 28 декабря, когда Джеймс пришел ко мне с подарками, мы расположились прямо на полу на скромных одеялах.
Утром я встала сделать кофе и завтрак, а Джеймс просматривал мои журналы и перебирал пластинки. Он заметил мой антикварный столик, на котором стояла швейная машинка. Столик был из стопроцентного дуба, очень красивый. Джеймс провел пальцем по полировке.
– Откуда он у тебя? – спросил он.
– Родители подарили на мое двадцатиоднолетие.
– Мило.
Джеймс двигался вдоль стены, ведя рукой по контурам мебели, которая у меня была.
– А эта вещица? – Джеймс указал на мой письменный стол.
– Купила на блошином рынке. Стоил всего 30 футов…
– Мило.
От того, как он вел пальцами по дереву, я почему-то холодела. Если бы он открыл ящик стола, он нашел бы…
– А это что? – он взял мягкую игрушку, кролика, за ухо и потряс. – Ты никогда у меня не принимала в подарок такие мягкие игрушки.
– М-м-м… это подарила мне Хеллс.
– Подруга подарила тебе мягкую игрушку?!
Щеки у меня запылали, а лицо свела судорога.
– Как-то необычно, – продолжал Джеймс, – а это точно не подарок какого-нибудь бывшего парня?
– Конечно, нет, – я постаралась, чтобы ответ звучал легко, – Хеллс подарила мне его в шутку. Она звала меня Кроликом, когда мы вместе работали, потому что…. Потому что… я не могла усидеть на месте. Я все время суетилась и куда-то спешила.
– Кроликом? Тебя? – Джеймс от удивления приподнял бровь.
– Ага.
Дело в том, что причину и само прозвище я изложила правдиво, но вот подарила мне его не Хеллс, и прозвище дала не она. Это был Натан. Я привязалась к этой маленькой игрушке, пока мы с ним были вместе, и оставила ее себе, впрочем, как и несколько других вещей, после того как мы расстались.
– А почему ты так вспотела, Сьюзи-Сью? – Джеймс шагнул ко мне, кролик болтался у него в руке, растягиваясь под собственным весом. – Ты ведь не врешь мне, нет?
– Нет, конечно! – Я смахнула капли пота с бровей. – Все дело в… яйцах. – Я кивнула в сторону кастрюльки, в которой варились яйца. – Они кипят как сумасшедшие.
Мой голос звучал странно, на верхних нотах, я сама себя едва узнавала. Я нагнулась, чтобы проверить, как там жарится бекон, но на самом деле я хотела избежать взгляда Джеймса, но тут он схватил меня за запястье, прижал к себе, вжимаясь своим членом в мои ягодицы.
– Ты меня напугал, – я отложила лопатку и, все еще обхваченная руками Джеймса, выложила бекон и яйца на две тарелки.
– А ты пугаешь меня, – прошептал Джеймс на ухо, – потому что иногда мне интересно, насколько на самом деле ты в меня влюблена.
– Не глупи, – мне в уши ударила кровь, – ты же знаешь, Джеймс, как сильно я тебя люблю.
– Правда? Потому что мне будет очень больно, если я выясню, что ты мне врешь, Сьюзи. Если ты втайне хранишь любовные подарки от твоих бывших парней, в то время как ты прекрасно знаешь, что это причиняет мне боль.
Я потянулась за кетчупом.
– Этого кролика мне подарила Хеллс, я тебе сказала правду.
– И она это подтвердит, если мы ей сейчас позвоним и спросим, так?
Подтвердит? Подыграет ли Хеллс, если Джеймс действительно ей позвонит? Она догадается? Можно ли как-то ухитриться позвонить ей до того, как позвонит Джеймс? А что, если она не станет, просто не станет со мной разговаривать?
– Разумеется, она подтвердит, позвони прямо сейчас, если хочешь, – я кивнула в сторону телефона в другой части комнаты, в отчаянии надеясь, что мой блеф не раскроют.
Джеймс громко рассмеялся.
– Стал бы я с этой скучной коровой разговаривать о плюшевом медвежонке! – Джеймс развернул меня к себе так, чтобы оказаться лицом к лицу, прижал кролика к моей щеке. – У тебя ведь нет привязанности к этой дурацкой игрушке, нет?
Я согласно кивнула.
– Прекрасно, – сказал Джеймс и подбросил игрушку в воздух. Кролик полетел через комнату, вылетел из открытого окна и упал куда-то на дорогу.