Крылатая сотня. Сборник рассказов

— А что, на твоей долбаной станице свет клином сошёлся?! — заорал в ответ алексеевец. — В моём Ростове вообще оккупанты! Я не знаю, что с моими! А тебе твоих увести дают!

— Если бы можно было окружённым забросить боеприпасы! — казачий полковник-терец обеими руками стиснул на груди камуфляж. — Они бы на прорыв пошли, мы бы фронт восстановили… а? — он посмотрел на майора-вертолётчика. Тот покачал головой:

— Не поднимутся машины. И так одна уже валяется у реки. Валяет их.

— Были бы тут наши планеры… — терец оборвал сам себя. — Давай, уводи людей, брат, — печально сказал он Шевырёву. — А мы тут их немного задержим…

— Йих! — Шевырёв бросил наземь кубанку. — Ну милые! Ну летуны! Ну попробуйте!

— Атаман, мы не поднимемся, — покачал головой вертолётчик. — Я не за себя боюсь. И не за своих людей. Просто — не поднимемся.

— Дядя Иван, — услышал я.

Мы все молчали, сидели, как суслики у норок и слушали — с ужасом, до нас начинал доходить смысл всей сегодняшней суеты и этого разговора конкретно. Поэтому голос Кольки заставил нас вздрогнуть.

— Чего тебе? — огрызнулся Шевырёв. Колька подошёл к офицерам, прикрывая лицо рукой от ветра. Потом он опустил руку… и я осознал, что встаю, и все кругом встают — молча, не сговариваясь. У Кольки было такое лицо… в общем, тут ничего не сказать.

— Дядя Иван… атаман… — Колька выпрямился. — У нас есть восемь… девять парапланов. На ходу. Можем забросить окружённым полтонны боеприпасов за один заход.

— Иди отсюда… — начал Шевырёв, замахиваясь нагайкой, но вдруг опустил руку. Лицо его стало таким, что кто-то из наших хихикнул — истерически, но хихикнул. — Что у вас есть?!

— Дядя Иван, — Колька сглотнул. Ветер забивал его волосы и глаза песком. — Давайте скорей. Мы можем вылететь прямо сейчас. Полтонны боеприпасов за один раз. Мы долетим, мы летаем под ветер… тренировались…

— На парапланах вы столько не забросите, — сказал алексеевец.

— Пошли посмотрим, но быстро надо. — сказал Колька. И умоляюще добавил: — Поверьте же, ну?!

* * *

— А почему вы их называете парапланами? — спросил надсотник.

— А что это? — спросил Колька. — Мы всегда их так называли. До войны ещё, в клубе.

Мы стояли в нашем ангаре. Стены тряслись от порывов урагана, и с этим ураганом летел звук канонады.

— Мотопланеры, — сказал майор-вертолётчик. — Это может пройти. Честное слово, может.

— Посадим наших… — начал терец. Но Колька крикнул:

— Да как вы не понимаете!!! Это минус восемьдесят килограмм боеприпасов!!! Ну решайте же… взрослые!!!

— Как же вы полетите… — впервые за все эти недели я видел Шевырёва растерянным. — Вы же дети… а если…

— А если турки сюда придут?! — крикнул кто-то. И наши вразнобой закричали:

— Не первый раз!

— Мы не дети!

— Мы что, не казаки?!

— Это наша земля!

— Скорее давайте!

— Дядя Игорь!

— Мы сможем!

Мужчины растерянно озирались. Потом вертолётчик сказал:

— Пацаны… У меня в Архангельске такой же… я не знаю, чего с ним… Но как же вы… А если собьют?!

— А если младших перережут?! — крикнул вдруг я. — Лететь надо, а не трепаться!

— Я ж не отмолюсь, — голос Шевырёва дрожал. — Я ж не отмолюсь…

— А мы за тебя попросим, атаман, — тихо сказал Колька. Он опять стоял перед мужчинами — прямой и совсем не взрослый, я сейчас видел, что не взрослый…

И всё-таки он стоял так, что становилось ясно: за ним — высшая правда и правота.

— Грузимся, — сказал алексеевец. — Сейчас будут наши с боеприпасами.

— Берите больше "мух"! — крикнул терец.

И всё сразу завертелось и закружилось — каруселью. Как всегда бывает, если решение принято — и обратного пути нет.

А мне сразу стало легче.

* * *

Мы взлетали по двое, с промежутком в несколько секунд между машинами и в полминуты между парами. Ветер тянул машины в сторону ещё на полосе; груз, уложенный в моих ногах и на боковых подвесках, тут был даже плюсом — потяжелее… Наш "Ставрик" нёс два десятка "мух", два десятка гранат РГ-42 с нашего же консервного завода и сколько-то цинков с патронами к автоматам и ПКМ. Мы были затарены в перегруз. Если честно, я думал, что не оторвёмся — движок выл и даже скулил.

А когда мы оторвались… Честное слово, если бы я знал, как это будет — я бы вцепился во взлётку пальцами, зубами и вообще корни пустил. Нас рвануло в сторону и, как мне показалось, перевернуло. "П…ц, — подумал я, без наигрыша, — мама, прощай… только бы сразу головой об землю… и чтоб шлем не спас, а то буду жить инвалидом…"

— Бляяяяяааааа!!! — услышал я вой Витьки, пронзительный и жуткий. И понял, что мы летим более-менее ровно, а штаны у меня сырые.

Я обдулся. Но в тот момент меня это ничуть не занимало.

Я не мог понять, управляет Витька машиной — или нет. Двигатель был вырублен, но мы летели не меньше чем за сто. Что-то мелькнуло слева и справа — и только когда это мелькнувшее унеслось назад, я сообразил — мы пролетели между двумя танками!!!

— Витька, земля!!! — заорал я в переговорник. Плечи и голова Витьки над спинкой сиденья изобразили что-то типа: "НА Х…Й!!!" Я заткнулся.

Тонко свистнуло, дёрнуло машину, зажужжало. Металл рядом с моей правой ногой вспучился, как асфальт, через который прорастает деревце. Потом был удар в шлем — как будто палкой. В левому глазу взорвалось, и я несколько секунд им ничего не видел, но испугаться не успел — зрение вернулось.

Внизу среди вихрей, поломанных деревьев, взрытой земли, каких-то обломков и огня дрались люди. Кто чем. Как в кино (давно у меня не возникало этого сравнения). Дальше — около разваленного дома — возле растянутого брезента махали руками несколько человек, стоял танк…

— Колька, бросай, сука-а! — Витька закрутил шлемом.

— У-у-у-у-у!!! — взвыл я, не зная, почему, разрывая сцепы груза. Ногами выпихнул ящики из-под ног, надрывая живот и бедра. Нас бросило куда-то в сторону, опять перевернуло… Шарах! Теперь точно перевернуло, кубарем. Господи, пусть сразу, чем такой ужас… не полечу, второй раз — ни за что не полечу!!! Я не хочу! Я жить хочу!

Снизу снова ударило в броню. Так, что нас подбросило. Я плакал и в голос ругался матом.

Мы летели обратно…

…Починенный мотор на "Не дрищи!" вышел из строя на обратном пути. Параплан (ёлки-палки, как же он всё же называется?!) грохнуло оземь рядом с полосой. Андрюшку выбросило наружу — без сознания, со сломанными лопнувшим ремнём рёбрами, головой в ангар… Олежка Гурзо тут же пересел на "Воина небес" вместо Женьки Битцева, которому винтовочная пуля попала в правый бок и вышла через грудь — прилетел он уже без сознания, в сиденье натекла кровь, как в тазик. Олег смахнул эту страшную лужу рукой — и они взлетели вторично как раз перед нами…