Крутые мужики на дороге не валяются

— Я ни цента не потрачу на этого негодяя! Умереть в постели проститутки! Верх несуразности! Что же мне делать? Скажи, что мне делать?

Она снова наливает себе виски, и я следую ее примеру. Я в растерянности. Что можно посоветовать одинокой женщине, в распоряжение которой только что поступил прах бывшего мужа, угодившего в крематорий прямиком из борделя?

— У вас нет какого-нибудь фамильного склепа, где его можно было бы втихую захоронить? Места понадобится немного…

Бонни качает головой.

— К тому же, — говорит она, — это все равно не решает проблему. Он хотел, чтобы его прах был развеян над морем, и, если я не исполню это предписание, мне придется иметь дело с его адвокатом. А может, еще и судиться с матерью и сестрой! Слава богу, что он не попросил меня читать молитвы и привести на церемонию симфонический оркестр в полном составе! Господи, ну что же делать? Что мне делать?

Она опускается на колени рядом с коробкой и склоняется над ней, с трудом сохраняя равновесие и кипя от негодования. Юбка у нее задралась, колготки поползли.

— А свидетели? Где я ему найду пятерых свидетелей? Друзей я попросить не могу… Что они подумают? А моя репутация? И шарики «Крискис»? Боже мой, аппетитные шарики «Крискис»! Только бы никто не узнал! Поклянись, что никому не расскажешь! Никому. Надо мной все будут потешаться. Поклянись!

Я вытягиваю руку и торжественно клянусь. Бонни проверяет, не скрестила ли я пальцы за спиной, на мгновение успокаивается и начинает стенать с новой силой:

— За что мне это? Где это видано, чтобы порядочная женщина получила в наследство оскверненные останки бывшего мужа? Я лично о таком никогда не слышала. И что мы в результате имеем? Дело за полночь, а у нас на руках бывший труп.

— И такой компактный, — отмечаю я, поглядывая на коробку. — Как все-таки мало места мы занимаем в этом мире!

— Это не совсем так, — уточняет педантичная Бонни. — Пепел — это одно, а живая плоть — совсем другое.

Я вспоминаю папочку в огромном гробу, его воскресный костюм, парадные ботинки, четки, заботливо вложенные меж скрещенных рук. Дыра на кладбище Сен-Крепен у подножия гор тоже показалась мне огромной, два на два метра, не меньше. Четверо местных жителей несли гроб, который под звуки скаутского гимна был опущен в землю. Светило солнце. Тото крепко сжимал мою руку. Из-за этой дурацкой песни на глазах у него выступили слезы. «Ужас, — бормотал он, — они специально ее поют, чтобы мы заревели…» Я перестала плакать, растроганная красотой сельского кладбища, торжественной песни и всего происходящего. В эту минуту я была почти готова опуститься на коврик рядом с Иовом и вручить Господу свою душу.

— Он был высокий?

— Да, высокий, сильный. А глаза! Глаза ягуара, который пришел напиться к горному ручью! Зеленые с золотой каемкой! Он был красивый… Боже мой! Как я его любила! Я безумно его любила! Чуть не рехнулась, когда он ушел!

Нос у Бонни блестит, веки красные, тушь черными ручьями льется вдоль щек. Она тихонько сопит над своим стаканом и выглядит совершенно потерянной.

— Ты бы предпочла, чтобы тебя кремировали или похоронили целиком? — спрашиваю я.

— Я об этом как-то не думала.

А я думала, но сделать правильный выбор так и не смогла. Обсудить эту проблему с Бонни было бы сейчас весьма кстати. Так редко доводится поговорить с кем-нибудь о смерти, просто так, за стаканом виски. Люди стремятся не затрагивать эту тему. Они так мало об этом думают, словно считают себя бессмертными.

— И все-таки что бы ты предпочла?

— Я что, обязана ответить на этот вопрос немедленно, сию минуту? Нашла время спрашивать! Для тебя нет ничего святого!

— Иногда я думаю, что лучше быть кремированной. Тогда уж наверняка будешь знать, что умерла, и не проснешься в одиночестве, когда последние почести уже отданы… Говорят, многие люди просыпаются в гробах и барабанят в крышку, требуя выпустить их. Представляешь? Потом они медленно умирают от удушья, в страшных муках, заходятся в крике, но все бесполезно: никто и никогда не услышит их голоса сквозь многие тонны земли… Вместо воздуха — углекислый газ…

Бонни смотрит на меня в крайнем раздражении.

— Ты так хочешь поделиться со мной своими мыслями, что не можешь остановиться.

Она права. Я действительно веду себя бестактно. Просто вид этой коробочки странно на меня действует. Все-таки гроб — нечто более человеческое, уютное и понятное. Конечно, в гробу так оперативно не истлеешь, но результат все равно один: рано или поздно от человека остается кучка пепла. Но какова роль червей? Едят ли они пепел? Я не решаюсь задать этот вопрос Бонни Мэйлер, боюсь, что она опять грохнется в обморок.

— Знаешь, — говорю я, желая загладить свою вину, — все-таки ему досталась прекрасная смерть. Многие мечтают умереть в минуту высшего наслаждения, но не каждому это удается.

Я с опозданием понимаю, что мне не следовало об этом упоминать, потому что ситуация сразу выходит из-под контроля. До Бонни доходит, что свой последний оргазм Рональд испытал с другой! Раньше она видела перед собой лишь жалкую, крошечную кучку пепла в холодной металлической коробке, которую можно безнаказанно оскорблять и проклинать, лелея собственное горе. Но стоило мне произнести роковые слова, и словно злой дух вырвался из коробки, потрясая гигантским эрегированным членом, налитым кровью и спермой. Представив себе эту картину, Бонни окончательно слетает с тормозов. Мне остается лишь отстранение наблюдать за ней и ждать, что будет дальше.

А дальше происходит нечто невообразимое.

Бонни вскакивает, хватает пластиковую упаковку, пытается вытащить оттуда коробку с пеплом, дергает за кольцо, надрывается, извивается, тянет изо всех сил, грязно ругается, ломает ноготь, еще более грязно ругается, посылает ко всем чертям крематорщика, выбравшего такой тугой пакет, проклинает адвоката, имевшего наглость выслать счет, не выразив соболезнований, зажимает пакет между коленями, снова тянет, дергает за кольцо, орет, задыхается, надсадно вскрикивает при каждом движении и наконец резким толчком, едва не вывихнув плечо, высвобождает коробку и мчится в ванную.

Напуганная, я следую за ней.

Что она станет делать с прахом покойного мужа? Высыплет в прозрачную баночку, чтобы ежедневно созерцать во время чистки зубов? Подмешает в кремы и дважды в день будет втирать в кожу, чтобы они постепенно проникали в самое сердце?

Как это романтично!

А может быть, Бонни водрузит урну на бортик ванны и будет разговаривать с душой покойного, погружаясь в ароматную пену? Наконец-то любимый супруг станет ей достойным и надежным другом, которому можно без утайки поверять самые сокровенные мысли.