Крутая дамочка или Нежнее чем польская панна
Шрифт:
– Мама, а можно я задам тебе вопрос… ну… нескромный что ли…
– Нескромный? – засмеялась Аля.
– Мам, Тошка сказала, что дядя Лева в тебя втрескался.
– Господи помилуй! – перепугалась Аля.
– И ты в него, по-моему, тоже.
– Тебе это Тошка сказала?
– Нет, это я сама вычислила.
– Ерунда это все… Да, он мне нравится, но он же папин брат, он приятный человек, обаятельный… Но ничего такого нет и быть не может, у него жена…
– Ну и что? У дяди Вити тоже жена была… И еще дети. А у дяди Левы детей вроде нет. А жена жутко противная…
– Тася,
– Мам, ну он же старый, у него морщин сколько…
– Морщины не имеют значения.
– Он старше тебя на двадцать лет…
– Тася, оставь меня в покое, между нами ничего нет и, повторяю, быть не может. Все. Спи. Мне завтра на работу.
– Мама! Я у Пун дички плеер забыла! Ой, как же я без него? – горестно воскликнула Таська.
– Позвони ей завтра и забери, в чем проблема?
– Тошка! Тошка, ты дома? Где ты? – закричала Тася, едва войдя на участок. – Тошка!
– Не ори, – выглянула из беседки Тошка. – Ой, что с тобой? Чего так поздно приехала? Что-то стряслось?
– Ага, стряслось, – перешла на драматический шепот Таська. – Еще как стряслось… Ой, Тошка, если б ты знала… Какое счастье, что ты у меня есть, Тошенька, зачем ты уезжаешь, Тошечка, миленькая…
– Тась, ты чего? Втрескалась?
– Ага. Ой, а как ты догадалась?
– Раньше это называлось «потерять голову». Сразу видно, ты тут, а голова… Говори, кто?
– Даже сказать страшно.
– Говори сейчас же!
– Ты не поверишь! – Ну?
– Воздвиженский.
– Какой Воздвиженский?
– Андрей Воздвиженский.
– Андрей Воздвиженский… Кто это? Ой, певец? Ученик Пунди?
– Да. Представляешь?
– Тоже мне невидаль… Да в него, небось, полмира влюблено.
– Про полмира не знаю… Но он такой…
– Успокойся, Таська. Пройдет.
– Не пройдет, – трагическим тоном произнесла Таська.
– Все проходит, еще царь Соломон говорил, а он был умный еврей.
– Кто еврей?
– Царь Соломон.
– Тошка, чего ты мне мозги пудришь? При чем тут царь Соломон?
– Ой, тяжелый случай… Ладно, расскажи по порядку!
– Про что?
– Ты его где видела? По телеку?
– Фиг тебе! У Пунди.
– Живьем?
– Ага! Он такой…
– Ну да, он классный… Но где он, а где ты… Ему сколько лет?
– Тридцать один.
– Ну в принципе, если ты лет через… шесть прославишься, он будет еще не старый, тогда у тебя появится шанс. Вот вообрази… Тебя, как восходящую звезду пригласят петь… Татьяну в «Онегине», а он будет Онегиным… И услышит тебя и втюрится…
– Зачем шесть лет ждать? Он уже…
– Что?
– Втюрился, – испуганным шепотом сообщила Таська.
– Как? – оторопела Тошка.
– Вот так… Представляешь, Пундичка нас познакомила и сказала, что я внучка Горчакова, что у меня голос… А он попросил спеть. Я говорю: Матильда Наумовна не разрешает, а она: ничего, мол, при мне можно, и велела спеть. Понимаешь, я тогда не знала еще кто он такой, то есть он мне понравился, даже очень, хоть и старый…
– С ума спятила?
Какой же он старый?– Неважно, – отмахнулась Таська, – короче, я спела, смотрю, он весь прямо сияет, просит еще спеть…
– А что ты пела-то?
– «Красный сарафан» и «Ночь светла»… Матильда мне, конечно, всякие замечания делала, а он… Глаз с меня не сводит и вдруг говорит: Матильда Наумовна, дорогая вы моя, у этой девочки, да в ваших руках, большое будущее… И я надеюсь, что когда-нибудь мы с ней будем петь в Ла Скала!
– Ни фига себе!
– Я сама ошизела просто…
– А Пундя что?
– Она на него напустилась, конечно, мол, не надо такие авансы девочке давать, ей еще придется вкалывать сколько лет, и думать о таких вещах рано, а он мне подмигнул и говорит – если бы вы сами в свое время не пророчили мне мировую карьеру, я бы, может, занимался с куда меньшим энтузиазмом. Талант надо поощрять…
– Это все, конечно, здорово, можно даже сказать супер-пупер-здорово, но с чего ты взяла, что он в тебя втюрился?
– А как насчет того, что он мне свидание на завтра назначил?
– Врешь?
Вот те крест! Пригласил меня завтра с ним пообедать в ресторане… Взял у меня телефон… Это, по-твоему, что означает? И еще довез меня до вокзала и посадил на электричку. Это как?
– Да, Таська, ой, а он это все при Пунде?
– С ума сошла? При ней он только предложил довезти меня до метро.
– Ни фига себе… Ой, а что теперь делать-то?
– Идти на свидание. Что ж еще?
– Ты только никому не говори.
– С ума сошла. Разве можно? Я вот все голову ломаю, под каким предлогом завтра в Москву мотануть?
– Ноу проблем! Я завтра еду в город, вещи собирать, может, что-то докупить придется, у меня нога вроде выросла… Поедешь со мной, а в шесть Даниил Аркадьич меня заберет после эфира. У вас во сколько обед?
– В два.
– А где?
– Он подхватит меня у консерватории. Знаешь, какая у него крутая тачка! Я в них не разбираюсь, но там все кожаное, коричневое, и пахнет так…
– Ой, а вдруг он с тобой переспать захочет?
– Не думаю…
– Почему это?
Так Пундя сказала ему, что мне еще шестнадцати нет… Побоится.
– С первого раза, конечно, побоится. У него есть жена?
– Откуда я знаю! Кольца, во всяком случае, я не заметила.
– Тась, ты не подумай, что завидую или что-то еще, но ведь это погано…
– Что погано?
– Ну вся эта история…
– Почему?
– Потому что когда влюбляешься, ни о чем уже думать не можешь, а тебе надо думать…
– Нет, Тошка, вот если бы я влюбилась, например, в автогонщика, да, это было бы плохо, а он же певец, с мировым именем, и мне кровь из носу надо до него тянуться… Это, Тошка, знаешь какой стимул офигительный!
– Может, ты и права. А вот скажи… Ты к нему… тянешься только из-за того, что он это он? Или вообще?
Тася на мгновение задумалась.
– Вообще, – сказала она шепотом. – Когда на вокзале он взял меня за руку, вот тут, у локтя, со мной такое сделалось…
– Что? Трусы намокли, да?