Крылатое счастье. Дилогия
Шрифт:
Он ещё подождал, уже не так терпеливо. Забрал у меня из рук бумаги, посмотрел, удовлетворённо кивнул, вернул мне на колени, одеялом вязаным укрытые, и снова выжидающе на меня посмотрел.
Я на всякий случай тоже ещё раз взглянула на символы, не поняла совершенно ничего, подняла взгляд на духа.
– Да ты издеваешься, – решил он в итоге.
– Даже не начинала, – призналась искренне.
И бумаги у меня снова забрали, чтобы, разместив уже у себя на коленях, начать выразительное и немного торопливое чтение:
– Священное писание, датированное в ночь седьмого февраля семисот
Даже отвечать не стала. Посидела, мрачно обдумывая всё, что услышала, в итоге пришла к выводу:
– Бред какой-то. Что ещё за надежда в наследнике древних кровей?
Дух этого дома снова вышел из образа благоговейности, возмущенно посмотрел на меня и психанул:
– Да откуда я знаю? Если ты не заметила, я, как и ты, всё это время сидел здесь.
Какие мы нервные.
Переложив подушку повыше, откинулась на неё спиной, задумчиво посмотрела на полупрозрачного старичка, подумала и, медленно проговаривая слова, сказала:
– Не факт, что это обо мне. Вряд ли я… скажем так, единственный гость из другого мира.
– Нет, – обрадовал Топтон, – до тебя были другие.
– И что с ними случились? – Заинтересовалась я.
– Выживших не осталось, – честно сообщили мне.
Хочу домой. Опустив голову, посмотрела на сидящего на руке печального дракончика и с надеждой спросила:
– Может, ну его, этого наследника? Пошли домой, а?
Печали в золотых глазах стало на порядок больше. А ещё в них была вина, и, в общем, всё и без слов понятно.
Тяжёлый вздох я сдержать не смогла.
– Что там в остальных пророчествах?
Всё было нерадостно. Вот вообще. У тех, кто их придумывал, была явно совершенно нездоровая психика, потому что все, вообще каждое из пророчеств обещало муки, страшные муки и очень страшные муки. И, насколько я поняла, ничего из этого не сбылось бы, если бы не сбылось самое первое, в котором у наследника рода Арганар просыпается надежда. Только непонятно, какая вообще надежда, о чём она и где до этого пряталась.
Если честно, мне вообще мало чего понятно было.
– Хочу домой, – стонала я уже вслух, прижимая колени к груди.
– Раньше думать надо было, – жестко осадил меня дух, спрыгивая на пол, оставив папку на краю кровати. – Если бы ты сразу отдала Арганару Арх-Аира…
Он замолчал, не договорив, потому что молчаливый дракончик на моей руке печально покачал головой.
Он ничего не сказал, но тут и так всё ясно.
– Ничего не изменилось бы? – Догадалась я.
Его виноватый взгляд, который он тут же отвёл, и Арх-Аир, не прощаясь, уполз вверх по руке.
Проводив его задумчивым взглядом, Топтон потёр свою длинную бороду, недовольно цокнул языком и развернулся к двери, бросив через плечо:
– Ничего не делай. Нужно подумать и решить, как быть.
Дух ушёл, забрав с собой дымку со стекла и искорки со стен.
Посидев ещё немного, я воровато спрятала бумаги под одеяло, убрала постель, взяла из шкафа полотенце,
щётку и новую одежду и пошла вниз.Следующие дни слились в одно бесконечное пятно. Мы копали… вечность, наверно. Мы постоянно копали. У меня на это не было уже ни сил, ни желания, но мы всё равно копали.
Выкапывание древних находок, скрытых от нас где-то там, глубоко-глубоко, чередовалось с завтраками и обедами, от которых меня с каждым днём воротило всё сильнее и сильнее. Не знаю, как такое возможно, но вместо привыкания к местной кухни во мне развивалась её жуткая непереваримость.
Ещё одним разочарованием стал сон. С каждым днём я спала всё хуже и хуже, вздрагивала от каждого шороха, открывала глаза и напряжённо всматривалась в пустоту тёмной комнаты, а потом снова с трудом проваливалась в состояние полудрёмы.
В итоге я не высыпалась, ела совсем мало и из-за этого ходила вялая, недовольная и откровенно пошатывающаяся. Но всё равно копала, да.
Потом Топтон стал спать со мной. Не буквально, нет, он просто сидел на откуда-то появившемся столе, просматривал всё новые и новые бумаги, которые я даже не знаю, откуда у него появлялись, и всё это так спокойно и невозмутимо, потому что стекло неизменно было закрыто от драконов чёрной дымкой. Даже не знаю, почему они до сих пор ничего не заприметили.
А когда я просыпалась в слезах и холодном поту, дух дома просто неодобрительно качал головой и вручал мне большую кружку с чем-то тёплым, очень сладким и травяным – очень вкусно, без этого странного привкуса, что был у всей еды и воды. И я успокаивалась и могла поспать хотя бы несколько часов.
Так прошла неделя, вторая… я уже ни на что не надеялась, мне просто хотелось домой. К несчастью, моё единственное желание пока что исполниться не могло никак.
А потом одним ранним утром меня разбудил Топтон, что было на него совсем не похоже – дух наоборот старался сделать всё, лишь бы я поспала побольше.
– Мёртвое море умирает, – дрожащим от тревоги голосом сказал дух.
И остатки сонливости мгновенно пропали. Резко сев прямо на постели, я в ужасе посмотрела на Топтона – он с не меньшим ужасом в ответ на меня.
– Пророчество, – прошептала я непослушными губами, чувствуя, как ледяной ужас скользит вдоль позвоночника.
Второе из восьми пророчеств, что уже начали приходить в исполнение… Меня просто затрясло от этой мысли. Затрясло от всего этого.
Вскочив с кровати, подбежала к столу, отрыла нужные бумаги, дрожащими руками передала их духу, потому что сама всё ещё ничегошеньки не понимала, и напряжённо замерла, ожидая его слов.
– Когда великий наследник прознает про тайну страшную, когда дитя чужих богов потеряет веру всякую, встанет всё на места свои, и мёртвое умрёт, и должное жить оживёт.
Мне плохо. Мне очень-очень плохо. Настолько, что сердце забилось раза в три быстрее, а дыхание сбилось и теперь рваными обрывками скользило сквозь приоткрытые губы…
– Что будем делать? – Попытка выглядеть невозмутимо позорно провалилась, сметённая чистым искренним ужасом, который я сейчас испытывала.
Посмотрев на меня, дух вполне серьёзно предложил: