Крылатая пантера

Полковник с поднятыми бровями десять секунд глядел на валютчика. Лёг грудью на стол, прищурился, негромко прокомментировал:

— Я ценю юмор. Но не такой плоский.

Блондин пожал плечами.

— Это ваше дело. Вы спросили – я ответил.

— Не морочьте мне голову! – Дубина встал из–за стола, прошелся и снова сел. Стал задумчиво глядеть на писателя. Тот потушил сигарету и спросил:

— Ну а вы, Дубина. Чего хотите вы?

— Как это понимать – чего я хочу?

— Да так и понимайте. Вы хотите, чтобы Киев не взорвался?

— Что за вопрос идиота!

— Спасибо за комплимент. И я, наверное, не хочу. Но есть такие вещи, которые происходят сами по себе. Этот взрыв трансцендентен.

— Чего?

— Он может быть, может и не быть, а может уже был. Ясности тут нет никакой.

— Вы меня этим не удивили. Я знаю ход вашей мысли, читал ваши книжечки. И ваш отвлекающий маневр с Муссолини не собьёт меня с толку. Плевал я на Гаагу и ООН. Я сейчас зажму вам яйца в тиски, и вы мне всё расскажите.

— А если я ничего не знаю?

— Узнаете.

— Ну, это уже заказ.

Дубина снова вполз в ячейку спокойствия и с добродушной улыбкой хорошего полицейского сказал:

— Ну, давайте же жить дружно. Я не хочу делать неприятные вещи. Их и так кругом полно. А вы меня начинаете провоцировать. Не берите грех на душу.

— Я не сторонник теизма.

— Чего?

— Я безгрешен.

— Во–во. Вспоминаю итальянца. Он дал исчерпывающую информацию о складе вашего характера.

— Молодец. Выдерживает алгоритм.

— Чего?

— У Муссолини характер его прадеда. Ведь верно, полковник? Хорроший макаронник получился! Прямо подолянин, чёрт его дери. А в общем–то, – оживился писатель, – в нашей беседе гораздо больше реализма, чем абстракции. Ещё старикан Шопенгауэр говорил, что объект есть субъект. И наоборот. – Собеседник пытливо посмотрел на Дубину как на экспонат и спросил с мягкой улыбкой: – Как вы, полковник, относитесь к идее платонических идей?

— Чего?

— Если появилась ваша идея, идея полковника Дубины, то вы существуете на самом деле.

— Да я–то в этом не сомневаюсь, – подозрительно глядя на собеседника, ответил глава Сопротивления. – Муссолини был очень прав, придя а аналитическому выводу относительно вас.

— Не буду спорить, все мы ходим вокруг него кругами. Кто ближе, кто дальше. От ума, я имею в виду. Но давайте ближе к делу, если вы уж сами не в состоянии работать. Ваши люди держали оборону Киево–Могилянской академии?

— С чего вы это взяли? – с удивлённым видом молвил полковник.

— Не валяйте дурака. Так вот, я вам задам наводящий вопрос: как они туда попали? Ну?.. Ну?.. Ну, полковник... Уже теплее... Работайте головой, а не дубиной...

— Откуда у вас эта информация? – мрачно спросил допрашивающий. – Впрочем, хорошо. Я вас понял. Проникнуть в секретный подземный лабиринт мы не смогли. Академия в тройном кольце охраны, а в тоннеле метрополитена кодовый замок оказался перекодированным, или вышел из строя. Маринин, наш боец и информатор, сказал, что во времена Брежнева использовали одноразовые коды. Мать его матери имела эту информацию.

— Да, бабка Маринина была агент КГБ.

— Откуда вы знаете?

— Да оттуда же, откуда и всё остальное.

Дубина вытер пот и неуверенно посмотрел на собеседника. Сказал слегка изменившимся тоном:

— Я вижу, вы в курсе таких вещей, которые выводят нас на объединение беседы в плане... кхм.. результативного резюме.

— Резюме? А проще можно? Вы хотите сказать, что мы можем договориться?

— Да.

— Дубина, так и говорите, как думаете. Не кидайте в родной русский язык всякие помоечные словечки. Они нужны только в соответствующей атмосфере. Сейчас не та атмосфера. Мы ведь говорим от души?

— Конечно!

— Ну вот, этим всё и сказано. – Блондин откинулся на стуле и сунул руки в карманы. Сказал: – Хорошо, простите за отвлечённую болтовню. Вы просили помочь – я помогаю. Слушайте.

Дубина весь вытянулся над столом в сторону писателя и оттопырил уши.

— Но только не ждите чудес. К Ликвидатору я лично не имею никакого отношения, но... Но. Но я ставлю вас в режим автопилота. Далее – по тексту. Куда нелёгкая вынесет. Ликвидатор на автопилоте давно, поэтому у вас и не получается состыковка. Но что–то он улетел чёрте куда на автоматическом управлении. Вдогонку ему отправляетесь вы. Вот так, полковник. Теперь успокойтесь. Все проблемы будут решаться вашей головой. – Писатель улыбнулся. – Вот и всё!

— Тьфу, чёрт, – откинулся назад в кресло Дубина. – Вы опять намекаете на то, что Объект находиться в подземелье под Киево–Могилянской академией?

— Возможно, возможно... Но ведь времени совсем мало и поглядите, что твориться в городе! Как будто это и не Киев, а Багдад. Знаете, я вам вот что скажу. Проконсультируйтесь с Муссолини, он почти подолянин по складу ума. Этот макаронник в состоянии отбросить феномен перцепции и ликвидировать трансцензус.

— Вы же сами советовали не использовать помоечные слова.

— Да, простите. Но всё равно уже сказал. Итак, найдите Муссолини, полковник. Немедленно. Он, скорее всего, пьёт сейчас пиво где–то на Крещатике.

— Пиво? Сейчас? Вы и, правда, сумасшедший.

— В том–то и весь нюанс. Муссолини имеет те же склонности, что и я. Делайте так, как вам советуют. А я тоже пошел пить пиво. Прощайте. А может до свидания? Впрочем, управление теперь в ваших руках.

— Послушай, Скорцени. Как ты думаешь, что должна ощущать и как себя вести кукла, тряпичный клоун, игрушка, которую дёргают за верёвочку, она машет руками и ногами, что–то там пляшет и даже, вроде бы, разговаривает – думает, что живёт, а на самом деле это жизнь хозяина, который её создал. А?